— Мальчик. Перспективный.
— Р-руслан!
— Вы знакомы. Его зовут Максим.
— Сразу нет, — отшатнулась девушка.
Руки невольно покрылись зябкими мурашками, а из памяти на мгновение выплыло ЭТО. Волна паники хлестнула из глубин души, смешивая причины и доводы, оставляя желание бежать и прятаться.
Десять лет назад, она не первый раз выходила на ночной промысел. Не первый год. И там, в этом скорбном стаже, о котором не знал никто и не узнает никогда, было выкристаллизовавшееся на страхе и интуиции понимание, взлелеянное умение, не раз спасшее жизнь маленькой девочке, а затем — девушке, женщине. Умение, которое позволяло определить опасность человека — и не важно как он выглядел, простым ли забулдыгой в потрепанном плаще… под которым могли быть погоны и оружие. Или стариком с плохонькой тросточкой… ручка которой легко выскальзывала вместе с трехгранным клинком — оружием «хозяев» ночной гильдии. Все тело пробирало страхом — от легкого мандража, до крупной дрожи, стоило вставить опасную личность в криминальные планы. Позже она научилась преодолевать это чувство, доказывая себе с помощью скальпеля и ланцета, что перед ей всего лишь мясо, закрепленное на костях…
Маленький милый мальчик, так невозмутимо взявший ее под руку, казался таковым ровно до той секунды, как она, от удивления такой шустростью, привычно попыталась применить свое умение к нему. Из комнаты Максим выводил ее, безвольную от первобытного ужаса, немую от страха, с мольбой цепляющуюся за удивленные взгляды остальных. ОН шутил — она смеялась, потому что ОН хотел, чтобы она смеялась, и так было БЕЗОПАСНО. ОН вел — и она безропотно распахивала перед ним режимные, запароленные двери закрытого крыла. И сбежала, как только появилась такая возможность — сначала в другую часть здания, а потом на самый край страны. От одной мысли, что ЕГО можно тронуть, хотелось обнять колени и взвыть от безнадежности. Даже с Князем она не испытывала таких чувств, хотя, казалось бы, боялась больше всего на свете… И сейчас ее пытаются к нему вернуть.
Они просто не знают, кого опять подобрали с улицы. Этот вид не поддается дрессировке.
— Света? — обеспокоенно спросил Руслан и потянулся, чтобы придержать девушку за плечи.
С визгом схлопнулся воздух, рождая Воздушную Линзу на его пути, решетом хлестнула кирпичная кладка под мощью материализовавшейся стихии, возжелавшей занять ее место.
Руслан хладнокровно глянул на куски ржаво-красной шрапнели, плывшей в киселе индивидуального щита и снял защиту.
— Светлана, я жду решения.
Но три года и свобода — пробился сквозь панику манящий приз. Всего три года… Он пока юн и неопасен. Не знает, зачем нужны девушки. Не знает своих возможностей. И ведь совсем не обязательно желать ему зла? Стать подругой… Нет! Нет! НЕТ! Три года — и убежать. Свобода… Новые документы… Свобода…
— Я согласна, — убрав щит и огладив платье, через мгновение Светлана выглядела невозмутимо царственно, вложив в ответ солидную толику одолжения и сомнений.
Руслан намек понял и предпочел не спрашивать крутившийся на языке вопрос «что это было?». А Светлана в качестве благодарности не стала торговаться. Так бывает у людей, знающих друг друга десять лет — для вопросов и ответов не нужны слова.
— А та кафешка, она еще работает? — Понимающе кивнув, спросил Руслан, вновь надев маску жизнерадостного школьного завуча.
— Ага. Даже название такое же.
— Сходим? — заинтересовался мужчина, предлагая руку спутнице.
— Хорошо, но на этот раз плачу я. Долги надо отдавать, — улыбнулась она.
— О-о! Тогда я требую ту самую тройную порцию пюре, как у тебя!
— И четыре котлеты!
— А знаешь, вы сработаетесь, — умильно тронул Руслан пальцем краешек глаза.
Светлана загадочно улыбнулась и быстрым шагом первой вышла из комнаты.
Глава 7
— Это наш человек, все об этом знают. — громко прозвучало утверждение, призывая в свидетели деревья с пожелтевшей листвой и безлюдный пригорок.
В лицах, упрямо нахмуренных, в их угрожающе сведенных лопатках и выдвинутых вперед плечах, тянущих за собой ткань хорошо пошитых черных костюмов, читалась уверенность подтвердить свои слова — другими словами, сказанными еще громче, а если не хватит и их, то силой и жестокостью.
— Я не заключал такого соглашения. — лениво, с тщательно скрытой усмешкой прозвучал ответ.
Острые стрелки бежевых брюк насмешливо исказились от расслабленного движения левой руки, чуть оставившей в сторону гнутое оголовье позолоченной трости.
— Это было до тебя! — взял слово второй из двух нахмуренных парней.
— Но теперь я здесь. — свободная рука небрежно обозначила полукруг. — И со мной вы не договаривались.
— А мы с тобой договариваться и не должны! Мы договорились с ним! — резкий указующий жест на высококлассного специалиста, наблюдавшего за происходившим безмолвно и безропотно, через массивную оправу очков, прижимая к груди объемистый чехол.
— Ты им что-то должен? — конец трости указало на специалиста.
Тот замешкался, но затем отрицательно мотнул головой.
— Он вам ничего не должен, — последовала светлая улыбка. — Так не пора ли вам удалиться?
— Да не важно, что он там думает! — Гаркнули новый аргумент, демонстративно потирая кулаки.
— Важно то, что думаю я. — Трость заняла место перед ним, и на нее легли обе ладони. — Теперь это мой человек, и с ним буду работать только я.
— Да ты кто такой! — Дернулся вперед первый, посчитав, что время слов прошло.
Трость резко выстрелила нападавшему по мениску, тут же была перехвачена посередине и резко притянула врага за шею, поймав ее дугой ручки.
— Стоять! — другая рука взлетела в останавливающем жесте в сторону ринувшегося вперед второго соперника.
Но в прозвучавшей команде оказалось достаточно воли, чтобы тот замер, словно наткнувшись на стену, и с запоздавшим испугом посмотрел на товарища, стоящего на коленках и под неудобным углом смотревшего снизу вверх.
— Я тот, кто решает здесь все, — с холодной жестокостью был дан ответ. — Даже то, как ты будешь дышать.
— Да пошел ты! — Дернулся пленник трости, пытаясь взмахнуть рукой, но тут же скривился от боли в шее.
— Вдох, выдох, вдох, выдох, — спокойный тон озвучивал движение кадыка.
Парень ожесточенно задышал, пытаясь сбить тон, но куда там — слова коротки, не запоздать, не сбиться. Тогда он решил проявить волю и не позволил новому выдоху свершиться, с вызовом глядя на соперника, озвучившему новый приказ. Прошла минута, и он побурел кожей. Еще тридцать секунд, и с шипением выпустил остатки прошлого вдоха.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
