Она лежала на своей широкой, застеленной шелковым бельем кровати, и перед глазами стояла кипящая в бассейне вода, покрытая клочьями розовой пены. Вот только когда сам увидишь, что такое настоящее рабство, начинаешь понимать, через что прошла цивилизация Земли. И вспомнила, как читала о том, что у некоторых римлян в поместье имелись бассейны, в которых жили голодные хищные мурены. Их кормили рабами, бросая несчастных в бассейн за какие-то совершенно незначительные прегрешения. Тогда Настя подумала о том, что скорее всего это брехня — ведь раб стоит денег, так зачем его уничтожать без всякого смысла? И только сейчас поняла — смысл есть всегда. Даже в таком мерзком деле. Если у человека денег столько, что он не может их потратить и за тысячу лет, и если у него имеются садистские наклонности — так почему бы и не развлечься подобным образом? Деньги ведь с собой в могилу не заберешь. Вон как Калигула развлекался — целые плавучие города строил на озерах, и устраивал там невероятные, безумные оргии, тратя не просто сумасшедшие, а вообще космические деньги на свои прихоти. Будто знал, что ему долго не править, и жизнь его скоро оборвется. Впрочем, может и догадывался. Любой правитель-маньяк в глубине души знает, что дни его сочтены, и скоро он отправится в путешествие, возврата из которого нет.
А еще Настя поняла, что жить ей осталось всего ничего — дни, может быть недели. И единственное чего хотела, это чтобы смерть была быстрой и не такой страшной, как у той девчонки. Хотя какая ей разница, что станется с телом после ее смерти? Как говорила Меррель — тело всего лишь сосуд для души, и в посмертии она получит новый «сосуд». Все-таки хорошо быть верующим — так легче жить. И умирать. Наверное, вера придумана вот для таких людей, которые плохо живут и надеются, что в посмертии жить им будет гораздо лучше.
Это был последний вечер, когда она спала на шелковых простынях, и у нее ничего не болело. Утром Настя проснулась с уверенностью, что это последний день в ее жизни. Совсем последний. И как ни странно, это ее почему-то не волновало. Глухая тоска сменилась решимостью, а в голове выкристаллизовался простой, как мычание коровы план. И когда в ее покоях появился Сирус, Настя была готова этот план исполнить. Ее здесь больше ничего не держало.
— Ты готова? Я могу позволить тебе ублажить меня? — усмехнулся Сирус, и Настя опустившись на колени, склонилась перед ним:
— Господин, я готова постараться. Только я неопытная, я девственница, научи меня всему!
Сирус задумался, и на лице его мелькнуло сомнение. Или разочарование, как ни странно. Похоже, что он ожидал совсем другой прием — слезы, угрозы покончить с собой, и все такое прочее. Но не этакую покорность. Но через несколько секунд обдумывания он оглядел Настю со всех сторон (а она так и стояла на коленях) и приказал:
— Разденься, совсем.
А когда Настя сбросила с себя «сарафан», расстегнул штаны и подошел к ней, держа свое хозяйство наперевес:
— Возьми, поглубже. Если сделаешь больно — я тебя убью.
Хорошо, что он это сказал. Настя вздохнула, аккуратно взяла мужчину за мягкий, упругий мешочек правой рукой, а левой заправила его член себе в рот. — как можно глубже. А потом сжала челюсти и вонзив ногти в нежную кожу, со всей силы рванула мошонку!
Ее сильная, тренированная рука с острыми ногтями, которые поддерживал в чистоте и порядке личный цирюльник Сируса практически оторвала ему яички — прежде, чем импульс ошейника парализовал ее мышцы. Она сделала все так, чтобы когда ее парализует, рука Насти продолжала давить вниз, и это получилось. Фактически она кастрировала мужчину и порвала сосуды, обеспечивающие снабжение гениталий. Настя читала, что в паху сходятся крупные сосуды, наполняющие член кровью и заставляющие его подниматься. Теперь она их разорвала, и кровотечение было таким сильным, что кровь текла буквально ручьем.
А еще — когда ошейник парализовал мышцы Насти, челюсти ее были сжаты так, что острые белые зубы если и не перекусили тело члена насовсем, то наглухо его сжали, и после парализации так и остались на месте не имея возможности разжаться и освободить свою добычу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сирус завопил во всю глотку, испытывая невероятную, нестерпимую боль — мало что сравнится с болью от ушибленных гениталий, а если их так вообще оторвать… Он потерял сознание и свалился на пол, а Настя лежала у него между ног в луже крови, и когда в комнату вбежали охранники Сируса, дежурившие за дверями спальни, они вначале не могли понять — что собственно тут произошло. А когда разобрались — так и не смогли освободить хозяина из живого капкана рабыни.
Послали за магами. Прибежали сразу двое — оба лекари, и стали колдовать над поверженным господином. И первое, что сделали — остановили кровь. А больше ничего сделать не смогли. Ибо раскрыть рот Насти мог только сам хозяин рабыни — ошейник подчинялся только ему, и никто не мог отменить поданную им команду. А хозяин лежал без сознания.
Настя тем временем уже потеряла сознание от боли, потому что кроме парализации, угасающее сознание Сируса подало болевой импульс, и боль была такой интенсивности, что мозг Насти предпочел отключить своего хозяина и ввести его в спасительное беспамятство.
Сируса на всякий случай погрузили в сон, и стали решать — что же дальше делать, как освободить его член из зубов проклятой девки. Первое предложение было (от охранников) — отрезать ей башку, разрезать челюстные мышцы и сухожилия, и наконец-то достать драгоценный предмет. От этой идеи с отказались, так как никто не захотел быть тем человеком, который отрежет голову рабыне, купленной за семьдесят тысяч золотых. Пусть сам хозяин делает с ней что угодно — это его право. А оказаться с бассейне со злобными рыбами за то, что испортил его рабыню — пусть кто-то другой будет этим идиотом.
Тогда остался один способ — член Сируса уже практически не существовал, так что если его отрезать, оставив в зубах рабыни ее добычу, то ничего страшного не случится: член ему отрастят примерно за сутки, как и все остальное, приличествующее нормальному здоровому органу. Для того есть два сильных мага, специальные снадобья, ускоряющие процесс, и…никаких проблем вообще не будет. Станет как новенький, или даже еще лучше. Ну а девка пусть валяется в параличе — подохнет она, или нет, это уже дело богов. Если выдержит сутки этой боли — значит проживет до тех пор, пока хозяин ее не казнит. Или пока не продаст кому-нибудь еще. Все согласились, что теперь если кто-нибудь и засунет ей в рот свой член, то лишь под угрозой страшной расправы, ибо от этой проклятой волчицы можно ожидать чего угодно. Не девка, а какой-то безумный зверь.
Так и оставили ее валяться в луже крови, с отрезанным членом, зажатым у нее в зубах.
Господина вылечили за двое суток, и все это время ему пришлось лежать без сознания, иначе бы он не выдержал процедуры по отращиванию своего хозяйства. А когда он очнулся, и ему рассказали о том, что произошло — вначале велел казнить всех, кто был хоть как-то причастен к этой истории, начиная с охранников, которые не уберегли его от нападения, и заканчивая магами, которые не смогли освободить его член из зубов мерзкой рабыни.
Но потом сменил гнев на милость, и заявил, что если хоть кто-то из них скажет где-то хоть полслова о том, что рабыня откусила ему член, он не просто их убьет, страшно убьет, он еще и уничтожит всю их родню, всех друзей, даже всех животных, которые живут в их домах. И все поклялись, что никому не скажут ни слова.
А потом Сирус пошел к мятежной рабыне, и был уверен, что она уже мертва. А когда обнаружил, что Настя еще дышит, снял паралич, и приказал поднять ее на столб для казни нерадивых рабов. Столб стоял на обычном месте для наказаний, и пустовал довольно-таки редко. На него, на высоту двух ростов, на перекладину — ставили наказуемого, связав его руки за столбом, за спиной, и так он стоял несколько часов, или несколько суток — в зависимости от того, что хотел сделать хозяин, убить нерадивого слугу, или всего лишь слегка наказать.
