Ладно, этого греха не было, хотя что греховного в сексе — Настя никогда не понимала. Если мужчины и женщины сделаны так, что их тянет друг к другу — так в чем тут грех? Если бог сделал их разными и заставил плодиться и размножаться — так все претензии к богу! Его создания вышли такими, какими он захотел их сделать! И не надо бла-бла про свободу выбора. Нет никакой свободы выбора. Все предопределено.
Что там еще из грехов? Гордость? Настя гордилась своей семьей, своими папой и мамой. Собой — нет. Девчонка, как девчонка. Отличница? Так это не редкость. Спортсменка? Чемпионки из нее не вышло. Играет на гитаре и поет? Так не Кабалье, и не победительница музыкальных конкурсов. Ну…стихи немного сочиняет — так все девчонки это делают, пишут свои глупенькие вирши в дневник. Чем гордиться? И еще так, чтобы это было сочтено за грех!
Что там еще осталось? Одноклассников не унижала и не обижала. Со всеми дружелюбная, и ровная в отношениях. В политику не ударялась — это дело взрослых, им виднее кого «на трон» выпихивать. Ее дело — учиться, строить карьеру, и потом выйти замуж за хорошего человека. Двое детей, мальчик и девочка, красивый, ласковый муж, дом в Подмосковье, КИА «Спортейдж» — беленький, полноприводный — ибо снег иногда выпадает. Вот она, программа минимум! Ну и где, где тут грех?!
А вот с чем она была полностью согласна с этим фантастом, так это в том, что выражение: «Если бог тебя любит, он посылает тебе испытания» — не вызывает ничего кроме гнева и отвращения. Ну с какого хрена она, Настя, должна быть под прицелом такой вот яростной любви? Она знала кучу откровенных подонков, которым вообще жить не надо! То и дело в новостях мелькало о каких-нибудь мерзавцах, которые кинули людей, оставили без средств к существованию, прихватизировали предприятие. И живут себе, радуются жизни! А хорошие люди мрут, как мухи! От ковида, от рака, просто в дурацкой катастрофе с пьяным водителем-мажором. ЭТО справедливо?! Их не любит бог, ага…ну просто-таки ненавидит! А потому они живут хорошо. Так что тогда лучше? Любовь Создателя, или его ненависть?
Вот Настя. Она ничего плохого не сделала, но ее выкинуло в мир, населенный подонками, в мир, в котором женщина даже не может распоряжаться имуществом, унаследованным после смерти отца или мужа! Да, да — считается, что женщина изначально глупа, что ей нельзя доверять имущество, что ее должен направить по верному пути какой-нибудь мужчина. Брат, сын — да кто угодно. И на Земле такое было. Только это совсем не утешает.
Страха не было. Была только боль и ожидание — на какое время ее хватит? Первые дни она еще держалась, даже сумела оплевать негодяя, что стоило ей большой платы. Ее высекли так, что кровь текла по ногам ручейками. А потом вылечили. И лечение было не менее болезненным, чем пытки. Оказалось, что если человека лечить быстро, не заботясь о том, что он чувствует — это такая же пытка, как если бы его резали ножом без наркоза. Мгновенно заживающие раны отдают, выплескивают всю свою накопленную боль, и обычно больных перед лечением усыпляют, чтобы они не чувствовали, что с ними делают. Сирус это все запретил. Настю лечили без анестезии, привязав к столу, и хозяин поместья смотрел, как она корчится и кричит, не в силах удержать в себе свои страдания.
Потом Настю кормили, если ЭТО можно назвать кормежкой. Скорее — заправкой автомобиля, который без горючего просто не поедет. В глотку ей вливали подобие густого супа, в котором угадывались какие-то травы, кусочки мяса, крупы, и все, что можно было сюда накидать. Настя заставляла себя не думать о том, что именно она ест. И не слышать то, что ей говорит Сирус. Потому что он сам Сатана, а как известно — Сатана есть отец лжи, и ни одному его слову нельзя верить. Живот Насти раздувался от «съеденного», как барабан, и тогда ее снова «лечили» — строили из этой пищи ее тело, восстанавливая до прежнего состояния, до того, как с нее слетела кожа, сожженная солнцем, и выпарилась вода, вышедшая с кровью и мочой.
К ночи она была прежней Настей — прежней телесно, но не душевно. Душа ее была изорвана в клочья, и все, что в ней осталось — это ненависть и желание мстить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она пыталась нападать на своих тюремщиков, которые все время находились рядом с ней. Но скоро убедилась, что против тренированных, сытых парней, вооруженных дубинками и мешочками с песком, она ровно ничего не значит. Даже если и возвышается над ними больше чем на голову. Все, что она знала о драках, Настя почерпнула из фильмов и фантастических книг. Теоретически она знала — куда ударить, чем ударить и как ударить, но на практике этого никогда не применяла, а что значат знания без практики? Пшик. Бесполезный груз знаний, и более ничего.
Ночь она спала на кровати, на шелковых простынях, чтобы утром ее снова накачали «супом», и вывесили на столб. Настя знала, для чего ее лечат и позволяют спать в человеческих условиях. Если у тебя есть альтернатива — ползать перед господином, унижаться, вылизывая ему грязные пятки и вонючий зад, и за то получить нормальную еду и шелковые простыни — есть шанс, что ты все-таки сдашься. Зная, что если не станешь пресмыкаться, тебя ждет бесконечная, нестерпимая боль, унижения, мухи с острыми кусачими хоботками, кнут палача и камни, которые летят в твое тело.
Да, камни — Сирус придумал новое развлечение. Он приказал привести толпу рабов, начиная с малых детей и заканчивая пожилыми, тертыми жизнью невольниками, и те бросали в Настю камни, стараясь попасть ей в особо чувствительные места. Только в голову было запрещено бросать — мучитель не хотел, чтобы Настя раньше времени умерла с проломленным черепом. И когда рабы бросали в нее камнями, стараясь изо всех сил попасть ей в живот и ниже, Сирус ухмыляясь говорил: «Видишь, ты их защищала, а они ведь не люди! Это животные! Они сделают все, что я им скажу! Скажу — они тебя выпотрошат и намотают твои кишки тебе же на шею! Или будут трахать толпой, пока не затрахают до смерти! И ты отказалась их наказывать? Рискнула для этого своей жизнью?! Дура, самая настоящая дура!»
Как-то Сирус привел своих детей и жен. Две моложавые женщины, и пятеро детей, начиная с десяти лет, и заканчивая красоткой Настиного возраста. Они смеялись, разглядывая Настю, тыкали палкой ей в грудь и в живот. А мальчишка лет десяти кинул камень ей в лицо и едва не выбил глаз — рассек бровь до самой кости. Сирус его слегка пожурил, мол, преступница не должна так просто уйти из жизни. И ни у кого из них даже мысли не возникло о том, что делают что-то неправильное. Антигуманное. Нечеловеческое.
И опять же в тумане полубреда Настя вспоминала, что подобное существовало на Земле. И медный бык изобретателя Фаларида, который первый испытал это устройство для казни — его самого поместили в полого медного быка и развели под быком огонь. И Молох, в которого бросали живых младенцев. И особо изощренные китайские пытки, перед которыми меркло все то зверство, которое придумано человечеством. Так чем эти люди отличаются от землян? Черти, самые настоящие черти! И все-таки был прав фантаст — И Земля, И Мир — это Ад для человеческих душ.
Как ни странно, слова Меррель о том, чтобы Настя научилась отстранять от себя боль — ей все-таки пригодились. Не сразу, но пригодились. Уже в полубреду, распухшая от укусов навозных мух и москитов, Настя вдруг поняла, что должна делать, и выпустила из себя душу. Воспарила над своим изувеченным телом — свободная и вольная, как ветер.
Она бы ушла совсем, но ее смерть вовремя заметили дежурившие рядом охранники. Прибежал лекарь, Настю сняли со столба и запустили ее сердце. И душу Насти как магнитом притянуло назад. Но теперь она умела выходить из себя и возвращаться обратно. Как бы Настя ни старалась — больше насовсем улететь от тела не получалось. Она всегда возвращалась назад, к боли и страданию. Чем дальше Настя отлетала от тела, тем сильнее было сопротивление ее движению. Казалось, она привязана к своему телу толстым шпагатом, который становился настоящим тросом, стоило ей отлететь более чем на двести-триста метров.
