Комната имела округлую форму и служила, вероятно, архивом: по стенам располагались опутанные паутиной шкафы с книгами, журналами, свитками и загадочными свёртками. Посередине стоял стол, заваленный бумагами и огарками свечей.
— Кажется, последние обитатели подземелья покидали его в спешке, — заключил Белофрон и обошёл стол — на полу обнаружился опрокинутый стул.
Зелёных камней здесь было совсем немного, да и светили они не так ярко, чтобы можно было прочесть хотя бы один полный журнал. Чары тоже не давались легко, поэтому надолго чародей не мог зажигать малахит. К счастью, на столе валялись остатки свечей, а в походном мешке у Белофрона хранилось огниво. Достав кремень и кресало, а затем намотав на валявшееся перо паутину, он добыл огня и зажёг свечу на глиняном блюдце. В комнате сразу сделалось светлее.
Подняв стул, чародей сел — ножки под сидением опасно заскрипели — и обратил взор на листы пергамента. Один из них развалился на части при одном только прикосновении. Поэтому мужчина решил ничего не трогать без необходимости.
С этого момента начались длительные часы изучений. На одной из полок Белофрон обнаружил свёртки со свечами, так что света стало достаточно.
Коловёртышу, похоже, было тоскливо. Возможно, он пожалел, что прыгнул за чародеем в колодец, но всё же оставался при нём, изредка убегая порезвиться возле озера.
Время шло, а открытий не получалось. Белофрон верил в судьбу, а потому считал, что попал сюда неспроста. Быть может, поэтому он не прилагал особых усилий в поисках выхода из подземелья. И поэтому продолжал перебирать журналы и свитки. По большей части там указывались списки рудокопов, сведения о добываемых объёмах золота, различные руководства и чертежи устройств. Имея при себе карту местности, Белофрон догадался о местоположении рудника: почти у самой северо-западной окраины Дремучего леса высилась небольшая кучка гор. А судя по датам в журналах, последние рудокопы трудились здесь несколько столетий назад.
Периоды бодрствования прерывались сном снова и снова. Загадочный шум, похожий на дыхание исполина, заснувшего в недрах горы, повторялся примерно с одним и тем же интервалом. Коловёртыш стал товарищем по несчастью, которому можно было выговориться и который никогда не осуждал.
Однажды Белофрон поймал себя на мысли, что он ни разу не поел с момента появления в подземелье. Он недоумевал, но догадывался, что причиной могли служить зелёные камни. В его сознании ворочалось мысли о живительной силе камней, но он никак не мог вспомнить ничего конкретного.
Три из пяти свёртков со свечами были израсходованы к тому моменту, когда Белофрон наконец обнаружил нечто любопытное. То был личный журнал старшего смотрителя, по какой-то причине оставившего записи в подземелье. В них описывались последние дни пребывания здесь рудокопов. Чародей поднёс свечу ближе, чтобы не упустить ни одной важной детали. Почерк у смотрителя был неаккуратный, взгляд то и дело спотыкался о неразборчивые слова.
— Вот оно! — воскликнул Белофрон после трёх-четырёх часов молчания.
Коловёртыш, запрыгнувший на одну из полок и лежавший комом, поднял мордочку, не понимая, подзывают его или чародею просто понадобились свободные уши.
— Это уже интересно… Так… «Мы давно заметили на стенах бесцветные кристаллы, но сейчас они стали проявляться сильнее. И всё бы ничего, но иногда они окрашиваются в зелёный. Ненадолго. А ещё нам всем не по себе. Раз в двое-трое суток в пещерах раздаётся странный приглушённый шум. Мы не понимаем, откуда он исходит. Быть может, из грота, вход в который запечатан сотни лет назад членами Ордена…»
Сердце Белофрона часто билось, в глазах сверкал интерес.
— Значит, камни на стенах не сразу загорелись яркой зеленью, — говорил то ли с коловёртышем, то ли с самим собой чародей. — И шум стал раздаваться со временем… С годами он доносится громче и чаще… Любопытно.
Он вновь обратил сверкающий взгляд к исписанным чернилами плотным пожелтевшим страницам. Пробежав глазами по торопливым строчкам, он перевернул лист и прочёл последнюю запись:
15 июля, 1294 г.
Наш гонец вернулся из Зеленограда с ответом. Орден чародеев требует завершить работы и покинуть подземелье. Вскоре прибудут чародеи, чтобы исследовать тоннели и предпринять какие-то меры.
Старший смотритель Целих.
Озадаченный Белофрон оглядел шкафы. Он как-то с самого начала решил придерживаться порядка и просматривал все записи, двигаясь от полки к полке сверху вниз, от шкафа к шкафу слева направо. Но теперь, проведя в подземелье (по ощущениям) две-три недели и убедившись, что здесь обитает могущественная сила, которую пытался сдержать сам Орден, — он хотел ускорить дело. Но прежде чем чародей успел что-либо предпринять, его ушей коснулся отдалённый шорох, нарушивший привычную тишину.
Шорох приближался. Белофрон наконец вспомнил этот звук, и поэтому был готов увидеть влетающую в комнату ласточку, сложенную из бумаги — снова сын отправил ему зачарованное письмо. Коловёртыш оживился и попытался в прыжке схватить птичку, но та устремилась к чародею. Тот несколько раздражённо выставил раскрытую ладонь, и ласточка опустилась на руку. Под любопытным взглядом коловёртыша фигурка развернулась, оставив на бумаге линии сгибов.
Мужчина не спешил знакомиться с посланием, будто получил его от неприятеля. Сделав несколько тяжёлых вдохов, наконец поднёс мятый лист на свет и прочёл:
Не знаю, получаешь ли ты мои письма, так как ни одно не вернулось с ответом, но решил всё-таки написать. В прошлом я сообщал, что по просьбе матери отправился на твои поиски. На исходе весны след привёл меня в Дремучий лес. Я нашёл древо, о котором ты говорил! Теперь мчусь домой с живительным плодом для мамы. Отзовись.
М.
Взгляд Белофрона остекленел. В глубине тёмного взора вспыхнул недобрый огонь, складка у носа задёргалась. Сыну удалось то, что не удалось отцу. И ведь, судя по всему, это произошло в то самое время, когда Белофрон копался в записях рудокопов. Не сверни он с пути, нашёл бы яблоню первым.
Свет камней померк, а потому не дурманил, не успокаивал разум. В мужчине поднялась волна злости, тотчас вырвавшаяся наружу. Он с такой силой хватил кулаком по столу, что коловёртыш подпрыгнул и поспешил убраться к выходу. Свеча, догоравшая в блюдце, опрокинулась, воск капнул на пустую страницу журнала смотрителя Целиха. Выругавшись, чародей схватил журнал и швырнул в просвет между шкафами — ветхий корешок треснул, и листы рассыпались кучей на каменный пол.
Белофрон и сам не мог понять, что его больше злило: собственные неудачи или успех сына. Опустившись и какое-то время молча просидев в темноте, он успокоил себя тем, что теперь ему, и правда, некуда спешить — ведь заветный целебный плод уже скоро окажется в руках больной жены.
Следующую неделю чародей провёл всё в той же комнате, просматривая свиток за свитком, журнал за журналом, фолиант за фолиантом. В одних хранились справочные сведения о горнодобывающем деле и об обработке разных руд, в других значились записи на неведомых языках. Один прелюбопытный фолиант содержал секреты таинства «переливания» могущественных сил в драгоценные камни. В другом, исписанном замысловатыми символами, изображались каменные фигуры, оживлённые с помощью колдовства, для которого требовалось забрать чужую жизнь. Тяжеленная книга, обтянутая чёрной змеиной кожей, описывала таинственные заклинания, сложенные из угловатых знаков, напоминающих кинжалы.
Некоторые экземпляры были перетянуты ремнями с печатями Ордена. Закрадывалось предположение, что древнее сообщество решило схоронить в треклятом подземелье многие, в основном, тёмные знания. Может, тогдашние чародеи решили, что эти сведения опасны, а может, — в хранении и использовании их просто не было надобности. Последнее предположение звучало не столь убедительно, как первое, что только подогревало интерес Белофрона.
