![]()
Икона XVIII века с изображением монастыря Св. Екатерины на Синае
Согласно свидетельству «отца церковной истории» Евсевия Кесарийского: «До смерти Иакова Праведного (около 65 г.) Церковь Христова называлась девою чистою, ибо она не была растлена суетными учениями». Первые христианские ереси были связаны с так называемым религиозным синкретизмом (от греческого слова, означающего соединение, смесь), т. е. представляли собой механическое смешение положений христианской веры с господствовавшими ранее религиозными традициями. Об опасностях подобной эклектики для молодого христианства предупреждал Иисус: «Не вливают вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое» (Мф 9:17).
Поскольку христианство возникло в среде евреев, глубоко чтивших иудейские традиции, то первые религиозные заблуждения представляли собой смесь христианского учения с элементами иудаизма. Иногда в этот «винегрет» добавлялись языческие компоненты из широко распространенного в то время эллинизма, реже – из зороастризма и других восточных религий.
О ересях в иудео-христианских общинах упоминается уже в Апокалипсисе – так сказал Господь через ап. Иоанна церкви Эфесской: «То в тебе хорошо, что ненавидишь дела Николаитов, которые и Я ненавижу», а церкви Пергамской: «Имею немного против тебя, потому что есть у тебя там держащиеся учения Валаама. Так и у тебя есть держащиеся учения Николаитов, которое и ненавижу. Покайся; а если не так, скоро приду к тебе и сражусь с ними мечом уст Моих» (Откр 2:6,14–16). Николаиты практиковали нравственную распущенность и даже открытый разврат, чтобы освободиться от уз злых духов, «познав глубины сатанинские» (Откр 2:24). Это учение, называемое либертанизмом, поддерживалось некоторыми сектами так называемого лжеименного гнозиса, одну из которых основал в конце I в. иудео-христианин Керинф. Он родился в Малой Азии и получил многостороннее и основательное образование в Александрии. В соответствии с платонизмом в интерпретации Филона Александрийского Керинф учил о сотворении мира не Самим Богом, а Демиургом (δημιουργός – художник, творец) с помощью сил и энергий Святого Духа. По представлениям Коринфа, Иисус был рожден обычным путем от Иосифа и Марии, но обладал в наивысшей степени нравственными качествами и благоразумием. Христос в виде голубя соединился с Ним лишь при крещении, но перед казнью отлетел, так что распят был человек Иисус, а Бог страданий не претерпел, да и не мог их претерпеть. Подобная мифология содержит черты так называемого докетизма (от греческого δοχέω – кажусь) – учения, в котором Спаситель только казался человеком, а в действительности был существом чисто духовным; Он воспринимался окружающими как человек вследствие иллюзии. Докетизм не был самостоятельным течением, а входил обычно в качестве христологического аспекта в различные еретические учения гностического толка.
Наиболее влиятельной раннехристианской ересью был гностицизм, или лжеименный гнозис (от греческого γνωστιχός – познающий), с которым более двух веков Церковь боролась не на жизнь, а на смерть (лжеименный гнозис не имеет ничего общего со вполне ортодоксальным церковным гнозисом; с последним связаны имена многих мистически настроенных отцов и учителей Церкви). При этом лжеименный гнозис, который в дальнейшем будет именоваться термином гностицизм, создал поразительные по глубине и красоте теософские системы, речь о которых пойдет в следующем параграфе.
Гностицизм представляет собой совокупность многих течений, в которых христианская основа искажена, порой весьма искусно, элементами языческих религий и культур; в качестве этих элементов фигурируют преимущественно античная философия и восточный религиозный дуализм. Св. Ириней Лионский в книге «Против ересей» так аллегорически толкует гностицизм: «Как если бы кто, взяв царское изображение, прекрасно сделанное умным художником, из драгоценных камней, уничтожил бы представленный вид человека, приведя в другой вид эти камни и сделав из них образ пса или лисицы, говоря об этом негодном произведении: вот то самое прекрасное царское изображение, которое произвел умный художник».
Основной отличительной чертой всех гностических учений является дуализм явный или умело скрытый, противопоставления добра и зла, Бога и материального мира, причем материя, как таковая, была объявлена ими главным источником зла. Отсюда стремление гностиков воздвигнуть непреодолимый барьер между «духовным человеком» и «природным, телесным», их пренебрежительное и даже брезгливое отношение ко всему материальному. Крайним проявлением чувства отвращения ко всему телесному в раннем гностицизме следует считать либертинизм с его стремлением испытать своим телом все самое непотребное. Наряду с либертанизмом в гностицизме широко практиковался аскетизм, часто сопровождавшийся жестоким истязанием плоти, что считалось эффективным способом борьбы с ней. В действительности аскетизм и либертинизм – две стороны одной медали, и не зря аскетизм нередко переходил в либертинизм, и наоборот. В дуализме материи и духа кроются также корни уже упоминавшегося докетизма, и это закономерно – ведь не мог же Благой
Бог реально поместить Себя в телесную, а значит, злую оболочку. Этим же оправдывают гностики одно из главных своих утверждений: наш мир создан не Самим Богом, а неким посредником-демиургом. Резко негативное отношение к материи, а также представления о демиурге как создателе вселенной, правда, в несколько ином, нежели у гностиков, контексте, фигурировали еще в платонизме. К сказанному можно добавить, что создатель неоплатонизма Плотин, по словам его ученика Порфирия, «казалось, всегда испытывал стыд от того, что жил в телесной оболочке», а заканчивается жизнеописание Плотина гимном духовному миру и проклятием материальному: «Вот что совершил Плотин и что с ним совершилось, пока он был в смертном теле, а избавясь от этого тела, взошел он в божественные сонмы, где обитают дружба, страстность, радость, любовь божественная и где обретаются так называемые судьи над душами, к которым он идет не на суд, а для беседы, подобно иным высочайшим богам; и беседу эту ведут вместе с ними Платон, Пифагор и все остальные, кто воздвигали хор о бессмертной любви. Вот где родина блаженнейших божеств».[10] Такое отношение к материи неоплатонизм, вероятно, почерпнул из гностицизма, а неоплатонизм с его тончайшей диалектикой был, в свою очередь, эффективно использован христианством в качестве богословского языка. Это позволило чеканно и философски безупречно сформулировать основные положения и догмы христианского вероучения, не искажая его сущности языческой идеологией неоплатонизма. Читатель, вероятно, заметил, что названия понятий, фигурирующих в христианском богословии, как правило, греческого происхождения, причем дело не ограничивается только названиями. Можно сказать, что Провидение заранее позаботилось о создании адекватного способа выражения положений новой религии, а Церковь с первых своих шагов строго следила, чтобы воздействие античной культуры не выходило за рамки языка и формальных методов мышления.
Здесь уместно затронуть важную для сказанного проблему оптимизации характера взаимосвязи сущности какого-либо явления или идеи с возможными способами их описания. Как известно, для выражения одного и того же учения можно выбрать тот или иной «язык», т. е. облечь его содержание в различные понятийные и словесные формы. Подобные «одежды» могут оказаться впору, и тогда предмет, на который они надеты, выглядит хорошо и хорошо воспринимается, либо этот «костюм» сидит криво и нелепо, искажая вид предмета до неузнаваемости. Поэтому в основе такого выбора, прежде всего, должен лежать принцип «неслиянности и нераздельности», который уже неоднократно фигурировал выше, в частности, при обсуждении отношения между разумом и верой. Следует также стараться обеспечить максимальную согласованность, синергию содержания и формы. В качестве иллюстрации к приведенному рассуждению можно использовать пример из области небесной механики, который одновременно, как это ни странно звучит, принадлежит истории католической Церкви. Речь идет о широко известном эпизоде, за участие в котором Ватикан недавно, опоздав на полтысячелетия, принес свои извинения. Но сперва надо напомнить читателю, что описание физического явления требует, прежде всего, выбора так называемой системы координат, играющей роль упомянутой «одежды», или языка. Так движение планет солнечной системы проще всего выглядит в гелиоцентрической системе координат, начало которой находится в центре Солнца, хотя, разумеется, само движение от этого никак не зависит. Однако со II в. и в течение почти полутора тысяч лет в небесной механике господствовала весьма громоздкая и неудобная геоцентрическая система Птолемея (от греч. γή – Земля). Лишь в XVI в. Николаем Коперником была предложена гелиоцентрическая система для расчета траекторий движения планет, но его книга «О вращении небесных сфер» сразу же была запрещена, поскольку католическая Церковь усмотрела в ней посягательство на центральную роль Земли во Вселенной. Своим нелепым решением Церковь безграмотно смешала формальный способ описания явления с библейской идеологией, исказив и то и другое. Копернику не довелось дожить до выхода своей книги, но его последователя, гениального физика Галилея, как известно, преследовала инквизиция и, в конце концов, вынудила отказаться от своих взглядов, а через полвека Джордано Бруно, эти взгляды упорно отстаивавший, был сожжен. Многие, правда, склонны забывать, что Бруно открыто выступал против Церкви и проповедовал пантеизм, граничащий с атеизмом, но это обстоятельство, конечно, никак не оправдывает действий инквизиции.
