Но все это были по-прежнему не более чем бесплодные догадки. Узнать что-либо точно он мог только от Джессики, а он не будет уверен в ее ответе, пока не увидится с ней во сне, причем здесь, на скамейке. Это уже проверенный и доказанный способ. В общаге она, к досаде Малколма, до сих пор не снилась ему ни разу — или, во всяком случае, никаких воспоминаний о таких снах у него не осталось.
Малколм понадеялся, что на сей раз сумеет заснуть, тем более что его самочувствие вновь ухудшалось (теперь у него еще и потекло из носа, и он несколько раз сморкался, чувствуя себя неловко перед Джессикой — чертова физиология, да). В конце концов, откинувшись на спинку скамейки и закрыв глаза, он и впрямь медленно погрузился в нездоровую дремоту.
Но Джессика ему не явилась. Вместо нее снилась какая-то вязкая, утомительная чушь — то бесконечное болото под низким, гнилостного цвета небом, через которое он бредет по пояс в грязи, потому что решил «пройти короткой дорогой», то лекция, на которой он сидит, не понимая не слова, пока, наконец, ему не приходит в голову мысль, что он ошибся аудиторией и попал на занятия более старшего курса, и он обращается с вопросом к сидящему рядом студенту — только тут замечая, что это иссохший труп с затянутыми паутиной глазницами и ртом, и все, кто сидят в аудитории — такие же мертвецы в саванах из пыльной паутины; то чертов Рик, который гонится за ним по коридорам общаги, размахивая окровавленным скальпелем, причем, как водится в подобных снах, Малколм, жаждущий бежать во всю прыть, лишь с трудом переставляет ноги, а корпус общежития превратился в лабиринт, который сделал бы честь любому готическому замку… Несколько раз он просыпался на несколько секунд, словно утопающий, выныривающий на поверхность, но тут же погружался в эту мучительную муть снова.
Наконец он проснулся окончательно — с головной болью, наглухо заложенным носом и, соответственно, пересохшим ртом. До заката оставалась еще пара часов, но небо, где не осталось уже ни единого просвета, и серая рябь озера выглядели практически так же уныло и неуютно, как пейзажи из его сна, не вызывая ни малейшего желания задерживаться в парке еще хоть на минуту. Ему надо в аптеку, купить что-нибудь сильнодействующее от простуды…
Попрощавшись с Джессикой, туда он и направился.
Несмотря на все принятые лекарства, утром в понедельник Малколм чувствовал себя так скверно, что решил не ходить на занятия. Рик спросил, не нужен ли ему врач, но Малколм ответил, что просто отлежится денек в кровати. Денек, однако, растянулся на два; во вторник Малколм все же добрался до университетского доктора, чтобы получить освобождение от физкультуры, но больше решил никуда не ходить. Никакими изысканиями во время болезни он тоже, понятное дело, не занимался, а все больше спал или валялся в наушниках, слушая музыку. Впрочем, кое-что он все-таки проверил, когда вечером во вторник его кольнула новая мысль: а добралась ли до дома Памела? Ее отец — предыдущий владелец папки с документами — умер в день рождения Джессики, и это, конечно, единичный случай, а никакая не тенденция, но, снова и снова вспоминая ее поведение, Малколм уже практически уверился, что женщина, совершившая столь дальний вояж, чего-то опасалась, а не просто хотела отдать дань памяти умершей десять лет назад сестре.
Она не оставила мне свой телефон, подумал Малколм. Хотя, казалось бы, это был бы самый естественный жест, особенно после того, как она передала ему материалы расследования — мол, если узнаешь что-то существенное, звони… Значит ли это, что она не хотела, чтобы он связывался с ней впредь? Может быть, эта папка буквально жгла ей руки, и Памела была счастлива избавиться от нее насовсем, с концами, так, чтобы оборвать всякую свою связь с этой историей? Так, чтобы некто или нечто уже не смогло или не захотело ее найти? И переключило свое внимание на другую жертву… Может ли быть так, что эти вырезки, распечатки и ксерокопии по-настоящему опасны для того, кто ими владеет? Да ну, чушь собачья, сказал себе Малколм — даже если предположить, что она сама в это верит… С другой стороны, разве еще месяц назад он не назвал бы чушью возможность общаться с давно умершей девушкой?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Малколм полез в интернет. В эпоху социальных сетей «обрубить все связи» не так-то просто, Пэм…
На ее странице не обнаружилось никаких новых записей. Последняя была сделана в пятницу. Само по себе это, конечно, ничего не значило, и Малколм отправил ей личное сообщение — мол, привет, Пэм, как долетела, я тут малость простыл после субботы, ты-то в порядке?
Он слушал музыку, вяло просматривал новостные сайты, зашел на юмористический портал — ни на что более серьезное он все равно сейчас был неспособен — а ответа все не было. Что, конечно, опять-таки ничего не доказывало — домохозяйка с четырьмя детьми не обязана круглые сутки торчать за компьютером, ну и, само собой, если она не хочет отвечать, то и не ответит, и это вовсе не значит, что с ней что-то случилось. Тем не менее, Малколм потерял терпение и набрал в поисковике: «Памела Стефански несчастный случай ранена умерла».
«Памела Стефански, 32, умерла», — тут же откликнулся «Гугл», и Малколм почувствовал, как холодеет у него внутри, но тут же понял, что цифры возраста между выделенными жирным словами из его запроса — это на самом деле не 32, а 82. Это был некролог какой-то старушки, мирно скончавшейся в Англии восемь лет назад. Малколм даже дочитал его до конца и узнал, что старушка была вдовой польского летчика, участника Битвы за Британию, после войны оставшегося в стране, которую он помог спасти и которая не спасла его собственную. Это было, конечно, любопытно, но, естественно, не имело никакого отношения к…
«У вас новое сообщение».
Малколм поспешно кликнул мышкой. Это действительно оказался ответ, которого он ждал.
Памела сообщала, что долетела благополучно и у нее все в порядке, и выражала обеспокоенность здоровьем Малколма. Была ли это стандартная дань вежливости, которую он так не любил — «не спрашивай о том, что тебе на самом деле неинтересно!» — или она и в самом деле беспокоилась, что с ним может случиться нечто скверное? Уж не терзается ли она совестью по поводу того, что спихнула на него папку? Которая, впрочем, самой ей вреда не причинила — но не потому ли, что Памела все это время держала ее где-то в чулане в застегнутой сумке и не пыталась копать… Чушь, еще раз сердито повторил себе Малколм и ответил, что у него простая простуда и он уже идет на поправку. На это Памела уже ничего не ответила — не стала, к примеру, спрашивать, что он сделал с папкой, или предлагать писать еще, или добавлять в друзья — что, само собой, опять-таки ничего не значило.
В среду Малколм таки пошел на занятия, но, как это уже не раз бывало с ним в последние дни, ему было трудно сосредоточиться на учебе, ибо его занимали совсем иные мысли. Он решил, что в этот день во что бы то ни стало поговорит с Джессикой так, чтобы быть уверенным в ее ответах — и теперь не мог дождаться этого разговора. На последней лекции он уже просто в открытую изучал материалы из картонной папки, которую теперь решил все время таскать с собой, дабы Рик не смог сунуть туда нос в его отсутствие. Но на сей раз ему не удалось обнаружить ничего примечательного. Новые допросы Триши, в общем, не противоречили показаниям остальных. Своего увлечения оккультизмом она не отрицала, но настаивала, что ничего противозаконного на этой почве никогда не делала — «сейчас же не эпоха салемских процессов!» Тревора называла своим парнем, но не отрицала, что после летней разлуки между ними произошло охлаждение. На вопрос, не пыталась ли она вернуть симпатию Тревора с помощью магического ритуала, посоветовала следователю писать сценарии для Холливуда.
Медики, оказывавшие помощь Трише после смерти Джессики, полагали, что пациентка, скорее всего, действительно находилась в состоянии глубокого психологического шока, но не могли полностью исключить и талантливой симуляции.
Наконец занятия кончились. Но прежде, чем идти в парк, Малколм направился в аптеку.
