– А никому не кажется странным, – сердито сказала Амалия, – что Михаэль Риттер вообще согласился встретиться с каким-то человеком, который залезает в окно посольского особняка? Дело даже не в самой встрече, а в том, что этому господину, который влезает в окна, просто неприлично повезло! Его должны были задержать уже тогда, когда он только пытался забраться в дом…
И по взгляду Карла фон Лиденхофа она поняла, что он думал о том же, что и она.
– А если Риттер ни с кем не встречался? – подал голос Ломов. – То есть встреча назначена не была, он просто вышел из зала и столкнулся с кем-то, кого не рассчитывал здесь увидеть…
– И согласился выпить шампанское, которое ему поднесли, – отмахнулась Амалия. – Мы все время натыкаемся на странности, которые не можем объяснить. Если у Риттера не было бокала с шампанским и он не взял бокал с подноса слуги, когда вышел из зала, – значит, он выпил шампанское, которое принес преступник. Но такая доверчивость совершенно не согласуется с характером жертвы. Или преступников было все же двое, и они вынудили его выпить отравленное шампанское. Но куда в таком случае делся убийца номер два?
– Все очень просто, – сказал Ломов. – Это подкупленный слуга. Он принес шампанское, и он же помог убить Риттера.
– Неплохое объяснение, – вздохнула Амалия, – но тогда остается вопрос, почему Риттер вышел из зала и отправился туда, где его убили. Разве что…
Она нахмурилась:
– Разве что никакой договоренности о встрече не было, и Риттер увидел в дверях кого-то, чье появление его заинтриговало…
– Человека во фраке?
– У меня нет других объяснений. Риттер вышел из зала, чтобы понять, в чем дело… Может быть, расспросить о чем-то человека во фраке…
– И когда они разговаривали, к ним подошел подкупленный слуга с подносом, на котором стояло шампанское, – подхватил Ломов. – Все бокалы были отравлены, но Риттер этого не знал. Он взял один из бокалов, ведь слуга в ливрее не внушает опасений…
– Да, слуга не внушает опасений… – задумчиво протянула Амалия.
Она вспомнила, как ей самой не так давно удалось обвести вокруг пальца Пино и Галлена. Черт возьми, да пожелай она их отравить, она могла бы запросто это сделать…
– Человек во фраке отказался пить, но Риттер не обратил на это внимания. Он сделал несколько глотков, а потом…
– Потом появился я, – напомнил Ломов, – и преступнику пришлось бежать через окно, а слуга, которого никто не подозревал, вылил оставшееся шампанское, уничтожил улики и, когда герр фон Лиденхоф допрашивал его после убийства, платком утирал скупую слезу.
– Надо во что бы то ни стало вычислить этого слугу, – решительно сказала Амалия. – Если он вообще был, конечно…
– Вам что-то не нравится, сударыня? – насторожился Сергей Васильевич.
– Все! – отрезала Амалия. – Зачем столько хлопот? Подкупать слугу, искать яд, лезть в окно, рискуя в любой момент быть схваченным, показываться на глаза Риттеру… А если бы он не вышел из зала? Если бы он подошел, например, к вам, герр фон Лиденхоф, и сказал, что видит среди гостей подозрительного типа? И что теперь делать со слугой – ведь он свидетель, и если его вычислить и как следует надавить на него, он же сразу сдаст сообщника? Да и яд в шампанском… С чего преступник взял, что Риттер вообще его выпьет? К чему столько сложностей, когда можно было просто дождаться, когда гости будут расходиться по домам, подкараулить Риттера где-нибудь в переулке и убить его, а потом забрать ценные вещи, чтобы все сочли это обычным ограблением…
– Значит, преступнику по каким-то причинам было очень нужно, чтобы убийство произошло именно в особняке посла, а не в переулке, – объявил Ломов. – Что вполне согласуется с нашей основной версией о политической провокации.
– Да, либо преступник – провокатор, либо он по каким-то причинам очень спешил, – сказала Амалия.
– Так спешил, что не мог подождать пару часов, пока разъедутся гости? – поднял брови Ломов. – Нет, сударыня, не обольщайтесь. Это провокация чистой воды, а поджог – ее логическое продолжение. Вот, мол, полюбуйтесь, на что способны некоторые – мало того, что убили человека прямо на семейном празднике, так еще и бумаги его сожгли практически в открытую…
– Кстати о поджоге. – Амалия повернулась к германскому агенту: – Я правильно понимаю, что пожар начался внутри квартиры Риттера, а не извне?
– Да, сударыня.
– А дверь? Ее открыли ключом или отмычкой?
– Боюсь, ее открыли собственным ключом Михаэля, – мрачно промолвил германский агент. – Когда я осмотрел его вещи, то понял, что ключ, который он носил с собой, исчез.
– То есть ключ забрал человек во фраке, – подытожила Амалия.
– Или его сообщник, слуга, который, например, помог уносить тело, – добавил Ломов.
– Вам угодно издеваться надо мной? – уже резко промолвил Карл. – В свое время я лично проверял всех слуг, которые имеют доступ в особняк господина князя. Если кто-то из них оказался предателем, то это моя ошибка, понимаете, только моя!
– Успокойтесь, Карл, – вмешалась Амалия. – Я понимаю ваше желание предусмотреть все на свете, но это невозможно. Кроме того, есть мнение, что английское золото способно преодолеть любые препятствия, и верность и преданность в том числе.
– Почему обязательно английское? – заметил Ломов. – Французское, к примеру, ничуть не хуже. Представляете, как будут рады во Франции, если из-за убийства тайного агента мы с Германией сейчас начнем войну? Или не сейчас, а чуть позже, и одним из поводов как раз станет убийство Михаэля Риттера…
Карл оскалился, и, завидев эту бешеную улыбку, безмолвный Казимирчик съежился еще больше.
– Могу вас заверить, что когда я доберусь до убийцы моего кузена, ему не поможет никакое золото, – проговорил германский агент, играя желваками. – И дипломатический статус его тоже не спасет.
– Вы что-то от нас утаиваете, Карл, – промолвила Амалия после паузы. – У вашего кузена были враги? Он затронул чьи-то могущественные интересы? Почему вы вчера не поддержали горничную, которая кричала, что произошло убийство?
Карл фон Лиденхоф поднялся с места.
– Почему? Потому что я работаю уже много лет и помню, чему меня учили. А учили меня, что у каждого человека есть ниточки, дергая за которые, можно добиться нужной реакции. Все дело в том, чтобы помнить о своих ниточках, сударыня. Оборвать их невозможно – они сами оборвутся в момент нашей смерти. Но забывать о них нельзя, иначе станешь марионеткой, которая действует по чужой указке. – Глаза Карла сделались совсем ледяными. – Я ненавижу, когда из меня пытаются сделать марионетку и думают, что я ничего не замечу. Вчера, госпожа баронесса, все было разыграно как по нотам, все подталкивало меня к негодованию, обличению… Впрочем, вы и сами понимаете, к чему именно.
– Поэтому вы решили, что дело нечисто?
– Поэтому я решил сначала разобраться. Не буду скрывать – это далось мне нелегко, но это было единственно правильным в данной ситуации. Поменьше эмоций, побольше хладнокровия и здравого смысла. – Он улыбнулся одними губами. – Надеюсь, вы не в претензии на меня за то, что я рассказал вам по поводу ниточек, однако вам действительно стоит обратить на это внимание.
– О-о, – протянула заинтригованная Амалия. – Вы хотите сказать, что я тоже пытаюсь направлять вас туда, куда мне выгодно?
– Собственно говоря, я имел в виду совсем другое, – усмехнулся Карл. – Не знаю, зачем ваш родственник пришел вчера на вечер. Возможно, то, что вы пытаетесь мне внушить, правда, а может быть, и нет. В данном случае это неважно, потому что, по какой бы причине вы там ни оказались, вы с господином Ломовым попали в безвыходную ситуацию. Совпадение? Или кто-то очень умело дергает за ниточки вас, госпожа баронесса? Какую роль вам предназначили в этой игре, и, главное, кто сейчас стоит за кулисами, посмеивается и потирает руки, что все идет по плану?
Пока Карл говорил, Амалию охватило странное ощущение. Только что она была почти уверена, что между убийством Риттера и ее появлением на вечере в сопровождении Ломова нет никакой связи. Баронесса Корф и Сергей Васильевич случайно вышли из зала именно тогда, когда судьба отмеряла Михаэлю Риттеру последние минуты его жизни. Ломов случайно заглянул в комнату, где произошло убийство, потому что услышал звон разбитого стекла. «А что, если нет? – спросила она себя. – Что, если и впрямь все не так, как кажется? И Сергей Васильевич Ломов, которому я доверяю, как своему коллеге, на самом деле использует меня… Но если так, почему у него был взволнованный вид, о котором упоминал Карл? Что-то пошло не по плану? Или нас обоих используют, ничего нам не объясняя? Что за работа, боже мой, что за работа…»
Она увидела выражение лица германского агента, наблюдавшего за ней, и рассердилась.
– По-моему, если кто сейчас и пытается дергать за ниточки, то только вы, герр фон Лиденхоф, – сказала Амалия, надменно вскидывая голову. – Вы пытались посеять во мне сомнение под видом дружеского совета. Что ж, пожалуй, я тоже дам вам совет. Если что-то выглядит очень уж убедительно, это вполне достаточный повод, чтобы подозревать подвох. Раз убийство Риттера выглядит как провокация, не исключено, что дело там совсем в другом. Либо он кого-то шантажировал, либо обманул чьи-то ожидания, либо кого-то серьезно недооценил. Шпион, у которого нет врагов, – не шпион, а просто недотепа. – Сергей Васильевич кашлянул в кулак, чтобы скрыть усмешку. – Михаэль Риттер не был недотепой, так что выводы делайте сами. И вы куда лучше, чем я, должны быть в курсе дел, которыми он занимался.
