– Ты что, опять собираешься этот «Обезьянник» посетить? – возмутилась Вилька. – Нет, хватит!
– Да погоди ты, – легонько толкнул ее Петич. – Говорят же тебе, завтра выяснится, что дальше делать!
На том и разошлись. На прощание Вилька погрозила ребятам пальцем:
– Только до нашей завтрашней встречи никаких самостоятельных действий! Хоть раз давайте все сделаем по плану, как договорились.
Ребята улыбнулись, выражая этим свое полное согласие.
Но вот с художником их план немножко не сработал. То есть в конце концов, конечно, сработал. Ганнибал согласился с ними ехать. Вот, сидит с Вилькой рядом. Но что было до этого! Вильке даже страшно вспоминать, особенно этот крик и падение в кресло.
Потребовал-таки художник объяснений! И про секту расспросил подробно, и про фотографию. Все больше мрачнел, слушая Ларика. А потом и вскрикнул, схватившись за сердце. И ребята поняли, что означает слово «отчаяние». Тяжело было Ганнибалу подозревать сначала одного своего друга, потом другого… И ведь ничего не остается, как взять и проверить эти подозрения до конца. История с фотографией, которую рассказал Ларик, окончательно убедила художника в этом. Потому он и сказал, что не желает больше вешать на ребят свои проблемы. Вилька попыталась было сказать, что они сами съездят в Снегири и все узнают, но художник уже и слышать ничего не хотел. Поеду, и все. Только это слово и твердил.
У Вильки даже голова закружилась от этих неприятных воспоминаний. Хорошо, что все уже позади. Несется электричка, все ближе к Снегирям. Что их там ждет?
Они вышли из электрички в половине шестого. Художник сразу же взял на себя «командование»:
– Будем издалека следить сначала за домом.
Ребята переглянулись, довольные. Вот это другое дело! Молодец, Ганнибал!
Художник присел на дальней скамейке, которую скрывали кусты акации. Ребята отошли обратно к перрону. Все видели друг друга, одновременно обозревая улицу и тропинки, ведущие к платформе. Время потянулось томительно, минута казалась часом. Поэтому каждый взгляд, каждая мысль и каждая подробность в окружающем пространстве были похожи на отдельные кадры замедленного фильма. Или даже на фотографии. Будто ребята вспоминали происходящее, просматривая целую стопку снимков.
Вилька тревожно поглядывала в сторону Ганнибала, сжимая в кармане джинсов футлярчик с нитроглицерином, который она прихватила на всякий случай с собой.
Ларик скользил взглядом по толпе людей, которые выходили из электрички. Он знал, кого старался увидеть. Того самого человека с родинкой под глазом или, может быть, парня, который говорил ему о взносах. Скорее всего именно они заправляют всеми делами в секте.
Петич просто ждал. Может же человек просто так ждать у платформы? И никому невдомек, что человек этот готов к любому повороту событий.
Вот уже без пяти минут шесть. И вдруг калитка дома, на который поглядывали издали и Ганнибал, и ребята, открылась. «Якубович», стрельнув взглядом по сторонам, направился в сторону платформы. В руках у него ничего не было. Только куртка странно выпирала на груди.
Хорошо, что людей вокруг было много. И на улице, и на подступах к путям – все торопились к платформе. Вот-вот должна была подойти электричка из Москвы.
Вилька испуганно взглянула на кусты акации. Она боялась, что художник не выдержит и бросится к своему другу с расспросами. Но нет, сидит Ганнибал. Правильно действует. Хотя точнее было бы сказать: правильно бездействует.
Вот и электричка. Запищали тормоза, зашипели двери, повалил на платформу народ. Ученый выискивал кого-то взглядом, он явно беспокоился. Ларик тоже забеспокоился, посмотрел в ту же сторону.
А вот и его вчерашний знакомый! Хоть и не похож ни на какого актера, но родинка под глазом та же. Ларик ни с кем его не спутает. Краем глаза он заметил, что и Ганнибал приближается к платформе, стараясь скрыться за людьми. Несложно было это делать в такой толчее.
Электричка отъехала. Толпа потихоньку стала рассасываться, расходиться в разные стороны платформы к тропинкам.
Ученый и человек с родинкой, почти незаметно кивнув друг другу, облокотились о парапет платформы и стали о чем-то тихонько беседовать. «Якубович» полез рукой за пазуху.
Вилька вдруг потеряла всех из виду – и ребят, и Ганнибала Абрамовича. В отчаянии она подпрыгивала на месте, пытаясь поверх людских голов увидеть хоть кого-нибудь, – и не могла. Что делать? Вилька испугалась, что осталась одна, и, совсем забыв об осторожности, поспешила к самому месту встречи. И вдруг услышала прямо у себя над головой голос художника:
– Не думал я, Леонид, что мне придется сопровождать милицию в такой неприятный для тебя момент.
– Ганнибал? – выкатил глаза ученый. – Какую милицию? Как ты здесь оказался?
Он быстро завертел головой. Наверное, искал милиционеров.
Ларик засмеялся с одной стороны, а Петич – с другой. Этот смех окончательно выбил ученого из колеи.
– Ты… ты зря это, Ганнибал, – забормотал он. – Ты ничего не понял. Тебя ввели в заблуждение. Мы вот с товарищем по работе…
«Якубович» бормотал, а сам все теснее прижимался к парапету. Вдруг раздался еле различимый шорох.
– А, черт! Он выбросил его! – заорал Петич и легко перепрыгнул через парапет.
Ларик бросился за ним, не раздумывая. Вилька метнулась к барьеру и закричала от ужаса – так здесь было высоко. Она была уверена, что мальчишки переломали себе руки-ноги.
– Есть! Нашли! – заорали снизу ребята, и по их радостным крикам Вилька поняла, что приземление прошло нормально.
И тотчас же со всех ног бросился наутек человек с родинкой. Вилька вопросительно взглянула на Ганнибала:
– Догонять?
Художник махнул рукой:
– Он нам не нужен. Пусть бежит. Как быстро бегают твои товарищи по работе, – печально усмехнувшись, обратился он к Леониду. – Что ж, и ты можешь бежать. Никому ты не нужен – никакой милиции здесь нет. Зря ты испугался.
Голос у Ганнибала был таким грустным, глухим как из-под земли, что Вилька сразу же сунула руку в карман и нащупала лекарство.
Ученый поглядывал по сторонам злыми глазками. Наверное, все-таки не поверил Ганнибалу, что милиции рядом нет. Сейчас он даже не был похож на своего телевизионного двойника: исчезло добродушное выражение лица, усы обвисли, даже щеки вздрагивали…
– Что же ты стоишь, Леня? – продолжил художник. – Уходи. Мне противно видеть тебя…
Это было сказано с таким чувством, что ученый сразу вобрал голову в плечи, будто его ударили. Он медленно повернулся и побрел по платформе. Ни звука больше он не произнес.
Прибежали запыхавшиеся Ларик с Петичем.
– Вот!
У Петича в руке был увесистый черный камень, имевший форму яйца. Художник взял его в руки и впился взглядом в мерцающий светлый поясок.
– И вправду… живой! – проговорил Ганнибал. – Это он сам вырвался на свободу из грязных рук. И конечно же, к земле устремился.
– А куда же! – погладил камень, как котенка, Петич. – Метеорит – он и есть метеорит. Падение – его любимое занятие.
– Пусть это будет его последнее падение, хорошо? – осторожно прикоснулась к камню Вилька. – Мы его больше никуда не отпустим!
Прохожие с удивлением шарахались в сторону от странной компании: трое подростков и старик прыгали от радости, смеялись и гладили по очереди гладкий черный камень, который, казалось, улыбался в ответ.
ЭПИЛОГ
Ларик с Петичем в шутку прозвали Вильку «дежурной по настроению». Потому что она чуть ли не каждый день звонила им и задавала один и тот же вопрос:
– Ну что, есть повод пойти к Ганнибалу?
Этот вопрос заменял привычные расспросы вроде: «Как дела, как настроение?» А надо сказать, что с началом учебного года настроение у ребят частенько бывало не очень…
И тогда они все втроем отправлялись к художнику. Покупали по дороге полюбившийся торт «Птичье молоко», пакетик кошачьего корма для Филиппа с Тиграшей и молча шли друг за другом по знакомой тропинке, ведущей к тоннелю под кольцевой дорогой. Молча – потому что всегда волновались перед встречей с метеоритом. Наверное, никогда ребятам не надоест ставить один и тот же эксперимент. Затаив дыхание, они следили за мерцанием пояска-улыбки на камне, когда к нему приближались их ладони. И уже через минуту забывали, у кого из них совсем недавно было плохое настроение. Потому что и Вилька, и Петич, и Ларик были уже одинаково веселы и остроумно подшучивали друг над другом.
А Ганнибал Абрамович любил в эти минуты делать карандашные наброски. Чаще всего он рисовал Вильку. Конечно же, из-за ее разноцветных глаз, в которых играли озорные огоньки. Когда она подмигивала камню, то казалось, в его «улыбке» мелькало светлое отражение.
Иногда приходил и отец Николай. Тиграша сразу же устраивался на его коленях и смешно задирал мордочку, когда священник поднимал вверх палец, приглашая всех прислушаться. Отцу Николаю казалось, что в квартире художника слышен колокольный звон. И ребята охотно с ним соглашались, хотя, если честно, гул машин на кольцевой дороге перекрывал все звуки. Надо было обладать особым слухом, чтобы различить в этом шуме малиновый звон. Наверное, такой слух был у того мастера, который настраивал колокола. Кстати, это ему принадлежал колокольный осколок, который по ошибке стащил Петич. Петич, конечно же, вернул осколок священнику. Извинившись при этом, как и положено честному похитителю, действовавшему с благородными целями.
