— Мисс Гейтер?
— Да. А вы кто?
— Вам того знать не нужно. Я вас знаю, и довольно.
— Кто говорит? — требовательно и, как решил Клейстер, с напускной храбростью спросила она.
— Я все знаю про убийство вашей матушки. На том конце внезапно замолчали; Клейстер тихонько хихикнул от удовольствия. Так быстро и бесповоротно он бы не добился от нее внимания, даже если бы подошел и укусил ее за сиську.
— Я слушаю.
— Не могу я сейчас говорить.
— Почему?
— Не могу, и все, вот почему.
Опасно было обсуждать с ней это дело по телефону. Кто-нибудь на ранчо поднимет отводную трубку и услышит их разговор. Тогда добра не жди.
— Я вам позвоню.
— Но…
— Я позвоню еще.
Наслаждаясь ее волнением. Клейстер повесил трубку. Он помнил, как се мамаша разгуливала здесь, будто королева. Не раз жарким летним днем он похотливо поглядывал на нее, когда она с Джуниором и Ридом резвилась в плавательном бассейне. Они хватали ее за что ни попадя, и называлось все это «побеситься». Но она считала ниже своего достоинства даже взглянуть в сторону Клейстера. Вот и допрыгалась до того, что ее убили; он по этому поводу в свое время не сильно волновался. Мало того, он даже и соваться бы не стал, чтобы помешать этому.
Он помнил ту ночь и все, что тогда случилось, словно это было вчера. Тайну свою он хранил все эти годы. А теперь пора ее обнародовать. То-то он потешится, рассказывая прокурорше эту историю.
Глава 11
— Вы ждете, чтобы оштрафовать меня за парковку в неположенном месте? — спросила Алекс и, выйдя из машины, заперла дверцу. На душе у нее благодаря неожиданному вчерашнему звонку было весело. Может быть, звонивший окажется тем самым свидетелем, о котором она так мечтала. Но мог звонить и какой-нибудь псих, трезво одернула она себя.
Если он действительно свидетель, вдруг он назовет Рида Ламберта убийцей Седины? Это будет ужасно. Рид стоял, прислонившись к счетчику парковки, и выглядел необыкновенно притягательно. Вообще говоря, поскольку счетчик имел крен вправо, можно было считать, что это он прислонился к Риду.
— Для такой острячки стоило бы и передумать, но я ведь малый добрый. — Он набросил на счетчик парусиновый чехол. Синими буквами на нем было написано: «ПУРСЕЛЛ — СЛУЖЕБНАЯ МАШИНА». — Заберете его с собой, когда поедете отсюда; можете им пользоваться. Мелочи немножко сэкономите.
Он повернулся и двинулся по тротуару к зданию суда. Алекс догнала его, стараясь шагать в ногу.
— Спасибо.
— Пожалуйста. — Они поднялись по ступеням и вошли внутрь. — Зайдите ко мне, — сказал он. — Хочу вам показать кое-что.
Заинтригованная, она последовала за ним. Накануне они расстались не на самой приятной ноте. Сегодня утром, однако, он очень старался проявить радушие. Решив про себя, что это совсем не в его натуре, Алекс с подозрением стала размышлять о мотивах такой перемены.
Когда они спустились в цокольный этаж, в дежурной комнате все дружно побросали дела и уставились на них. Этакая немая сцена, как на фотографии.
Рид не спеша обвел комнату многозначительным взглядом. Деятельность мгновенно возобновилась. Хотя он не произнес ни единого слова, было очевидно, что он пользуется у подчиненных непререкаемым авторитетом. Его либо боялись, либо уважали. Скорее — первое, подумалось Алекс.
Рид распахнул перед ней дверь на лестницу и отступил, пропуская ее вперед. Она вошла в квадратный мрачный, без единого окна кабинетик. В нем стояла стужа, как в холодильной камере. Стол был в таких царапинах и вмятинах, будто его склепали из металлолома. Столешница из древесно-стружечной плиты была испещрена дырами и пятнами чернил. На ней — полная окурков пепельница и простецкий черный телефон. Возле стола Алекс заметила вращающееся кресло, не внушившее ей большого доверия.
— Вот, можете пользоваться, — сказал Рид. — Впрочем, вы, не сомневаюсь, привыкли к более изысканным помещениям.
— Вовсе нет. Собственно, моя остинская каморка не намного больше. И кого же следует благодарить?
— Город Пурселл.
— Но это ведь чья-то идея. Ваша, Рид?
— Ну, допустим.
— В таком случае, — растягивая слова, проговорила она, решив не обращать внимания на его вызывающий вид, — спасибо.
— Пожалуйста.
Стараясь смягчить взаимную враждебность, она улыбнулась и поддразнила его:
— Теперь, когда мы в одном здании, я буду следить за вами в оба.
Прежде чем плотно закрыть за собой дверь, он ответил:
— Наоборот, госпожа прокурор. Я буду смотреть в оба за вами.
Алекс бросила на стол шариковую ручку и принялась с силой растирать застывшие руки. Купленный ею электрический обогреватель работал на всю катушку, но это мало что меняло. В кабинетике стоял лютый холод — это был, по всей видимости, единственный сырой и промозглый уголок на всю засушливую округу.
Еще раньше она накупила канцелярские принадлежности: бумагу, карандаши, ручки, скрепки. Удобным кабинет не назовешь, но, по крайней мере, в нем можно было работать. К тому же он находился куда ближе к центру города, чем ее гостиница.
Проверив, действительно ли обогреватель работает на полную мощность, она снова засела за свои заметки об участниках драмы. Полдня ушло на то, чтобы разобрать и рассортировать их.
Начав с досье, собранного ею на Ангуса, она перечитала записи. К сожалению, они не приобрели ни большей конкретности, ни фактической обоснованности с тех пор, как она прочла их предыдущие десять раз.
В основном там были собраны данные и сведения с чужих слов. С немногими имеющимися фактами она ознакомилась еще до отъезда из Остина. Выходило, что ее мероприятие не более чем пустая трата денег налогоплательщиков, а ведь прошла уже целая неделя из того срока, что установил ей Грег.
Она решила какое-то время не затрагивать вопроса об обстоятельствах преступления. Необходимо было выяснить его мотивы. Все трое мужчин обожали Седину — вот и все, что ей удалось пока установить. Но обожание вряд ли может побудить к убийству.
Данных у нее не было никаких — ни улик, ни мало-мальски убедительных оснований подозревать кого-то. Она была уверена, что Бадди Хикс ее матери не убивал, но это ни на йоту не приблизило ее к раскрытию истинного убийцы.
Побеседовав наедине с Ангусом, Джуниором и Ридом, Алекс пришла к выводу, что добровольное признание вины здесь было бы равносильно чуду. Ждать от любого из этой троицы сожаления о совершенном или покаяния не приходилось. И ни один из них не даст показаний против остальных. Их верность друг другу оставалась по-прежнему нерушимой, хотя дружба была не та, что раньше, и одно это ухе говорило о многом. Быть может, смерть Селины, расколов их компанию, одновременно повязала их общей тайной?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
