Лахет, 192a–b
СОКРАТ. Но я подразумеваю вот что: если бы я спрашивал относительно скорости – что это такое, скорость, встречающаяся нам и в беге, и при игре на кифаре, и при разговоре, и при обучении, а также во многих иных вещах и которую мы проявляем почти в каждой из вещей, достойных внимания, – в деятельности ли наших рук или бедер, рта и голоса или мысли, – разве не так поставил бы ты вопрос?
ЛАХЕТ. Да, именно так.
СОКРАТ. Значит, если бы кто спросил меня: «Сократ, как ты понимаешь то, что во всех вещах именуешь проворством?» – я ответил бы ему, что называю этим словом способность многого достичь за короткий срок – в отношении голоса, бега и во всех остальных вещах.
ЛАХЕТ. И ты будешь совершенно прав.
СОКРАТ. Вот ты и попытайся, Лахет, точно так же определить мужество – что это за способность, которая и в радости, и в горе, и во всем остальном, что мы сейчас перечислили, остается самою собой и потому именуется мужеством.
Сократ приводит аналогию, где три элемента из составляющих ее четырех элементов уже обозначены. У нас есть (а) примеры скорости и (б) определение скорости; вдобавок у нас есть (в) примеры мужества, но пока не хватает (г) определения мужества. Лахету предстоит самостоятельно заполнить этот пропуск.
Такая схема повторяется и в других диалогах. В «Теэтете» Сократ спрашивает, что такое знание. Ему отвечают, что знание включает в себя такие науки, как геометрия, и такие ремесла, как сапожное. По мнению Сократа, предложенный ответ плох; это все равно что сказать, что глина есть то, что используется кирпичниками, а также горшечниками. Гораздо лучше было бы ответить, что глина – это влажная земля[119]. Можно ли подобным путем выработать и определение знания?
Аналогии подобного типа, помимо прочего, служат инструментами для разъяснения. Сократ пользуется ими для того, чтобы помочь собеседнику понять ту или иную тему, не прибегая к абстрактным трактовкам. Аналогии эффективны отчасти потому, что мы ощущаем силу сравнения еще до того, как сумеем объяснить, почему оно действенно. (Сказанное верно и в тех случаях, когда нам вовсе не удается найти объяснение.) Они скорее иллюстрируют, нежели поясняют. Вместо того чтобы просить собеседника рассуждать более «обобщенно», Сократ предлагает ему примеры и говорит: «Попробуй делать так же.
Расспросы типа «заполни пробелы». Аналогии вышеописанного типа можно использовать для разнообразных целей. В предыдущей главе мы увидели, как Сократ беседует с Горгием о значении красноречия. Давайте вернемся к той дискуссии, чтобы посмотреть, как философ посредством аналогии подталкивает ход беседы. Когда он только знакомится с Горгием, они обмениваются следующими репликами:
Горгий, 447d
СОКРАТ. Прекрасно! Херефонт, спроси его!
ХЕРЕФОНТ. Что спросить?
СОКРАТ. Кто он такой.
ХЕРЕФОНТ. Что ты имеешь в виду?
СОКРАТ. Ну, вот если бы он оказался мастеровым, который шьет обувь, то, наверно, ответил бы тебе, что он сапожник.
Горгий отвечает, что он оратор. Сократ продолжает свои изыскания, привлекая аналогии:
Горгий, 449d
СОКРАТ. Ты говоришь, что ты и сам сведущ в красноречии, и берешься другого сделать оратором. Но в чем же, собственно, состоит это искусство? Вот ткачество, например, состоит в изготовлении плащей. Так я говорю?
(Да.) А искусство музыкантов в том, чтобы создавать мелодии? (Да.) Так что же создают ораторы? Горгий отвечает, что их искусство – речи, а пользуются они словами. Сократ возражает: речи и слова применяются во многих видах деятельности. Математики с помощью слов говорят о числах, а астрономы толкуют о звездах[120]. Очевидно, ораторы ведут речи о чем-то другом, но о чем же? Завершите аналогию. Горгий отвечает, что они ведут речи о самых важных вещах. Как мы уже видели, Сократа это не убеждает, потому что представитель любой профессии считает свое дело самым важным. Он приводит другую аналогию: обращаясь к строителю, афинское народное собрание полагается на его помощь в возведении здания – но вот когда оно обращается к оратору, то на какое содействие рассчитывает?[121] Завершите аналогию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Обратите внимание, как череда вопросов ведет собеседника. Первая аналогия довольно проста: того, кто изготавливает обувь, называют сапожником; а как называют тебя? Горгия приглашают сыграть в игру, на первый взгляд нисколько не сложную. Он начинает отвечать, и у него поначалу получается. Но постепенно аналогии становятся все труднее и опаснее. Мы знаем, какую пользу приносит сапожник или строитель, – нажимает Сократ. – Так расскажи нам, что хорошего делаешь ты?
Подобный стиль исследования служит хорошим пояснением того, как Сократ рассуждает о трудных и незнакомых вещах, начиная с простых и знакомых предметов. Начинайте с того, что вам хорошо известно, – с различий и примеров, в которых уверены. Затем попытайтесь соотнести их с проблемами, в которых вы не столь уверены. Присмотритесь, где это получается легко, а где трудно, и спросите себя, почему. Если собеседнику не удается найти ответ, который вы надеетесь обсудить с ним, покажите, как выглядел бы ответ в более знакомой и располагающей к пониманию обстановке.
Расширенные сравнения. До сих пор описываемые аналогии были простыми: A относится к B так же, как C относится к D. Но Сократ ценит и более сложные сравнения. Они помогают прояснить абстрактную идею, шаг за шагом сопоставляя ее с идеей конкретной. Пример такой аналогии находим в «Протагоре», где Сократ сравнивает знание с пищей и следует этой параллели в нескольких пунктах.
Протагор, 313c–e
– Но чем же питается душа, Сократ?
– Знаниями, разумеется, – сказал я. – Только бы, друг мой, не надул нас софист, выхваляя то, что продает, как те купцы или разносчики, что торгуют телесною пищей. Потому что и сами они не знают, что в развозимых ими товарах полезно, а что вредно для тела, но расхваливают все ради продажи, и покупающие у них этого не знают, разве случится кто-нибудь сведущий в гимнастике или врач. Так же и те, что развозят знания по городам и продают их оптом и в розницу всем желающим, хоть они и выхваляют все, чем торгуют, но, может быть, друг мой, из них некоторые и не знают толком, хорошо ли то, что они продают, или плохо для души; и точно так же не знают и покупающие у них, разве лишь случится кто-нибудь сведущий во врачевании души.
Сократ раскрывает сходства двух вещей последовательно, одно за другим, показывая их подобие. Обратите внимание, что такая аналогия ничего не доказывает. Тот факт, что знания в чем-то похожи на пищу, еще не означает, что соотносимые явления подобны и в других планах. Однако это утверждение становится все более убедительным по мере того, как число параллелей множится, и они делаются все ярче. Яркость, конечно, не аргумент, но воздействует как аргумент и может показаться даже убедительнее обычных аргументов. Поэтому ярких аналогий стоит остерегаться, помня, впрочем, об эффективности такого инструмента.
Сократ продолжает разговор об аналогии, но уже в противоположном ключе: он объясняет, в каком отношении она терпит неудачу.
Протагор, 313e–314b
СОКРАТ. Так вот, если ты знаешь, что здесь полезно, а что – нет, тогда тебе не опасно приобретать знания и у Протагора, и у кого бы то ни было другого; если же нет, то смотри, друг мой, как бы не проиграть самого для тебя дорогого. Ведь гораздо больше риска в приобретении знаний, чем в покупке съестного. Съестное-то и напитки, купив их у торговца или разносчика, ты можешь унести в сосудах, и, прежде чем принять в свое тело в виде еды и питья, их можно хранить дома и посоветоваться со знающим человеком, что следует есть или пить и чего не следует, а также сколько и в какое время. При такой покупке риск не велик. Знания же нельзя унести в сосуде, а поневоле придется, уплатив цену, принять их в собственную душу и, научившись чему-нибудь, уйти либо с ущербом для себя, либо с пользой.
