– Это же как давно было, – заметил Сэм. – Ну, несколько лет туда-сюда ведь не играет роли?
Генри ничего не ответил. Стивен повторил вопрос о деньгах.
– Прежде всего, – отозвался отец Робин через стол, – я бы предложил вам решить, как именно вы собираетесь отмечать юбилей. Не могу не обратить ваше внимание на плачевное состояние наших колоколов. Один надтреснут, а все остальные нужно заново подвесить. Колокольня потеряла устойчивость. Ее, пожалуй, нужно укрепить с помощью контрфорса – возможно, арочного, чтобы получилось не только прочно, но и не уродливо. Мне, признаться, всегда нравились арочные контрфорсы, так что я не буду против, если он украсит нашу церковь Святого Климента.
– А где их берут, эти самые контрфорсы? – в полном недоумении спросил Джереми. – Извините за такой вопрос: я родился и вырос вдали от цивилизации.
– Может, в строительном супермаркете, – предложил викарий. – И еще нам очень нужно помещение для воскресной школы. Мы до сих пор учим в обычной школе, но это же неправильно.
Родни, откашлявшись, сказал:
– У меня другое предложение. Ясно, что, если мы решим финансировать все это, понадобится очень солидная сумма. А на мой взгляд, в моральном смысле, куда лучше потратить деньги на бедняков в нашем приходе. Чтобы жилье им получше, образование – в таком разрезе…
Все смолкли.
Гробовую тишину нарушил Джереми Сампшен:
– Я вырос в неблагополучном квартале Лондона. Это закалило мой характер. То есть никто не пострадал. Извините, мистер Уильямс, но почему всякий раз, когда предлагается что-нибудь грандиозное, такое, что либо изменит мир, либо просто слегка подкрепит боевой дух, непременно какой-нибудь типчик встанет и заведет старую песню: «А не лучше ли на бедняков?…» Говорят, когда Христофор Колумб собрался поднять паруса на своих каравеллах, нашелся человек, который предложил потратить средства на строительство больницы для неимущих. Ну и где была бы Америка, если бы тогда на это согласились?
– Да, но… – попытался возразить Родни. Джереми, перебил:
– Когда в США собрались разрабатывать программу «Аполлон», чтобы долететь до Луны, кто-то встал и сказал: «А не лучше потратить эти бабки на бедняков?» И всегда это предлагается во имя морали. Честно сказать, я ничего против бедняков не имею, кроме того, что это сплошь головотяпы и неудачники, но само понятие «бедняки» – будто губка, они впитывают любые средства навсегда. Вот хотя бы Африка! Нет, друзья мои, давайте поступим разумно. Лучше соорудить какой-нибудь там арочный контрфорс.
– Не могу согласиться с вами, да и вообще, по-моему, нельзя так ставить вопрос, – разобиделся Родни. – Мораль должна проявляться во всем.
– Но даже без всего того, что наговорил Джереми, – произнес Генри, – я за, как он выразился, «какой-нибудь там арочный контрфорс».
– Боюсь, я тоже за контрфорс, – сказал Стивен. – А как по-вашему, Пенни?
– Мы ведь собрались отмечать долговечность церкви в деревне, так? – отозвалась она. – А значит, надо обеспечить ее долговечность и впредь. Извините, Родни, но я тоже за контрфорсы.
– И я, – встрял Сэм и стукнул кулаком по столу. – Всякий раз, проходя мимо церкви, мы будем видеть это великолепие. Контрфорс укрепит нашу бодрость духа.
– Хочу лишь надеяться, Сэм, что вы не будете всякий раз проходить мимо церкви, – сухо заметил викарий.
Если Стивена и ужаснули размеры возможных расходов на все, что предложил викарий, он этого никак не показал. Он понимал, что их ждут и другие непредвиденные сложности. Однако ничто не могло сравниться с тем, как сложно будет урегулировать его отношения с Шэрон.
Заседание комиссии закончилось, но мало что удалось решить. Стивен Боксбаум провожал гостей. Он воспользовался возможностью пожать на прощание руку Пенелопе Она не ответила. «Я на тебя сержусь», – сказала ее рука.
Джереми не отходил от Хетти Чжоу, все спрашивал, можно ли проводить ее домой.
– Я не потеряю дорогу, – сказала она.
– Но улицы Хэмпдена по ночам наводнены ужасными привидениями…
– Тогда покажите мне их, – ответила Хетти небрежно и безразлично.
Они вместе исчезли в ночи. Стивен вернулся в гостиную. Шэрон стояла у камина, закуривая; рядом – бокал джина с тоником.
– Подумать только, «в строительном супермаркете»! – сказал Стивен. – Ну викарий, такому палец в рот не клади, вот уж точно!
Шэрон будто не услышала.
– Такты теперь, значит, целиком интегрированный а идишер гражданин, – сказала она.
– Уже давно, Шэрон. И советую не отставать. – Стивен тоже закурил, налил себе джина с тоником. – Может, ты тогда будешь счастливее, – добавил он.
Она помолчала, затем спросила, зачем он пригласил этого старого дурака Генри Уиверспуна.
– Он полезный человек. И ему нужна поддержка после этой аварии. Потом, он человек со связями. Его брат Эндрю, например, был одно время даже лордом-наместником графства.[29] Еще у него водятся деньги, а нам они точно понадобятся. Он мне недавно рассказывал про свою молодость, когда он управлял гостиницами в Южной Америке. Довольно предприимчивый человек, не боится приключений.
– Да он никогда не был в Южной Америке.
Это безапелляционное заявление поразило Стивена Шэрон редко его удивляла, и он пришел к выводу, что все ее сюрпризы неприятны. Стивен спросил, что она имеет в виду.
– То, что сказала, – отвечала Шэрон.
– Ну правда, дорогая, не дразни. Объясни, о чем ты.
– Раньше Андреа работала у Генри. Ей он рассказывал, что провел молодость в Северной Америке. Якобы создал в Оттаве компанию по продаже воды в пластиковых бутылках, и на этом заработал состояние. По крайней мере, так он говорил. Самый обычный лгун.
Стивен призадумался.
– Не стоит все же так сразу ставить на нем крест, – сказал он. – Он симпатичный человек, просто его иногда заносит. Старики любят приукрасить прошлое. Может, думают, что в молодости что-то упустили, а теперь жалеют.
– Да, но лгать-то зачем? – спросила она, резко обернувшись, будто хотела уличить его в чем-то. «А-а, чтобы я ощутил, что живу во лжи», – подумал Стивен. Но смолчал, лишь глядел, как она пьет джин с тоником.
– Мне никогда не удается тебе угодить, Шэрон, – медленно, со значением произнес он.
– Если есть вечные истины, это уж точно одна из них, – парировала она.
Меж ними воздвиглось молчание, водонепроницаемое и непробиваемое. Шэрон прислонилась к каминной полке, мрачно уставившись в стену. Ее поза напомнила Стивену картину Вальтера Сиккерта «Тоска»: женщина стоит спиной к зрителю, мужчина откинулся назад в кресле у стола, перед ним стакан, наполовину пустой, наполовину полный. Скука, тоска – вот почему они медленно охладели друг к другу. Может, скука и погнала его в объятия Пенелопы?
– Ну что же, Шэрон, – со вздохом произнес он, – пойду-ка я спать.
Она заговорила, не повернув головы:
– Ложись в любой комнате. Я не хочу больше спать € тобой. Я тебе совсем не нужна, тебе бы только секс… Пора положить этому конец.
– Да все уже само дошло до конечной остановки, – вымолвил он, пересекая пространство ковра и направляясь к лестнице.
Шэрон так и осталась курить и гипнотизировать стену.
Выйдя из поместья, Пенелопа Хопкинс помедлила в тени у входа в тупик, чтобы не поравняться с Хетти Чжоу и Джереми Сампшеном.
Она понимала, что маневр выходит двоедушный. Сама толком не знала, отчего так поступает, может, просто не готова была с ними любезничать. Ее нервировала холодная властность Хетти – видимо, Пенелопа сама виновата: ведь поначалу это она снисходительно относилась к китаянкам.
Она постояла минуту-другую и пошла домой, на восток, вскоре свернув на Климент-лейн, где еле светили редкие фонари.
Налетел ветерок. Деревья на южной стороне улицы, тяжелые, взлохмаченные, обвитые плющом, клонили ветви к тротуару, мотали туда-сюда. Пенелопе всегда нравились эти заросли. Но сейчас, в своем подавленном состоянии, она видела в них лишь угрозу. И поспешила прочь, однажды испуганно оглянувшись.
Отчего-то на ум ей пришла навязчивая идея Беттины про город мертвых. Скользя из одной тени в другую, Пенелопа спросила себя, как бы поступила, предстань ей сейчас покойный муж, ее Грег. И мысль эта не оставляла ее, хотя рациональной частью сознания она не принимала идею Беттины: город мертвых под деревней так же невозможен, как Град Божий в небесах, о котором говорил викарий.
Дверь ее домика открывалась прямо на тротуар. Она скользнула под сень крыльца, где зарешеченные боковины совершенно заросли жимолостью, которая вся была уже в бутонах. Автоматически зажегся фонарь у входа. Отчего ей так погано на душе? Ведь ничего плохого не случилось. Она отперла дверь, отворила ее, вошла, закрыла за собой, тут же повернула ключ в замке. И чуть не споткнулась о сине-розовый пластмассовый грузовик, припаркованный на входном половике.
