Уже лежа в постели, я поняла, почему его поцелуй показался мне несколько странным — все дело было в бороде.
***
Через два дня они с Ромуальдом встретили меня после работы.
— Привет, — обрадовалась я, — а ты что такой грустный, неприятности?
— Ага, — кивнул он, — и у меня тоже.
— А у кого еще?
— У Аделаиды, ее убили.
Я посмотрела на него внимательно и увидела, что он не шутит. После моих наводящих вопросов он рассказал, что Аделаиду убили позавчера, когда мы с ним были в гостях у Нины Ивановны, зарезали ножом и вроде бы ограбили.
В ответ на мой вопрос, почему же он так расстраивается, ведь он сам говорил, что Аделаиду терпеть не мог, и не он один, Володя показал мне повестку к следователю.
— Почему тебя вызывают?
Он пожал плечами и ушел, предупредив, чтобы я, если встречу его тещу, ничего ей не говорила.
***
Владимир Иванович зашел в кабинет. Кабинет был довольно просторным, но, на взгляд художника, совершенно безликим, он не носил на себе отпечаток личности своего хозяина, вернее — хозяйки. Следователь была представительная дама в районе пятидесяти. Может, и больше, Пятаков никогда не умел правильно определять возраст женщин.
Анна Николаевна Громова оторвалась от бумаг и посмотрела на вошедшего поверх очков.
— Пятаков Владимир Иванович?
— Совершенно верно. А мне как вас прикажете называть? Товарищ следователь? Или теперь положено — господин следователь?
Громова поморщилась:
— Называйте меня Анна Николаевна. И прошу вас серьезно отнестись к нашему разговору. В конце концов, убита ваша знакомая, и такой тон, который вы избрали, кажется мне неуместным.
— Простите, — смутился Пятаков, — я впервые у следователя, нервничаю очень.
— Ничего страшного. Давайте перейдем к делу. Присядьте, пожалуйста, потому что разговор у нас будет долгим, и смотреть на вас снизу вверх мне неудобно.
Пятаков сел на жесткий стул. Он действительно чувствовал себя не в своей тарелке, и с каждой минутой его нервозность только усиливалась.
— Итак, расскажите мне, пожалуйста, как давно вы были знакомы с покойной Аделаидой Самсоновной Верченых и каковы были ваши отношения.
— Сейчас… дайте подумать. Она появилась в Питере, то есть тогда еще в Ленинграде, году в восемьдесят шестом или восемьдесят седьмом. Приехала она из Самары. Опять-таки, это теперь она — Самара, а тогда это был Куйбышев. Сначала Аделаиду никто особенно не заметил, но очень скоро ее хватка проявилась в полной мере. Вдруг ни с того ни с сего устраивают ее персональную выставку в Голубой гостиной…
— Что это за гостиная такая? — прервала художника Анна Николаевна.
— Голубая гостиная? — Пятаков так посмотрел на собеседницу, как будто она спросила его, куда впадает Волга. — Голубая гостиная ЛОСХа… то есть, я хочу сказать, Союза художников. Это выставочный зал в помещении Союза художников на Большой Морской. Там все время проводятся выставки, то коллективные, то персональные.
— Так почему же вы удивляетесь, что там устроили выставку Верченых?
— Как вы не понимаете? — чуть не закричал Владимир Иванович. — Выставки в Голубой гостиной заслуженные члены Союза дожидались тогда многие годы, и то, как правило, выставлялись в коллективе, а тут приезжает какая-то мымра из провинции, еще и в Союз-то не вступила, и вдруг — на тебе, персональная выставка, и на открытии присутствует Свинкина из отдела культуры обкома партии! И Свинкина с Аделаидой чуть не целуется на глазах у всего вернисажа. Тут все всё поняли — с Аделаидой надо держаться осторожно — как с противопехотной миной. То ли у нее были какие-то крутые обкомовские связи, то ли она негласно служила в органах, то ли просто у нее был талант находить себе подруг среди влиятельных дам, короче, сразу после этой выставки ее принимают в Союз художников, и она двигается вперед как бульдозер, только успевай отскакивать.
Пятаков остановился на минуту перевести дух.
«Что я делаю? — пронеслось у него в мозгу. — Зачем я болтаю столько лишнего? Эта тетка-следователь так на меня влияет — смотрит сквозь очки и молчит, на нервы действует».
— И дальше? — произнесла Громова.
И дальше престижные выставки и выгодные заказы сыплются на Аделаиду как из рога изобилия. Тут приходят новые времена, обком утрачивает свое руководящее значение, но Свинкина оказывается во главе крупного художественного издательства — причем, по слухам, коллектив ее сам выбрал на свою голову, — а наша Аделаида тут же становится владелицей престижнейшего выставочного зала и художественного салона на Невском. Теперь каждый художник, который хочет хорошо продать свою работу, должен бежать к ней на поклон. Видите ли, у «новых русских» стало престижным покупать картины только через Аделаиду Самсоновну…
— Короче, Владимир Иванович, — прервала художника Громова, сняв очки и положив их на стол, — по вашему темпераментному рассказу я поняла, что вы покойную не любили.
— Ну вы делаете слишком поспешные выводы! — вскричал Пятаков. — В нашей среде, среде художников, коллекционеров живописи, искусствоведов — да, я думаю, и в любой другой профессиональной среде, — все говорят друг о друге плохо, злопыхательство — совершенно нормальный способ оценки своих коллег. Тем более учитывая Аделаидин трудный характер… Но все же у нас с ней отношения были лучше многих, вы можете спросить кого угодно…
Да уж не беспокойтесь, спрошу, — пообещала Анна Николаевна, — и уже спрашивала. И мне рассказали, что в последнее время Аделаида Верченых к вам благоволила, — пригласила вас на свой последний вернисаж, а он был для очень узкого круга.
— Да, — неохотно ответил Пятаков, — и на инсталляцию. А она тоже была только для избранных. Вы не представляете, сколько у меня сразу появилось завистников!
— Кстати о завистниках, — задумчиво протянула Громова. — Вы не могли бы сказать, кто конкретно мог желать вам зла или причинить вам неприятности?
— Желать мне зла? — Художник оторопело уставился на свою собеседницу. — А что такое? Меня кто-то оклеветал?
— Возможно, что и так, мы проверяем. Так все же какие отношения у вас были с Аделаидой Самсоновной?
— Обычные, — угрюмо сказал Пятаков.
— Да? А мне рассказали, что буквально накануне вы с покойной крупно поспорили, — выбросила Громова из рукава козырной туз. — И о чем, интересно?
— Разве те, кто вам рассказал про наш спор, не слышали, о чем он был? — съязвил Пятаков. — Я оказался прав, Аделаида благоволила ко мне не просто так, она хотела иметь какие-то дела с моей женой, жена уже два года живет за границей…
В Германии, мне это известно, — вставила Громова и, видя, что Владимир Иванович неприязненно на нее покосился и замолчал, подстегнула его: — Ну-ну, дальше.
— Дальше и говорить нечего, я отказался наотрез. Аделаида же не любила, когда ей перечат, вот мы и расстались, недовольные друг другом.
— Это было за два дня до ее убийства?
— Зачем вы спрашиваете, если сами все знаете! — разозлился Пятаков.
— Однако после разговора с Аделаидой вы тем не менее звонили жене в Гамбург, и не один раз.
— Имею право!
— Разумеется, но, учитывая то, что до этого вы не звонили ей больше года и она вам тоже, это выглядит странно.
— Послушайте, я что, у вас подозреваемый номер один, раз проверяются мои телефонные разговоры. Может, и телефон поставлен на прослушивание?!
— Телефон ваш никто не прослушивает, но вы можете мне сказать, зачем звонили жене?
— Это никак не связано с убийством Аделаиды, и отвечать на такой вопрос я не буду, — твердо сказал Пятаков.
— Ну что ж, тогда скажите мне, уважаемый Владимир Иванович: в последнее время у вас не пропадали какие-либо вещи?
Пятаков рассеянно пожал плечами:
— Честно говоря, не могу припомнить.
Ладно, к этому вопросу мы еще вернемся, — зловеще протянула Громова. — А пока, может быть, вы мне расскажете, как обстояли у Верченых дела с противоположным полом?
— С мужчинами? Уж простите, но сплетни мне пересказывать неохота!
— Владимир Иванович, не забывайте, что вы находитесь с кабинете следователя. Если вам задают вопрос, то на него нужно отвечать, тем самым оказывая помощь следствию. И я вовсе не призываю вас пересказывать сплетни, я только прошу рассказать, что вам лично известно.
— Что может быть мне лично известно? Только с чужих слов. — Пятаков заметил, что Громова недоверчиво сощурилась, и разозлился. — Все знали, что Аделаида к молодым художникам неравнодушна, она этого и не скрывала. Вечно то одного, то другого в гости зовет — картины посмотреть, об искусстве поговорить и так далее… Вечеринки у нее часто бывали. И всегда — гости расходятся, а какое-нибудь молодое дарование она под благовидным предлогом задержит… но про это вам лучше спросить дам из галереи, они вам все в подробностях доложат. — В голосе Пятакова появились саркастические нотки.
