– Говори же, идиотка, – прошипел папаша мне в ухо, как будто кто-то мог его услышать. В последние восемь месяцев, после того, как он скончался от внезапной простуды, его вообще никто не мог услышать.
Голубые глаза, покрасневшие от слез, должны были выглядеть уродливо на ее симпатичном овальном личике, но Люсетту Д’Агилар красила даже скорбь. Ей шло все: от черного траурного платья до гладких, зачесанных назад волос, собранных в строгий пучок. И неудивительно, ведь она редкая штучка, рожденная счастливой.
– Да? – проговорила она так, будто у меня нет прав нарушать покой скорбящего дома.
Я стянула с головы чепец, чувствуя, насколько спутаны мои волосы, и выставила его перед собой наподобие щита. Мои ногти были поломаны, а руки покрывали пятна краски и лака, которые я использую при работе с деревом. Как могла, я прятала пальцы под тканью чепца.
– Это по поводу гроба, – сказала я. – Я Хепсиба. Хепсиба Бэллентайн.
Ее взгляд по-прежнему был непонимающим, но она сделала шаг назад и впустила меня в дом. По правилам я должна была войти через заднюю, предназначенную для прислуги, дверь. Гектор так бы и поступил, он так поступал всю жизнь, но я-то предоставляю ценную услугу. Если они доверяют мне создание достойного смертного ложа для своих родных и близких, то должны впускать через парадную дверь. Все вокруг оповещены о случившейся смерти, в больших домах невозможно спрятаться, и я не буду прокрадываться внутрь, как будто мое призвание позорно. Гектор ворчал пару раз, когда я начала заявляться в дома покойников таким способом – точнее, пронзительно кричал, и этот крик, затихая, переходил в ворчание, – но я всегда ему говорила: а что им остается?
Я – единственный гробовщик в городе. Они меня по-любому впустят.
Я прошла за Люсеттой в небольшую приемную, со вкусом отделанную в серых тонах и занавешенную шторами из кружева такого качества, будто оно соткано прядильщиками с восемью ногами. Она украдкой посмотрелась в огромное зеркало над камином. Ее мать сидела в кресле и тоже разглядывала свое отражение, словно убеждая себя в том, что еще существует. Люсетта расположилась рядом с ней, и они обе с кислыми физиономиями уставились на меня. Папаша неодобрительно фыркнул, и был абсолютно прав. Здесь он будет вести себя смирно; хоть его никто и не слышит, кроме меня, он не станет меня отвлекать. Он никогда не мешает бизнесу.
– Зеркало следует прикрыть, – сказала я, без приглашения усаживаясь в изящное кресло. Оно обняло меня, как ласковый сонный медведь. Поправив складки на траурном коричневом платье, специально предназначенном для визитов к семьям покойных, я было положила руки на ручки кресла, но вспомнив, как неприглядно они выглядят, сцепила пальцы на коленях перед собой. Зеркало украшали только черные ленты, завязанные бантами, – изысканная дань традиции, но слабая защита.
– То есть все ваши зеркала. На всякий случай.
Пока не увезут тело.
Они обменялись оскорбленными взглядами.
– Выбор за вами, разумеется. Мне известно, что некоторым семьям доставляет радость, когда тени усопших поселяются в зеркалах и постоянно за ними наблюдают. Они чувствуют себя не такими одинокими, – я улыбнулась, стараясь казаться доброжелательной. – Мертвым это нравится, особенно тем, чья смерть была внезапной. Не успев подготовиться, они стремятся крепко держаться за тех, кого прежде любили. Вы знали, что сердце вашего мужа было слабым, или же это было чудовищной неожиданностью?
Мадам Д’Агилар передала свою черную шаль Люсетте, та прикрыла зеркало и вернулась к матери.
– Вы накрыли тело? – спросила я. Они кивнули. Я кивнула в ответ, показывая, что они все сделали правильно. Глупые тщеславные женщины, поставившие свои отражения выше сохранения души внутри тела. – Хорошо. Итак, чем я могу быть вам полезна?
Это снова поставило их в неловкое положение, обязывая обратиться ко мне за помощью.
Они должны просить меня выполнить их пожелания. Увидев их сконфуженные лица, я почувствовала мерзкий трепет восторга и снова улыбнулась. Позвольте мне вам помочь.
– Нам нужен гроб. Иначе зачем бы тебе здесь находиться? – язвительно проговорила Мадам. Люсетта накрыла ее руку ладонью.
– Нам требуются твои услуги, Хепсиба, – мое сердце пропустило один удар от того, что ее губы произнесли мое имя. – Ты должна нам помочь.
Еще бы! Им необходим гробовщик. Им нужно смертное ложе, которое удержит усопшего внутри, чтобы быть уверенными – он не вернется преследовать их в той жизни, которую они начнут с этого момента. Им требуется мое искусство.
– Я рекомендую вам гроб из черного дерева, обитый изнутри качественным шелком с наполнением из лаванды, чтобы навсегда успокоить его душу. Золотая фурнитура будет служить гарантией прочности конструкции. Я также добавила на всякий случай три золотых замка для крышки. Так будет надежней, – и затем я назвала цену. Чуть меньше четверти фунта золота, цена выглядит справедливой, и, тем не менее, способна заставить любую другую честную женщину возмутиться и обвинить меня в вымогательстве.
Но мадам Д’Агилар просто сказала:
– Люсетта, проводи мисс Бэллентайн в рабочий кабинет и заплати ей аванс.
Как же им хочется удержать его внизу!
Я поднялась и, прежде чем отправиться вслед за покачивающимися юбками Люсетты, сделала легкий реверанс.
Пока она возилась с сейфом в третьем ящике огромного дубового стола, до недавнего времени принадлежавшего ее отцу, я вежливо отвернулась. Когда она передавала мне кожаный мешочек с золотом, ее пальцы коснулись моей ладони, и мне показалось, что я увидела искорку в ее скорбных глазах. Мне кажется, она тоже это почувствовала, и я вспыхнула от смущения за то, что она так легко смогла прочитать мои мысли. Я перевела взгляд на портрет усопшего, но в этот момент она схватила меня за руку и крепко сжала ее.
Ох!
– Пожалуйста, Хепсиба, сделай ему хороший гроб. Удержи его внизу. Защити нас… меня, – и она прижалась к моей руке губами. Они были слегка приоткрытыми, влажными и такими мягкими. Я перестала дышать, мои легкие были пусты. Она провела легким кошачьим языком по линии жизни и поднялась к запястью, где синей жилкой бился пульс, выдавая мои чувства. Откуда-то из холла донесся шум. Это суетился лакей. Люсетта улыбнулась, неохотно выпустила мою руку и сделала шаг назад.
Я вспомнила, что должна дышать, склонила голову и подчинила свои чувства воле. Все это время Гектор был непривычно молчалив. Я видела, как он стоит у нее за спиной, как безуспешно пытается потрогать пальцами ее лебединую шею, но те проходят насквозь, не встречая преграды. Я впала в ярость, но сумела взять себя в руки. Снова кивнув, чтобы придать себе уверенности, я посмотрела в ее бесстыжие глаза и прочитала там обещание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});