Пётр пошёл в ближайший супермаркет, попросил кассиршу достать из закрытого стеклянного шкафа три бутылки виски, а потом решил добавить ещё две. Кассирша удивлённо уставилась на него: видимо, хмурый заснеженный мужчина, покупающий ночью пять бутылок элитного алкоголя, вызвал у нее недоумение.
Домой идти не хотелось: общество Сани будет мешать напиться. Поэтому Пётр сел на заснеженную лавку во дворе напротив их дома и начал пить прямо из бутылки. Он делал небольшие глотки, иногда морщась от жгучего, крепкого алкоголя, но это действительно заглушало его боль. Одной бутылки ему не хватило. Пётр распаковал вторую, хоть и чувствовал, что пьян, но продолжал пить. Боль не утихала.
Зазвонил телефон, было уже около часа ночи — он просидел на лавке всего час, но за это время превратился в заснеженный сугроб, но ему было всё равно. Он подогревал себя алкоголем, а ревность и боль обжигали ещё сильнее. Пётр ответил. Это был Саша.
— Петь, ты куда пропал? — с тревогой спросил он.
— Я во дворе, — обессиленным голосом ответил Пётр.
— Ты с работы свалил два часа назад и всё это время сидел во дворе?! — удивился друг. — Домой пойти не пробовал? На улице не май месяц и тут тебе не Новороссийск.
— Мне нужно было побыть одному, — с какой-то тоской в голосе ответил мужчина.
— Я сейчас приду, — сказал Саша и положил трубку.
Саша вышел во двор и долго не мог найти Петра. Потом он заметил слегка двигающийся сугроб. Саша был в шоке от увиденной картины, ему стало не по себе. Он отряхнул друга, помог подняться и повёл домой, тот едва стоял на ногах и был насквозь мокрый.
— Придурок! — ругал его Саша. — Нажрался бы дома. А если бы тебя забрали в кутузку, твои вояки тебя бы закопали.
— Сань, зачем я отпустил её во Францию? Почему я вообще её отпустил от себя? Я никого и никогда так сильно не любил, я бы умер за неё, — как ни странно Пётр говорил связно, но голос наполнился болью и отчаянием.
— Ты почти осуществил своё желание. Хочешь допиться до комы, как она?! — сердито бросил Саша.
— Отличная идея, надеюсь, в коме не будет так плохо, — с полной серьёзностью проговорил он. И хотя речь его была чёткой, но тело отказывалось слушаться — Пётр иногда ронял голову, его сильно шатало.
Саша помог ему разуться, раздеться, затащил в комнату, бросил в него шорты с футболкой.
— Переодевайся, я тебе сейчас чай сделаю! — строго проговорил Саша.
— Саня, будь ты бабой, из тебя бы вышла отличная жена, — пьяно усмехнулся Пётр, пытаясь стащить с ноги мокрый носок.
— Будь я бабой, никогда бы не стал жить с таким алкоголиком, как ты, — бросил друг, выходя из комнаты.
Пётр даже улыбнулся.
Саша шутил, но он не на шутку перепугался за Петра. В таком состоянии тот предстал перед ним впервые, ведь он всегда был относительно сдержан, собран, серьёзен, даже в самые критические моменты. Саша вспомнил его, когда тот застал его с Юлей и даже когда пришёл к нему тогда на утро, Саша всерьёз думал, что тот ему врежет, но он сдержался, хоть и наорал. Сейчас Пётр вёл себя неадекватно и чего от него можно ожидать, Саша не знал, поэтому и переживал, что тот может натворить каких-нибудь глупостей или, правда, допиться до комы. Он вернулся в комнату, Петр уже как-то смог переодеться, сидел на кровати и тупо смотрел перед собой.
— Я тебе принёс чай, — спокойно сказал Саша и сел на компьютерное кресло напротив Петра.
— Спасибо, Сань, — с болью проговорил Пётр. — Ты очень хороший друг, но я бы тебя убил, если бы ты переспал с Юлей.
— Ты же нам сам не позволил, — усмехнулся Саша, хотя этот разговор ему совсем не нравился.
— Ты ведь не знал, что она была невинна? — с ещё большей болью разоткровенничался тот.
— Ого! Нет, не знал, — искренне удивился Саша, теперь понимая, что когда Пётр говорил, что убил бы его, вовсе не шутил. — Она не показалась мне скромницей.
— Она и мне не казалась скромницей, — пьяно делился Пётр. — Она в постели огонь!
— Ладно, допивай свой чай и проспись. Как ты завтра пойдёшь на работу? — пресёк его откровения Саша. — Давай завтра обо всём поговорим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Саня, я не хочу чай, — отпив глоток, сказал Пётр. — Я хочу виски! Я никогда не любил чай, я его заваривал только для Юли.
— Ложись уже спать! — строго сказал Саша. — Уже почти два часа ночи, я хочу спать и тебе советую!
— Ладно, уговорил, — Пётр лёг на кровать.
Саша ушёл спать.
Пётр лежал на кровати и смотрел в потолок, а кровать под ним кружилась и будто летала по комнате. Он совсем не хотел спать и думал о Юле, и от этого ему становилось ещё больнее. Она его предала, и Пётр не мог в это поверить — в голове не укладывалась картина, где она так откровенно целуется с кем-то ещё, но эта фотография так и стояла перед глазами. Пётр не ожидал такого, и, может, поэтому было настолько больно.
Он решил, что нужно ещё выпить, хоть его и шатало, но он почти бесшумно пробрался на кухню, взял стакан и бутылку виски. Так же, держась за стену, вернулся обратно. Налил и включил компьютер.
Юля была в Skype онлайн. Она прислала ему несколько сообщений, и Пётр вспомнил, что забыл выключить нетбук на работе, и, видимо, она видела его в сети.
Ю: Петя, привет!
Ю: Как у тебя дела?
Ю: Петя, мне нужно с тобой поговорить.
Ю: Петя, ты где?
Последнее сообщение было от неё полчаса назад, а первое в двенадцать ночи.
И Пётр позвонил ей в Skype.
21
Всё началось с репетиций.
На первой все только знакомились. Франсуа распределял роли, рассказал про организационный процесс, у него уже был четкий план: сначала нужно проработать каждую сцену и выучить весь текст — на это он отвел месяц; затем месяц будет проработка каждого акта по отдельности; и ещё двух недель репетиций пьесы целиком должно хватить, чтобы отшлифовать мелочи. Он планировал уложиться до Рождества.
С самого начала Франсуа погружал всех в атмосферу пьесы и театра, просил каждого описать, каким должен быть его герой, его характер. Иногда просто кивал, подтверждая, что да хочет, чтобы тот или иной персонаж был таким, иногда спокойно говорил: «Нет, это лишнее. Пусть будет таким». Или подсказывал, если какому-то персонажу нужно было что-то добавить. Он как будто точно знал, какими должны быть герои пьесы и попросил запомнить или даже записать характер.
Юле нравился Франсуа какой-то творческой энергией, исходившей от него. Он был спокоен, уравновешен, со всеми разговаривал позитивно и дружелюбно, как с давними друзьями. Когда все актеры обсудили своих персонажей, Франсуа попросил в актовом зале становиться героями пьесы и даже называть друг друга их именами.
В конце первой репетиции заставил их играть в странные игры, чтобы познакомиться и раскрепоститься. Для Юли подобные игры были в новинку, но это оказалось весело и, как ни странно, сближало, ей сразу удалось запомнить всех.
Уже на следующий день начались нормальные репетиции. Они длились по два-три часа даже в выходные. Франсуа специально для этого создал в Facebook сообщество, где писал: в какой день какую сцену они будут отрабатывать и кому какой текст нужно подготовить. На каждый день он звал определённый состав актёров, прорабатывал каждую реплику, эмоцию, телодвижение, объяснял и показывал.
Франсуа вдохновлял Юлю. Она восхищалась его игрой, тем, как он грамотно объясняет, как деликатно указывает и исправляет, если что-то идёт не так, как тонко подмечает мельчайшие детали и эмоции.
И поначалу Юле пришлось туго, Шекспир для неё был всегда на английском, и читать на французском оказалось сложно, но Франсуа терпеливо и деликатно поправлял, показывал и всегда хвалил, если получалось. Он всё время был спокоен и вовлечён в процесс пьесы. Но как он сам играл! Он вдохновлял своей игрой. Когда Франсуа читал реплику, то мурашки бегали по телу. Он находил подход к каждому, и все старались, тянулись к нему, учились у него. Все, кроме Ромео. Ромео на самом деле звали Жером — красивый, но нахальный и излишне самоуверенный парень. Он сразу стал сопротивляться, не желал играть так, как его просил Франсуа, то ли показывая свой характер, то ли видел всё по-другому. Но Франсуа виртуозно сглаживал конфликты, подолгу объясняя эмоции в той или иной сцене, показывая характер и настроение персонажа чуть ли не на пальцах. Но Жером был очень упертым, и явно положил глаз на Джульетту, его так и тянуло целовать её, только Франсуа останавливал его фразой: «А вот здесь будете целоваться на финальных репетициях», этой же фразой и Юля в дальнейшем останавливала ретивого Ромео, преграждая его губы ладонью.