почувствовал какое-то странное смущение, а на душе одновременно стало тепло и приятно. Эта девушка похоже действительно волновала его, и эта душевное беспокойство было не таким уж и неприятным. Аркадий любил все раскладывать по полочкам. Его, конечно же, беспокоило то, что сейчас это самое разложение никак не удается. Но что делать? Ах да, идти в спортивный зал. Он располагался в полуподвальном помещении. Тут собрались все синеблузники, не только костяк команды — Есик Луферман, Мося Гурфинкель, Валик Куняев, Андрей Погорелов, Сонечка Пришвина, Петя Мочало, Ребекка Гольдберг, пришли и Маня Рассохина, Дима Вайншток, Славик Винокур и Машенька Лисицкая. В качестве приглашенных гостей были Аркадий Григорянц и Арончик Кац. На их долю выпало оценить приготовленную программу взглядом со стороны. Ривка успела быстро куда-то сбегать и переодеться в обычную форму синеблузников.
Перед началом репетиции весь коллектив собрался в круг. Положили руки на плечи друг другу и запели свой гимн. Получалось у них очень слажено и задорно. Этот гимн, гимн молодой творческой силе им был по душе. А потом начался прогон. Именно так назвал это действо Есик Луферман — творческий руководитель и идейный вдохновитель Синей блузы. С точки зрения синеблузников Есик на сей раз совершил нечто революционное — он все их небольшие сценки, диалоги и чтения, главной темой которых стала борьба с бюрократизмом, объединил единым сюжетом. Бюрократ мешает нашей борьбе с главным врагом — капитализмом. Вот стержневая идея всей постановки. И политическая обстановка, и сценки на злобу дня, и великолепные стихи Маяковского про проведение последнего заседания по отмене всех заседаний — все было подобрано точно и в тему. Была и адресная критика. А без этого ни одно выступление этого коллектива не обходилось. И все шло хорошо вплоть до последней сцены, когда надо было выстроить финальную фигуру — гимнастическую пирамиду. Пирамида не удалась. Они повторили ее еще раз и еще.
— Валик! Включайся в действие! Ты что спишь? Не куняй на месте, почему пирамида рушится? — вынужден был одернуть Валентина Куняева Луферман.
— А что ей не рушится? — после вчерашнего свидания Валя был, мягко говоря, не в духе. На парня было жалко смотреть. Всем, но только не Ребекке.
«Странно, почему он так расклеился, я-то думала, у него характер сильнее будет. Или я так ошибалась? Нет, не могла я ошибиться в человеке. Или это я так на него действую? Тем более, надо ведь и характер проявлять!» — Ребекка посмотрела на унылого парня еще раз, теперь уже чуть иронично, и произнесла:
— Что же, Валик, ты не весел, буйну голову повесил? Эй! Встряхните молодца, дело сделать до конца.
Такого от Ребекки никто не ожидал. Страстью к стихосложению она не пылала, тем более к стихотворной импровизации. Валик же стоял с раскрытым ртом, казалось, что он так и не понял, что же, в конце концов, происходит.
И что ей оставалось делать?
— Есик, дай пару минут перерыва. Я с Валей поговорить хочу, — произнесла Ребекка.
— Отдыхаем. Пять минут, и ни минутой больше! — зло и раздраженно буркнул Луферман. Он подошел к наблюдающим Аркадию и Арону.
— Что скажете, ребята. На последнюю сцену не обращайте внимания. Это Валик сегодня что-то концентрацию потерял. Ничего, Ривка его сейчас быстро на место поставит.
— Почему Ривка? — спросил самым безразличным тоном Аркадий, — они что, пара?
— Да нет, куда Валику Ривку осилить, тут без перспектив, у нее характер шо алмаз. Твердый. Он против нее как мясо против ножа. «Укрощение строптивой» Вильяма, так сказать Шейкспира, читал? Так это вот про нее. Парень-то сохнет, а ей все равно. Не ее парень. Друзья. Ладно, я тоже разболтался. Арончик, что скажешь?
— Есик честно, мне кажется, ты слишком круто берешь.
— В смысле? — Есик аж рот раскрыл от удивления.
— Ну, критика наша, в смысле, слишком острая. Мне так кажется. Может, надо градус понизить?
— Как это понизить? Ты что? А смысл тогда делать все это? Ты имеешь имена и фамилии не называть?
Арон в ответ осторожно пожал плечами, мол, понимай, как хочешь. Может это я имел в виду, а может быть, совершенно другое.
— Ну, друг ты мой ситный, от тебя такого не ожидал. Чего бояться? Мы должны вскрывать недостатки, и говорить о них честно и открыто! Так учит нас партия!
— Ну да, ну да… Но все-таки… Еся, подумай, может быть, кое-что убрать?
— А что ты скажешь, Аркадий?
— А я ничего плохого не вижу. Кроме пирамиды.
— То есть, устраивает?
— В основном, устраивает.
— А в частности?
— А в частности: пирамида!
— Понял! Всем: собрались! Начинаем!
Аркадий наблюдал, как совершенно раскрасневшийся и напоминающий вареного рака Валик Куняев вернулся к репетиции. Было видно, что нахлобучку он получил по самое не хочу, и проведенная воспитательная беседа пошла парню явно на пользу. Он действительно собрался, поменялся местами со Славиком, который и был слабым звеном в пирамиде, взяв на себя основную нагрузку, в смысле, нагрузку у основания. Физически Славик был сильнее и крупнее, фактурнее Валика, в основании пирамиды смотрелся намного интереснее. Но не тянул. То ли волновался, ведь на других репетициях удавалось, то ли сказывался недостаток опыта, но теперь Валя тянул на себе основную нагрузку. И у них получилось. Легко и просто — с первого захода. Аркадий показал Есику издалека большой палец, мол все хорошо. Ему хотелось остаться, поговорить с ними, но время поджимало, пора было в часть. Он громко извинился и быстрым шагом ушел из спортзала.
После репетиции Есик и Арон шли домой вместе.
— Арончик, дорогой, скажи мне, что тебе наступило на мозолю? Какая блоха поселилась в твоей светлой шевелюре, шо ты меня так смутил своей робостью? Я-то тебя помню совсем-совсем не таким…
— Еся. Ты меня пойми правильно. Я ведь не случайно сюда вернулся. Мне ведь светила аспирантура в педагогическом.
— И что так?
— Наша Синяя блуза оказалась средством врагов народа, которыми они очерняли советскую власть.
— Вот так?
— Именно. Меня трижды вызывали на допрос. Умный человек посоветовал: перебраться из города в район. Если далеко — решат, что сбежал, будут искать и найдут. А тут вроде и под боком и руки могут до меня не дойти.
— Шо за умные люди в той Виннице бывают.
— Знаешь, а я сейчас боюсь. И боюсь еще больше.
— Не понял?
— Я ведь Моне предложение сделал.
— Так-таки решился? Молодца!
— Молодца-то я молодца, а вот если придут за мной? И на кого я ее оставлю? А если еще ребенок? Подумай!
— Да, ситуация, брат Арончик, — и Есик в задумчивости стал