Не знаю, как это случилось, но внезапно, придя в себя, я обнаружил, что стучу в заднюю дверь нашего дома. Отец открыл ее и поднял меня на руки.
— Все в порядке, — сказал он, и только тут я понял, как тяжело дышу.
Я стащил с головы капюшон и на мгновение защитился ладонью от яркого света.
— Я ходил тебя искать, — проговорил я чуть ли не сквозь слезы.
— Я знаю, — ответил он и сильнее прижал меня к себе.
Рядом с нами, на полу у входа в гостиную, спала мама, Мэри сидела, читая старую программку скачек, а Джим лежал, натянув на себя несколько одеял и глядя на меня. Его трясло от лихорадки, но он все же сказал:
— Отличная работа.
Я показал на Мэри:
— Ей лучше?
— Да, — ответил отец. — Она пропотела, и вся дрянь из нее ушла.
— Я ее выпотела, — сказала Мэри, оторвавшись от своей программки.
Джим рассмеялся.
Отец послал меня в ванную — снимать мокрую одежду, а сам поднялся в мою комнату и принес мне белье, носки, тапочки и две пижамы. Ноги у меня начали отходить и ужасно зачесались. Одевшись, я вышел в гостиную, где на диване перед елкой сидел отец. На кофейном столике стояли две рюмки и низенькая темная бутылка ликера «Драмбуи». Я сел рядом с отцом, и он налил в рюмки золотистую тягучую жидкость, а потом чиркнул спичкой и поднес ее к моей рюмке. На поверхности ликера заплясал голубой огонек. Отец несколько секунд смотрел на него, а потом сказал:
— А теперь задуй.
Я задул.
— Пусть постоит минуту, — посоветовал мне отец и отхлебнул из своей рюмки, потом закурил сигарету. — Не знаю, как тебе это удалось. Погодка — ого-го-го. Я уже собирался одеваться и искать тебя.
— А почему тебя так долго не было?
— Понимаешь, добрался я до Хаммонд. Там прошла уборочная машина, и я двинулся к магазинам. Прошел с полпути, голову вбок повернул — а там рука из снега торчит. Сначала я подумал, что мне показалось. Но потом подошел поближе, стал разгребать снег, а там — тело.
И отец еще раз отхлебнул из стакана.
— И что ты сделал?
— Ну, выкопал я его. Он замерз совсем. Весь твердый был — ну ровно как статуя. Наконец я перевернул тело — глаза у него потрескались, как стекло. И знаешь, кто это был?
— Кто?
Он показал в сторону улицы двумя пальцами, между которыми была зажата сигарета.
— Мужик с нашей улицы. Ну, ты его знаешь. С белками.
— Мистер Барзита, — сказал я и ощутил этот снег у себя на лице.
Я представил Барзиту — как он сидит под деревьями с ружьем на коленях, а глаза у него все потрескались — и потянулся к стакану с «Драмбуи». Глоток — и во рту у меня очутилась сладковатая расплавленная лава. Барзита превратился в конфетти.
— Так что сорвал он свою последнюю инжирину, — продолжил отец. — Ну, нашел я его, а значит, нужно было идти в магазин и там с таксофона звонить в полицию. Мне сказали, чтобы я вернулся и ждал у тела. Вот я и вернулся. Простоял там на холоде два часа. Наконец приехал полицейский, мы с ним отволокли тело на заднее сиденье его машины и отвезли в больницу. По пути туда мы забуксовали в снегу, и пришлось откапываться. А еще другим помогали, кто забуксовал. Вот такая канитель — одно на другое, одно на другое. Чего только у меня не спрашивали. Они решили, что бедняга пошел в магазин, а его в темноте, наверно, сшибла уборочная машина — у него шея была сломана. Когда все это закончилось, полицейский отвез меня назад. Мне ведь нужно было купить аспирин и еще кое-чего. Но по пути новая фигня — ему поступил вызов, так что он меня высадил у библиотеки. Вот так, одно к другому.
Отец встал и выключил свет, оставив только гирлянду на елке. Мы сидели молча, глядя на цветные колбочки. Я выпил только полрюмки «Драмбуи» и поставил ликер на стол.
— Ну, ты уже щурился в этом году? — спросил он.
Была у него такая фишка — щуриться, глядя на рождественскую елку в темноте. Мы оба пощурились некоторое время, потом я закинул голову и закрыл глаза.
— Ну хорошо, — сказал отец. — А сколько будет девятью девять?
Я притворился, что сплю, и услышал тихий голос Мэри из кухни:
— Восемьдесят один.
Он придет за тобой через канализацию
На следующий день, как только ему удалось пробиться, пришел рабочий и починил мазутную горелку. Слава богу, теперь можно было выбраться из кухни. Джиму стало лучше, только насморк у него еще не прошел. Мы с ним вышли на морозный воздух под яркое солнце, чтобы помочь отцу — который вечером уходил на работу — прокопать тропинку к улице и высвободить машины. Я искал случая поговорить с Джимом о том, что видел вчера, и вот наконец отец ненадолго зашел в дом.
— Ладно, с Барзитой я ошибся, — признал я, — но зато теперь я знаю, где живет мужик с белой машиной.
— Где?
Я рассказал о доме с гаражом у леса.
— Что, если это он убил Барзиту, а потом в метель выбросил тело на дорогу? — предположил Джим.
— Я об этом не подумал — просто понял, что был не прав.
— Если ты об этом не подумал, то так оно, наверное, и есть. Мы пройдем по лесу, и ты сможешь мне показать дом этого типа, только надо ждать, пока сойдет снег. Иначе он найдет нас по следам.
— А я ведь оставил следы.
— Будем надеяться, что их замело.
В дни, оставшиеся от рождественских каникул, мы катались на санках, играли с другими ребятами в снежки — стенка на стенку, а как-то раз я и Джим сходили на залив: отец Ларри Марча сообщил ему, что весь залив затянуло льдом. Джим сказал, что это у старика Марча мозги затянуло льдом, но мы все же отправились к заливу, а вокруг нас под зимним солнцем крутилась мелкая снежная крупа. На заливе были ледяные глыбы, возвышавшиеся над поверхностью на фут-другой. Местами лед горбился, а кое-где встречались ровные, чистые проплешины, и сквозь них можно было заглянуть в толщу воды. Если бы я не боялся провалиться, Джим дошел бы до самого Каптри-Айленда. Когда я сказал ему, что возвращаюсь на берег, он повернулся и проговорил:
— Я знаю, почему Мэри нам не помогает.
— Почему же?
— Они с Дедом сейчас не ведут подсчетов по скачкам. Дед мне сказал на днях, что ждет поросячьих бегов в Хайали. А пока скачек нет, ему и ставки делать не на что. Мэри наверняка считает, что у нее каникулы, как у Деда.
Тем же вечером мы, стоя перед Драным городом, спросили у Мэри, верна ли теория Джима. Она ничего не ответила — только подошла к щиту и принялась внимательно его разглядывать. Мы постояли некоторое время, потом Джим посмотрел на меня и покачал головой. Дотянувшись через плечо Мэри до бродяги, он взял фигурку и попытался всучить сестре. Но та оттолкнула его руку.
— Нет, — сказала она и оглядела щит.
Затем нашла белую машину, стоявшую у дома мистера Барзиты, взяла ее и опустила ровнехонько перед нашим домом.
— Когда? — спросил Джим.
— Сейчас, — ответила Мэри.
— Сейчас? — переспросил я.
— Прямо сейчас, — подтвердила она.
Джим уже несся по лестнице, а я старался не отстать от него. Мы подбежали к окну, выходящему на улицу, и стали вглядываться в темноту. Повсюду лежал снег, а в небе стояла полная луна.
— Вот черт, — сказал я и секунду спустя увидел свет фар.
Мимо дома медленно проползла белая машина. Когда ее задние огни скрылись из вида, Джим отошел от окна и сел на диван.
— Я тебе говорил, — сказал я.
Когда мы вернулись в подвал сообщить Мэри, что все правильно, она уже успела удалиться на свою половину. Мы услышали голос Микки. Потом миссис Харкмар сказала ему, что он на все вопросы ответил верно. Джим перевел взгляд на город.
— Бродяга бродяжничает, — сказал он.
— Кто?
— Эй, посмотри-ка, кого она тут переставила.
Джим показал на фигурку Чарли Эдисона — теперь она была в нашем заднем дворе.
— Это что значит? — спросил я, чувствуя, что Джим уловил нотку ужаса в моем голосе.
— Он придет за тобой через канализацию.
Я рассмеялся. Но позднее, когда свет в доме погас и я лежал в своей кровати, а Чарли прятался за открытой дверью моего шкафа, мне было вовсе не смешно. В ту ночь голос Чарли пробивался через стенания антенны. Три раза он прорывался сквозь этот шум — Чарли звал свою мать. Каждый раз, когда глаза мои почти смыкались, я слышал его.
Почему небо голубое
Снова начались занятия, и в начале урока по физкультуре Ходжес Стампер, здоровенный странноватый детина, подошел ко мне сзади, обхватил рукой за шею и придушил. Наш физкультурник Гриншоу стоял неподалеку, почесывая себе яйца, и смотрел на все это. Ходжес так стиснул мне горло, что я дышать не мог. Каблуком кроссовки я изо всех сил ударил Стампера в голень, он хрюкнул и отпустил меня. В уголках рта у Стампера были слюни, и он улыбался. Я крадучись отошел в сторонку и постарался как можно незаметнее пристроиться возле скамеек.
Наконец Гриншоу дунул в свой свисток и сказал нам, что на Новый год изобрел новый вид спорта — «Столкнуть с матов». Середина физкультурного зала была укрыта борцовскими матами. Гриншоу выстроил нас в шеренгу и попросил Джейка Харвида и Ларри Марча быть капитанами и составить команды. Я был выбран третьим, если считать с конца. Мои акции выросли в цене.
