— Давай еще здесь посмотрим, — предложил он.
Мы прошли через заросли низеньких сосенок и забрались по склону наверх. Тут стояли гигантские сосны с ветками, свисавшими до самой земли. Я вдруг вспомнил, что бежал здесь в ту ночь, по пояс в снегу. И тут мне стало ясно, что мы близки к цели.
— Вот оно, — сказал я Джиму.
В этих краях мы раньше не бывали. Тут рос настоящий лес с высокими соснами, пожухлые иглы которых устилали землю. Ветки были гак высоко над нами, что если иногда через них прорывалось солнце, то это было похоже на луч из «Флэша Гордона».[50] Страх накапливался в моих мышцах, а голова плохо соображала. Наконец я различил сквозь деревья край гаража, сразу же присел и шепотом позвал Джима. Повернувшись и увидев меня, он тоже присел. Я показал на гараж. Джиму гаража не было видно, поэтому он отполз назад ко мне и посмотрел снова.
Минуту спустя мы уже были за последним рядом сосен, откуда открывался хороший вид на гараж, задний двор и дом. При свете дня место это выглядело мирным и спокойным, что лишь усиливало мой страх. Мы долго прятались там, прислушиваясь к вою ветра и глазея на окна. Я представил себе, как Чарли Эдисон содержится там в плену, и во рту у меня все пересохло. Силы покидали меня через подошвы кроссовок.
Джим повернулся ко мне и прошептал:
— Если что случится — беги домой и скажи, чтобы вызвали полицию.
После этого он пустился бежать по небольшому открытому пространству к задней стенке гаража. Я не мог поверить, что Джим покинул меня, а одному оставаться не хотелось. Я побежал было следом, но он повернулся и, подняв руку, остановил меня. Затем Джим встал в полный рост и скрылся из вида, обогнув гараж с той стороны, которая не была видна из дома. Каждую секунду я ждал, что дверь со скрипом распахнется и в окне наверху загорится свет. Сто лет, наверное, прошло, прежде чем Джим появился из-за гаража и помахал мне рукой — мол, подходи.
Я подбежал к нему, и он прошептал:
— Машины нет. Наверное, уехал убивать кого-нибудь.
Я остановился.
— Давай-давай, — сказал Джим. — Скорее. Хочу показать тебе кое-что.
Я глубоко вздохнул, прежде чем войти в полумрак гаража. На бетонном полу стояли канистры с маслом, а вдоль стенок тянулись полки, уставленные пустыми бутылками из-под «Мистера Клина». Все они были повернуты этикеткой наружу. На ней был нарисован лысый мужик со сложенными на груди руками. Джим ухватил меня за локоть:
— Посмотри, что здесь.
Он медленно потащил меня в глубь гаража. Я увидел огромную серебряную коробку шириной почти со все помещение. Внутри гудело что-то электрическое.
— Что это? — спросил я.
— Гигантский холодильник.
В моем воображении возник образ Барзиты — глаза потрескались, щетина на подбородке схвачена морозом, руки скрючены, весь он твердый, как ледяная глыба. Я вырвал свою руку и, воскликнув: «Нет!» — припустил прочь. Пробегая мимо задней стенки гаража, я услышал шуршание шин на подъездной дорожке. Тут меня догнал Джим, и мы вместе бросились в лес, где остановились и присели, чтобы перевести дух. Задний двор был прекрасно виден, и мы принялись вести наблюдение.
— Он тебя видел? — спросил я у Джима.
— Ни-ни.
Звук закрывающейся внутри гаража автомобильной двери заставил нас замолчать. Мы увидели, как человек вышел и направился к крылечку задней двери. На нем была белая шляпа от дождя, а на запястье висел черный зонтик. Мистер Уайт был костлявым, с большим кадыком и острым носом. Он потянулся рукой к перилам на крыльце, но вдруг замер, чуть повернулся и посмотрел через плечо в лес. После этого он сделал два шага точно в нашу сторону. Я почувствовал, как Джим ухватил меня за лодыжку, чтобы я не двигался с места. Мистер Уайт снова остановился и принюхался. В какой-то момент мне показалось, что он смотрит прямо мне в глаза.
Наконец он снова повернулся к крыльцу и поднялся по ступенькам. Как только дверь закрылась, мы понеслись как сумасшедшие. Пробежав половину кратера, мы принялись смеяться, а от этого я помчался еще быстрее. Остановились мы где-то неподалеку от дома.
— Он убил Барзиту, заморозил его, а когда выпал снег, выбросил тело на дорогу, — сказал Джим.
— Ты так думаешь?
— А ты как думаешь?
— Мне не дает покоя весь этот «Мистер Клин».
— И мне тоже.
— Может, он счищает им следы смерти.
— Сто бутылок на покойника, — сказал Джим.
Когда Г встретит В и А
Мэри рванула из своих каникул, как Рим Гропер, любимая лошадь Деда, и стала приходить в Драный город не меньше раза в день. Каждый раз, когда, сделав домашнее задание, мы с Джимом спускались в подвал, все фигурки стояли на новых местах. Мистер Фелина был на своей подъездной дорожке, а мистер Курдмейер в разгар зимы много времени проводил в виноградной беседке. Прежде всего мы выискивали бродягу и белую машину. Бродяга бродяжничал у школы, а белая машина проезжала мимо дома Бориса.
— Он что же — сразу в двух местах? — спросил Джим.
— Он обладает сверхъестественной силой, — сказал я.
— Ты думаешь, он разделяется, и одна его часть шпионит за людьми, а другая их убивает?
— Не исключено.
Мы снова принялись искать правильное расположение, которое подсказало бы нам, где мистер Уайт нанесет следующий удар.
— Ну и что мы будем делать, если вычислим это? — спросил я.
— Что-нибудь сделать надо будет.
Мы раз десять спрашивали Мэри, как она все это вычисляет, но та в ответ только качала головой. Но как-то вечером, разглядывая Драный город, с другой половины подвала мы услышали голос миссис Харкмар. Она объясняла Микки и другим ученикам, как работает система.
— Это очень сложно, так что если ничего не поймете, не переживайте, — говорила миссис Харкмар ровным, как у робота, голосом. — Сначала они стартуют, а потом вы начинаете считать — один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Потом один, два, три, четыре, пять, шесть. Потом один, два, три четыре. Один два, три, четыре, пять, шесть. Вот так. Потом вы начинаете много складывать и умножать. Быстро и еще быстрее при повороте назад. Нужно видеть их у себя в голове. Видеть. Вот они выходят на финишную прямую. Следите за каждым. Что с ними будет? Выиграют они, займут призовое место или просто поучаствуют?
Потом мы услышали хлопок линейки по столу и поняли, что урок закончен.
Джим посмотрел на меня и покачал головой. Мы рассмеялись, но так, чтобы Микки нас не слышал. Несколько минут спустя Джим сунул руку в карман и вытащил что-то.
— Да, я забыл тебе показать.
Он протянул мне нечто, похожее на бейсбольную карточку. Это была старая карточка клуба «Нью-Йорк янки», выпущенная «Топпсом».[51] На ней была не фотография, а нарисованный портрет игрока по имени Скотт Ридли. У него, как у Краппа, была короткая стрижка и усы, а на правой руке — перчатка. Надпись гласила, что это питчер.
— Я нашел это в гараже мистера Уайта, — сказал он. — Она была прислонена к одной из бутылок «Мистера Клина».
— Правда?
Джим кивнул.
— Старая, — заметил я.
— Пятьдесят третьего года. Я посмотрел на обороте.
Я никогда не понимал, что пишут на обороте бейсбольных карточек.
— Где? — спросил я.
Он перевернул открытку и показал мне на цифру. Я кивнул, хотя на самом деле так ничего и не увидел.
— Мистер Уайт собирает бутылки «Мистера Клина» и старые бейсбольные карточки, — сказал Джим.
— Ну?
— Иди запиши это. — И брат показал на лестницу.
Весь вечер я размышлял о лекции миссис Харкмар, но отец вернулся с работы раньше обычного и решил, что пора мне осваивать арифметику по его методу. Мы расположились в столовой с открытым учебником. Отец взял один из желтых блокнотов, в которых иногда сам для себя решал разные задачки, а я — свою школьную тетрадь. Он дал мне один из подобранных им карандашей. Работая по ночам уборщиком в универмаге, он порой находил в мусорных корзинах полуисписанные карандаши и затачивал их так, что они становились острее иголок доктора Гербера.
— Вот это хорошие карандаши, — сказал он.
Я кивнул.
Когда отец записывал цифры, рука его двигалась быстро, а карандаш издавал режущий звук. Семеркам он всегда добавлял перекладину. Начали мы с таблицы умножения. До пяти я еще знал, а потом начинался полный мрак. Отец спросил, сколько будет шестью девять. Я начал считать на пальцах, и в какой-то момент цифры в моей голове (а я представлял их как наборы палочек) превратились в глаза. Ряды глаз изучали меня. Я долго соображал в тишине, чувствуя, как правильный ответ ускользает от меня, и наконец сказал сколько. Отец покачал головой:
— Пятьдесят четыре.
Он составил шесть наборов палочек, по девять штук в каждом, чтобы я их пересчитал. Я пересчитал. Потом он задал мне еще один вопрос, и я опять ответил неверно. Отец поправил меня, а потом мы вернулись к тому, сколько будет шестью девять.
