теперь? Вернуться мне? С глазами Младенца и предсмертными словами Тома? Никогда. Только смерть. Как обидно, что моя смерть опоздала и не пришла ранее. Где ты бродишь моя смерть? Ты слепа и глупа. Я здесь. Я здесь. – Моя голова стала биться затылком об обшивку корпуса, но я не чувствовал боли.
– Прекрати, – наконец долетели до меня слова, когда кто-то сильно стал трясти меня за плечи. Я вернулся к реальности и огляделся. Никто на меня не смотрел, даже Антон. Конечно, на меня было тяжело смотреть.
Моя душа заплакала, но тело крепилось. Мне так сильно захотелось расслабиться и дать волю всем чувствам. В третий раз в жизни. Но рядом сидел Антон, значит, надо было крепиться. И только глаза у меня были немного влажными.
Прошло пять минут, и я полностью собрался. Что дальше? Антон для меня умер. Больше его нет. Пусть живёт, ходит рядом, даже что-то говорит. Это уже для меня не имеет значения. Для меня – его нет. Сейчас мы летим к подпольщикам. Кто-то хочет со мной встретиться. Для чего? Ведь я – никто. Почему все от меня что-то хотят, ведь я – никто? Я – человек, на которого смотрят глаза Младенца. Я должен быть неприкасаемым изгоем, и от меня всем надо держаться подальше. Но все от меня что-то хотят, но я не могу никому ничего дать хорошего. Я способен только приносить несчастье.
Через восемь часов полёта по открытой поверхности Марса и нескольким подземным туннелям аэромобиль влетел в большое подземное сооружение, точнее комплекс подземных сооружений, местами открытых, но защищённых маскировочной сеткой, и соединённых между собой проходами различной ширины. Нас высадили и завели в помещение, напоминающее вестибюль. По сторонам были две двери. Один из сопровождающих зашёл в одну из дверей, а другой остался следить за нами. Через две минуты дверь открылась, и из неё вышел сопровождающий и ещё один человек. Он мельком взглянул на Антона и внимательным грустным взглядом посмотрел на меня, потом дал команду снять наручники с обоих и пригласил нас зайти в комнату.
– Рад тебя видеть, Макс, – сказал Антон и протянул руку.
– А я не рад тебя видеть, Антон, – ответил Макс, подошёл ко мне и крепко и продолжительно пожал мою руку, а потом посмотрел на Антона, а он всё держал руку протянутой, и слабо пожал её быстрым движением.
– У тебя больше повода радоваться. Теперь диктуешь условия ты.
– Не смеши меня, Антон, условия диктуешь всегда ты. И в прошлый раз и сейчас. Я просто стараюсь их не принимать. Но надо отдать тебе должное, это очень сложно сделать.
Я решил не мешать их разговору, тем более что они были знакомы, и сел чуть в сторонке. Макс посмотрел на меня и тоже решил уделить мне внимание позже.
– Мы знакомы с тобой, Макс, давно, и хорошо понимаем друг друга. Ты знаешь мои стремления и принципы, а я знаю твои. Они у нас похожи. Мы всегда старались жить для людей. Зачем таить обиды?
– Я всегда удивлялся твоей способности ради людей перешагивать через других людей. Кого ты считаешь вообще людьми? Обезличенную массу?
– Не правда. Я знаю тебя, Лексиса и многих других людей, жизнь которых очень ценю.
– А жизнь Тома? – по интонации Макса я понял, что смерть Тома очень больно затронула его сердце, но он держался, не давая воли чувствам. – Ты его не знал, и легко перешагнул через него. А он был замечательным человеком.
– Я уже говорил Лексису, что не хотел его смерти. Я хотел увидеться с тобой или ещё с кем-нибудь из руководства, и чтобы встреча не сорвалась, решил создать конфликт. Так сложились обстоятельства.
– Не так сложились обстоятельства, а так ты их сложил. А эта грязная затея с микрочипами? – Макс с состраданием посмотрел на меня. – Антон, ты опускаешься всё ниже и ниже. Четыре года назад ты был другим. И я разочарован и тобой и ВОБР и землянами в целом. Как вы хотите победить нас, используя такие методы борьбы?
– Согласен, с микрочипами я перегнул палку, но это не только моя вина. Но именно я постараюсь всё исправить. И я считаю, в какой-то степени вина лежит и на вас – марсианских революционерах. Зачем вам независимость? Есть человеческое общество, которое поступательно развивается, сломав все границы и противоречия между людьми. Но вы пытаетесь поделить людей на землян и марсиан. Упорно пытаетесь, не прислушиваясь к разумным доводам. Вы своей активной деятельностью вынуждаете корпорации и ВОБР всё сильнее противодействовать вам, заставляя прибегать к крайностям.
– Вы прибегаете к крайностям от понимания своей примитивности, бессилия и скорого поражения.
– Самоуверенное утверждение, – улыбнувшись, сказал Антон.
– Подождём, и жизнь покажет, кто прав. Кстати, когда запланирована ваша всепланетная карательная операция?
– Скоро. Она начнётся скоро. И мой совет тебе, Макс. Уводи людей и сдайся сам сотрудникам ВОБР. И тогда никто не пострадает, в том числе и ты.
– Спасибо за участие. Но я тебе не верю. Я верю в революцию и буду её защищать, как все марсиане. Вот ты говоришь, что мы делим людей на землян и марсиан. Нет, мы не делим людей. Мы даём шанс людям попытаться жить по-человечески, пусть сначала на Марсе, но потом и на Земле. Земляне не захотели жить по светлым человеческим принципам, их устраивает существующая жизнь. А марсиан не устраивает, потому что марсиане всегда жили хуже землян, точнее, марсиане жили для землян. И именно вы давно уже поделили людей на марсиан и землян.
– ВОБР, впрочем, как и корпорации, уже многие десятки лет пытаются выровнять уровень жизни на планетах. И есть большие подвижки, особенно в последнее время. Ещё несколько десятков лет, и Марс будет считаться ничем не хуже Земли. Потерпите, и не надо проливать человеческую кровь.
– А мы и не хотим проливать кровь. Примите нашу независимость, освободите от диктата корпораций, и давайте жить мирно в сотрудничестве и взаимоуважении. А через десятки лет земляне поймут, что жить по марсианским принципам можно и нужно. Что они несут людям настоящее созидание и счастье.
– Не готовы жить все люди по вашим светлым принципам. Как минимум половина людей.
– Ну что же. Получается, что земляне не все готовы, а марсиане готовы все. Это, в первую очередь, беда землян, – заулыбался теперь Макс. – Но мы поможем им.
– Сомневаюсь я и в тех людях, кто живёт на Марсе.
– Антон, ты никогда по-настоящему не жил на Марсе. Как ты можешь судить о тех людях, кто жил здесь почти всегда,
