— Молодец, — похвалил он. — Ты не могла бы сделать что-нибудь менее пугающее?
Она застонала от немыслимого облегчения, а он, зажмурившись, шагнул вперед, потащил ее дальше по кромке воды, чтобы не надышались. Она повисла у него на шее, впилась зубами в отрастающую щетину.
— Ты пришел… — стонала Катя. — Ты вернулся, не обманул…
— Это называется высоким уровнем ответственности, — похвастался Павел. — А ты тут как?
— Ох, Пашенька, не знаю, все так плохо… К психотерапевту уже поздно, к психиатру, надеюсь, рано… Я работаю в этом направлении, начинаю сходить с ума… Но теперь все, я в порядке, ты здесь, со мной. Ты опять устроил тарарам? — Она отстранилась, пристально посмотрела ему в глаза. — Я слышала, как в деревне стреляли, вопили твои недоброжелатели. У кого-то опять дракон забрался в башню? — Она ласково погладила его по щеке.
— Ерунда, — улыбнулся Павел. — Да, нас немного потрепали, но у нас еще осталось три жизни. Спрячь подальше свой баллон, и давай выбираться. Помолчи, пожалуйста.
Он напряженно слушал. Плескалась вода, перекатываясь через массивные окатыши. За деревьями в глубине леса перекликались люди — определенно не грибники. Они не видели, как Павел вбегает в лес (и героический пробег Кати тоже ускользнул от их внимания), но они должны, по крайней мере, догадываться…
— Переправляемся, — буркнул он. — Да живее. Нам же не нужна бурная встреча на Эльбе?
— Ой, Пашенька… — Она задрожала. — А я плаваю не совсем уверенно…
— Умение плавать тебе сегодня не пригодится, — усмехнулся он. — В этой реке, как в Аральском море — по колено. Разувайся, закатывай штаны.
Ей не хотелось шевелиться и что-то делать. Набегалась уже. Он с тоской смотрел, как она пытается стащить с себя туфлю. Вздохнул и взял ее на руки, Катя ойкнула.
— Ты неси свою сумочку, а я понесу тебя, — проинформировал он. — Клянусь, так будет быстрее.
— Хорошо, — прошептала Катя, укладывая головку ему на плечо. — Только не урони, у меня сегодня попа очень тяжелая…
— Почему? — удивился он.
— Приключений в ней много…
Он вошел с ней в воду и побрел наискосок, навстречу течению. Он медленно продвигался вперед, расставив ноги, сопротивлялся течению, норовящему опрокинуть и понести. Вода бурлила вокруг него, закручивалась в водовороты. С определением «по колено» он явно поспешил — на середине вода доходила до пояса, и приходилось приподнимать свою ношу, чтобы не замочить ее «отяжелевшую» попу. Он двигался короткими шажками, в груди разрастался неприятный холодок.
— Ты такой сильный… — томно бормотала Катя, обняв его за шею. — Это про таких, как ты, говорят: редко шагает, да твердо ступает…
— Вот только не надо ерничать, — цедил он сквозь зубы. — А то брошу прямо здесь, будешь сама выбираться.
Отдуваясь, он выволок ее из реки, продрался сквозь низко стелющийся ивняк и попер бульдозером дальше, пока оставались силы.
— Можешь меня опустить, — напомнила Катя. — Приятно, конечно, когда тобой раздвигают колючие ветки, но у тебя такой несчастный, замученный вид…
Он прислонил свою девушку к дереву, а сам уселся на корточки и несколько минут приходил в себя. Первая половина дня выдалась бурной, даже тренированный организм настаивал на передышке. Катя опустилась на колени и нежно гладила его по спине. Она еще не вдумывалась, в какую тяжелую жизненную ситуацию угодила.
— Бедненький, — шептала она. — Ты так устал… Как странно, — вздохнула она с мечтательной грустью. — А ведь у меня в Нахапетовке осталась машина. Стоит без дела, хотя могла бы и поработать. Мы могли бы сесть в нее и уехать далеко-далеко…
— Не могли, — пристыженно покосился на нее Павел. — Не хотелось бы тебя огорчать, но у тебя в Нахапетовке больше нет машины.
— Не поняла, — изумилась Катя. — Почему это у меня больше нет машины в Нах… — Она осеклась.
— Вот именно, — буркнул Павел. — Самое уместное слово. Прости, но мои приключения в данном районе сопровождают вакханалия и разрушения. Половину своего увлекательного квеста я проделал на твоей машине, можешь считать, что она поработала. Сейчас она отдыхает в камышах — без стекол, без бампера, без чего-то еще и, безусловно, будет являться важнейшей уликой для следствия. Мне очень жаль.
— Ты угробил мою машину? — Катя округлила глаза. Ее рука машинально продолжала поглаживать спину разрушителя.
— Не делай круглые глаза, когда узнаешь плохую новость, — смущенно проворчал Павел. — Это всего лишь плохая новость. Зачем тебе машина?
Она задумалась:
— Наверное, ты прав. Зачем мне в тюрьме машина?
— Я не об этом. — Он почувствовал, как щеки начинают подрумяниваться. — Я к тому, что это старая, никому не нужная машина. Ей красная цена в базарный день — три тысячи евро. Мы купим тебе новую — за пять. Деньги пока при нас. — Он выразительно погремел рюкзачком. — Если от многого вычесть немножко, то будет почти незаметно.
Она обратила свой задумчивый взор на висящий за спиной рюкзак.
— Пересчитаем?
— Пересчитаем, — ухмыльнулся Павел. — И поженимся, и все у нас будет хорошо. Но не сейчас. — Он снова прислушался. В лесу было тихо, но от этой тишины на душе не делалось легко и приятно. — Давай руку, пошли.
— Ты знаешь, куда идти?
— Я знаю все, — самоуверенно заявил он. — У меня в мозгу навигатор. Пока на север, а там мы что-нибудь придумаем.
Он снова вел свою женщину через уплотняющиеся дебри. Она валилась с ног. Оборвались прибрежные заросли, заголубел просвет, и за опушкой распростерлось широкое поле, заросшее луговыми травами. Открытое пространство пестрили ярко-желтые цветы. Примерно в километре на север чернел лес — настоящий лес, из хвойника и осинника.
— О, нет, — сказала Катя.
— Нужно постараться, — строго сказал он. — В ближайших наших планах — уйти как можно дальше, пока не замкнулось второе кольцо. В лесу передохнем. Там у них не хватит сил и средств, чтобы нас блокировать. А дальше мы обязательно что-нибудь придумаем. Ты бегала в школе километровые кроссы?
— Бегала, — вздохнула Катя. — И в школе бегала, и в институтах бегала. И за троллейбусом носилась, как угорелая…
Они бежали, взявшись за руки, перепрыгивали застарелые борозды. Дыхание срывалось, они не тормозили, упорно двигались к кромке леса. И только вбежали под полог деревьев, изливаясь стонами и потом, и свалились замертво, как над головой раздался рев мотора. Он возник внезапно, компактная винтовая машина вывалилась из-за леса и прошла над полем на низкой высоте. Через минуту она уже кружила где-то за Шаманкой, потом неторопливо подалась на запад. Мужчина с женщиной зачарованно следили за ее перемещениями.
— Да мало ли кто тут летает… — несмело начала Катя.
— Конечно, — пожал плечами Павел. — Летают все, кому не запрещается. Пожарные, лесное хозяйство, состоятельные пассажиры на собственных вертолетах…
— А скажи, твоя фраза насчет «поженимся» — это была фигура речи? — вдруг сменила тему Катя и пытливо уставилась на Павла.
Он смутился, опустил глаза:
— Прости, Катюша, я втянул тебя в чертовски неприятную историю. Ты за сутки перевернула мою жизнь, это, видимо, о чем-то говорит. Я постоянно за тебя боюсь, переживаю, а когда тебя вижу — просто елей на рану. Но это временно. Ты можешь выпутаться, а что касается меня… я все глубже погружаюсь в дерьмо, из которого нет выхода. Все, чем я живу, — это не твое.
— Зато ты — мой… — Задрожали губы в трещинках, повлажнели глаза, она обняла его за локоть, прижалась к нему. Отчаянно защемило сердце. — Я так долго тебя ждала, много лет, каждый день из окна выглядывала, к двери бегала… Очаровал, блин, даму, теперь расхлебывай. Или я для тебя — просто так? — Она приподнялась и насупилась. — Изделие развлекательного характера?
Он засмеялся и привлек ее к себе. Подозрительные личности в омоновском одеянии по полю пока не мельтешили. Погоня где-то мешкала. Этим грех было не воспользоваться. Павел соорудил для Кати посох из крепкой жердины, показал, как им пользоваться, и определил направление. «Хреновый из тебя навигатор», — ворчала Катя, перебираясь через груды бурелома. Павел опасливо озирался. В этой местности можно встретить не только ОМОН, но и посторонних людей из окрестных сел и даже ближайшего города. Начало августа выдалось прохладным, но грибов и ягод в лесах хватало. Взор постоянно натыкался на оранжевые шляпки подосиновиков, на пузатые боровики, выглядывающие из травы. В целом для постороннего глаза они выглядели не подозрительно (особенно после того, как очистили грязь, а Павел сложил приклад и втиснул «Каштан» в рюкзак), но для пущего образа не хватало корзинки. Пришлось заменить ее пакетом и даже бросить в него немного грибов. Впрочем, посторонние не встречались — они входили в совершенно необитаемую глушь.
