— Я трепещу в ожидании развязки.
Элизабет хмыкнула.
— Отказаться было неудобно. Ну, сели. Он, оказывается, в прошлом году изучал социологию у профессора Браннера.
— Чудны дела твои, Господи. Подумать только, чтобы…
— Погоди, сейчас ты действительно упадешь. Ты же знаешь, я пахала как зверь.
— Да. Ты даже во сне сыплешь терминами.
— У меня средний балл — семьдесят восемь, а чтобы сохранить стипендию, нужно восемьдесят. Значит, за экзамен я должна получить минимум восемьдесят четыре. Короче, Эд Хамнер говорит, что Браннер каждый год дает на экзамене практически один и тот же материал. А Эд — эйдетик.
— Ты хочешь сказать, что у него… как это называется?.. фотографическая память?
— Вот именно. Смотри, — она раскрыла учебник, между страниц которого лежали три исписанных тетрадных листка.
Элис пробежала их глазами.
— Тут что, все варианты?
— Да. Все, что в прошлом году давал Браннер, слово в слово.
— Это невозможно, — тоном, не терпящим возражений, сказала Элис.
— Но они охватывают весь материал!
— И тем не менее, — Элис возвратила листки. — Если эта пугало…
— Он не пугало. Не называй его так.
— Хорошо. Уж не склонил ли тебя этот молодой человек к тому, чтобы ты вызубрила эту шпаргалку и не тратила попусту время на подготовку?
— Нет, конечно, — ответила Элизабет через силу.
— А даже если бы здесь были все варианты, по-твоему, это честно?
Она не ожидала от себя столь бурной реакции, с языка сами слетали обидные слова:
— Тебе хорошо говорить. Каждый семестр в списке отличников, и за все платят предки, голова ни о чем не болит… Ой, прости. Я не хотела…
Элис передернула плечами и снова раскрыла «Маркизу О».
— Все правильно, — сказала она подчеркнуто бесстрастным тоном. — Нечего соваться в чужие дела. И все же… что тебе мешает проштудировать учебник? Для собственного спокойствия.
— Само собой.
Но в основном она штудировала конспект Эдварда Джексона Хамнера-младшего.
Когда она вышла после экзамена, в коридоре сидел Эд в своей армейской курточке защитного цвета. Он с улыбкой поднялся ей навстречу.
— Ну, как?
Она не удержалась и поцеловала его в щеку. Давно она не испытывала такого восхитительного чувства облегчения;
— Кажется, попала в «яблочко».
— Да? Здорово. Как насчет гамбургера?
— С удовольствием, — ответила она рассеянно. Она еще вся была там. На экзамене ей попалось именно то, что было в конспекте Эда, почти дословно, так что она благополучно миновала все рифы.
За едой она спросила, сдал ли он уже свой экзамен.
— Мне нечего сдавать. Я ведь закончил семестр с отличием. Хочу — сдаю, хочу — нет.
— Почему ж ты тогда сидел в коридоре?
— Я должен был узнать, чем там у тебя кончилось.
— Эд, стоило ли из-за меня… Это, конечно, мило с твоей стороны, но… — ее смутила откровенность его взгляда. На нее часто так смотрели — она была хорошенькая.
— Да, — тихо сказал он. — Стоило.
— Эд, спасибо тебе, ты спас мою стипендию. Правда. Но, понимаешь, у меня есть друг.
— Это серьезно? — он попытался придать вопросу оттенок беспечности.
Более чем, — ответила она ему в тон, — Вот-вот помолвка.
— Везунчик. Он сам-то знает, как ему повезло?
— Мне тоже повезло, — сказала она, вызывая в памяти лицо Тони Ломбарда.
— Бет, — вдруг сказал он.
— Что? — она вздрогнула.
— Тебя ведь так никто не называет?
— Н-нет. Никто.
— И он тоже?
— Нет…
Тони звал ее Лиз. Иногда Лиззи, что ей совсем уже не нравилось.
Эд подался вперед.
— Но тебе хотелось бы, чтобы тебя называли Бет, ведь так?
Она засмеялась, маскируя этим свое смущение.
— С чего ты взял, что…
— Не важно, — опять эта улыбка шкодливого мальчика. — Я буду звать тебя Бет. Красивое имя. Что же ты не ешь свой гамбургер?
Вскоре закончился ее первый учебный год, и пришло время прощаться с Элис. Отношения между ними стали натянутыми, о чем Элизабет искренне сожалела. Она чувствовала свою вину: не стоило, конечно, распускать хвост, когда объявили оценки по социологии. Она получила девяносто семь — высший балл на всем отделении.
В аэропорту, ожидая посадки на самолет, она убеждала себя, что ее действия не более аморальны, чем зубрежка, которой ее вынуждали заниматься в кабинке библиотеки. Нельзя же назвать зубрежку серьезным изучением предмета. Повторяешь, как попугай, чтобы после экзамена сразу все забыть. Она нащупала конверт, торчавший у нее из сумочки: извещение о стипендии на следующий год, две тысячи долларов. Этим летом она будет подрабатывать вместе с Тони в Бутбэе, штат Мэн, и эти деньги плюс стипендия решат все проблемы. Спасибо Эду Хамнеру, теперь она проведет чудесное лето. Все идет как по маслу.
Знала бы она, какое лето ее ожидает.
Июнь выдался дождливый, перебои с горючим ударили по туризму, и чаевые, которые Элизабет получала в «Бутбэйской харчевне», оставляли желать лучшего. Но еще больше ее удручала та настойчивость, с какой Тони торопил ее с женитьбой. Он собирался устроиться на работу в студенческом городке или где-то рядом; его заработка и ее стипендии должно было хватить им на жизнь, и она могла спокойно получить степень бакалавра. Странно, но сейчас эта перспектива скорее пугала ее, чем радовала.
Вдруг все разладилось.
Она не в силах была понять причины, но ни с того ни с сего, на пустом месте, все как-то стало разваливаться. Однажды — ближе к концу июля — с ней случилась настоящая истерика, со слезами; хорошо еще, ее соседка Сандра Акерман, тихоня с виду, неожиданно убежала на свидание.
В начале августа ей приснился кошмарный сон.
Она лежала, беспомощная, в открытой могиле. На лицо падали капли дождя. Вдруг наверху выросла фигура Тони в защитном желтом шлеме строителя.
— Выходи за меня замуж, Лиз. — Он произнес это без всякого выражения. — Выходи за меня замуж или пеняй на себя.
Она пыталась заговорить, сказать «да»; она готова была на все, лишь бы он вытащил ее из этой жуткой размокшей ямы. Но язык не слушался ее.
— Ну что ж, — сказал он, — пеняй на себя.
Он отошел от края. Она по-прежнему не могла пошевелиться.
И тут она услышала рев бульдозера.
Секундой позже она увидела желтую махину, толкавшую своим стальным лезвием гору земли. Из открытой кабины выглядывало окаменевшее лицо Тони.
Он решил похоронить ее заживо.
Недвижимая, безгласная, она могла лишь наблюдать за происходящим с застывшим в глазах ужасом. В яму посыпались комья грязи…
Знакомый голос крикнул:
— Прочь! Оставь ее! Прочь!
Тони выскочил из кабины и побежал.
Волна облегчения захлестала ее. Она бы заплакала, если бы могла. Над разверстой ямой, точно могильщик, стоял ее спаситель, Эд Хамнер, в мешковатой куртке, волосы растрепаны, очки сползли к кончику носа.
— Вылезай, — мягко сказал он. — Я знаю, чего ты хочешь. Вылезай, Бет.
Только сейчас ноги подчинились ей. Она всхлипнула, слова благодарности сами хлынули наружу. Эд кивнул ей с ободряющей улыбкой. Она взяла протянутую руку и на мгновение опустила взгляд, чтобы удобнее поставить ногу. А когда снова подняла, то увидела свою ладонь в мохнатой лапе ощеренного, готового укусить матерого волчищи с горящими красными глазами. Она проснулась в холодном поту и несколько минут сидела в постели, дрожа всем телом. Даже после теплого душа и стакана молока она не смогла себя заставить выключить ночник. Так и спала при свете.
Через неделю Тони не стало.
* * *
Она пошла открывать в халате, ожидая увидеть Тони, но это был Дэнни Килмер из его бригады. Дэнни был весельчак и балагур; он и его девушка пару раз проводили время вместе с Тони и Элизабет. Но сейчас вид у него был серьезный, чтобы не сказать, болезненный.
— Дэнни? — удивилась она. — Что слу…
— Лиз, ты должна взять себя в руки. Ты должна… О Господи! — Он стукнул по косяку грязным кулачищем, и она увидела у него на глазах слезы.
— Тони? Что-нибудь с…
— Он погиб. Произошла… — но его уже не слышали. Элизабет потеряла сознание.
* * *
Неделю она прожила как во сне. Подробности случившегося она узнала из короткой, до обидного короткой заметки в газете и, конечно, от Дэнни за кружкой пива в «Харбор Инн».
Их бригада ремонтировала дренажную систему под дорожным полотном. Часть дорожного покрытия была снята, и Тони стоял с флажком, предупреждая водителей об опасности. С холма спускался красный «фиат» с молоденьким парнишкой за рулем. Тони помахал ему флажком, но тот даже не притормозил. У Тони за спиной находился самосвал, отпрыгнуть было некуда. Паренек поранил себе голову и сломал руку, его била нервная дрожь, но он был трезв как стеклышко. Полиция обнаружила странные ямки на всем протяжении тормозного пути: в отдельных местах словно асфальт подтаял. У паренька была высшая водительская квалификация — просто машина ему не подчинилась. Тони оказался жертвой редчайшего из дорожных происшествий: аварии в чистом виде.
