не испугался, не очень-то пошел ему навстречу. Максим тогда чуть не остался без прав.
И сейчас Дементьев со своей принципиальностью. Максим вздохнул, опуская стекло.
— Старший инспектор дорожно-постовой службы… А-а, товарищ майор! — улыбнулся Дементьев.
Когда-то он помог Максиму задержать опасного преступника, не испугался принять бой, нормальный он парень, но эта его бескомпромиссность…
Максим кивнул в знак приветствия, полез в карман за правами.
— Да ты говори, говори, запах все равно чувствуется. — Одним глазом капитан смотрел на Максима, другим — на просыпающегося Стасова.
— Темнеет, — сказал Павлов.
— Ага, смеркалось, — усмехнулся Дементьев.
— А нам на кладбище. В такую погоду. И на ночь глядя. А там мертвые с косами. Страшно!
— Так это для храбрости? — Капитан щелкнул пальцем по горлу.
— Труп у нас на кладбище. Убийство.
В кои-то веки Максим с Егором взяли выходной в субботу, накупались, Люба стол накрыла, Штанов присоединился, так душевно посидели. И вдруг Малахов звонит, убийство, надо выезжать. А убийство непростое…
— Ну чего стоишь? — окончательно проснулся Стасов, обращаясь к Дементьеву. — Не видишь, человек устал! Давай за руль, нас на кладбище отвезешь.
— Вперед ушами! — кивнул Павлов.
Он уступил свое место, пересел назад. Дементьев тронул машину с места, а его напарник на гаишном «Форде» поехал за ним.
— Тебе, Валера, весело, а там на кладбище чертовщина творится, — придав голосу зловещий оттенок, сказал Максим. — У мужа жена утонула. А сегодня сороковой день. Улавливаешь момент?
— Если честно, не очень.
— Муж пошел к жене на сороковины. На кладбище. Там его и нашли мертвым с признаками насильственной смерти.
Оперативному звонила небезызвестная гражданка Авгеева. Звонила с кладбища, где она и обнаружила труп своего будущего мужа Сухаркова. История с киллером получила продолжение, именно поэтому Малахов отправил к месту его и Стасова, вытащив их из-за стола. Так хорошо было, тепло, пьяно, спокойно.
— И кто ж его так?
— А вдруг жена?
— Покойница?
— Тебе, Валера, весело… — махнул рукой Павлов, зевая и закрывая глаза.
Авгеева стояла у внедорожника «БМВ», одиноко припаркованного у самых ворот. И сама она одна-одинешенька. Нежная, хрупкая, замерзшая. Куртка вроде бы теплая, но короткая, джинсы в обтяжку, полусапожки. Стоит, обняв себя руками, дрожит как лист на ветру. У Максима вдруг возникло желание выйти к ней, набросить на плечи свою куртку.
К Авгеевой он вышел, но куртку снимать не стал.
— Снова вы! — кисло посмотрела на него девушка.
— А другого уголовного розыска у нас на вас нет!.. Ключи, наверное, у Сухаркова? — спросил Максим, кивком указав на внедорожник.
Он уже обратил внимание, что машина стоит с выключенным двигателем.
— Я не рискнула брать. — Ее зубы едва не отстучали барабанную дробь.
— Это правильно.
— Пойдемте скорее! — поторопила Авгеева, кивком указав на ворота.
Кладбище делилось на две части, на одной половине старые захоронения, на другой — новые. Как сказала Даша, Сухаркову похоронили рядом с отцом, где на одном участке с ним находилась могила ее дедушки и бабушки. Семейное это захоронение располагалось на старом кладбище, памятники вокруг. С растительностью здесь худо, редкие деревья достигали семи-восьми метров, а на новой половине даже кустика не увидишь.
Сухарков лежал на тропинке между оградками. Земля замороженная, ветер, сухой снег, следы преступника можно не искать, наверняка их замело. Сухарков умер относительно недавно, снег еще стаивал с его лица, оставляя на нем смешанные с кровью капли. Следы насильственной смерти, можно сказать, на лице. Нос распухший после удара, губа разбита, на щеке ссадина, над глазом шишка, не успевшая растечься в синяк, хотя уже и потемневшая. Покойник лежал на спине, а пальто грязное со всех сторон, как будто человека катали по земле, перед тем как убить. Даже ольховый листик из-под тонкого слоя снега прилепился к клапану кармана. Калитки открыты и в одной оградке, и в другой, видно, в драке Сухарков хватался за железные конструкции. И он, и его противник. А может, просто толкались, свободного пространства-то мало. Может, где-то и кровь на острие прута отыщется, хорошо, если преступника. А на кожаных перчатках кровь и прочий эпителий найдется точно, вряд ли Сухарков позволял себя бить, не давая отпора. А убить его могли ударом в кадык, в этом месте заметное покраснение. Или ударили его сильно, или даже задушили. Эксперты еще скажут свое слово.
— Прихожу, лежит!.. — с ужасом глядя на покойника, сказала Авгеева.
— А вы не вместе с Ильей… — Максим поднапряг память. — С Ильей Даниловичем приехали?
— Нет, он оставил меня дома, зачем я здесь? У Риммы сороковины, я здесь лишняя.
— Мы так почему-то и подумали, — кивнул Максим.
— Я жду, жду, а его нет. Звоню, не отвечает. Взяла такси, поехала. Приезжаю, а он здесь.
— Телефон у него?
Ветер и снег заметали следы, но Максим все равно не приближался к трупу. И осматривать его не торопился.
— Должен быть.
— Позвоните.
Даша вынула из кармана мобильник, сняла перчатку, сунула ее в зубы, негнущимся от холода пальцем набрала номер. И где-то в кармане у покойника заиграл рингтон. В кармане где-то под пальто.
— Значит, на кладбище Илья Данилович отправился сам? — уточняя, спросил Стасов.
— Сам.
— Может, кто-то собирался ехать на кладбище вместе с ним?
Максим смотрел на свежие, дрожащие от холода гвоздики в каменной вазе, вмурованной в мерзлую, занесенную снегом землю могильного холма. Рядом стояла корзинка с розами, а к самому кресту был приставлен небольшой венок из живых цветов.
Гвоздик много, не меньше десятка, но все же это далеко не самый ценный букет. Розы куда дороже, к тому же к месту. Розы кладут на могилу трагически погибшим, а Сухаркову фактически убили. Целую корзинку кто-то принес. Но венок из живых цветов еще дороже. Скорее всего, муж покойной раскошелился.
— Кто собирался?
— Не знаю, может быть, родители Сухарковой.
— Мать ее могла поехать и брат. Но Илья не собирался вместе с ними ехать. Наоборот, он нарочно после обеда поехал, чтобы не встретиться с ними.
— А что так?
— Они почему-то считают, что это Илья убил Римму. Ну, заказал ее.
— Это серьезно, — вслух подумал Максим.
Он зашел за оградку, осмотрел цветы в вазе, в корзинке, глянул на венок. Все цветы одинаково запорошены снегом, как будто их поставили в одно время. Максим сделал несколько фотографий. Надо будет проехаться по цветочным магазинам, по пути на кладбище Максим ни одного такого не заметил, но в городе цветочных магазинов хватало, надо бы прошерстить их.
Павлов осмотрел цветы, вернулся к Даше, хотел задать ей вопрос, но, глянув на нее, мотнул головой.
— Так ведь и околеть можно!
Он взял девушку под руку,
