стоя.
— Значит, Тельников сначала ударил, а потом уже Сухарков повалил его на землю.
— После такого удара повалить Тельникова на землю он уже не мог, — качнул головой Планидкин.
— А криминалисты не могут ошибаться?
— Могут. Например, есть версия, что Сухаркова ударил человек невысокого роста. А Тельников мужчина рослый.
— Когда стоит. А когда лежал, он был невысокого роста, — усмехнулся Максим. — Сухарков отпустил его, стал подниматься, а Тельников его ударил и убил. А то, что он там нам наговорил…
— Да, сказать все что угодно можно, — кивнул следователь. — А свидетелей у нас нет.
— Ни одного, — уточнил Павлов.
Кладбище немаленькое, но свидетелей не нашлось. Может, потому что плохо искали. А зачем тратить энергию впустую? Тельников фактически признал свое участие в убийстве. Да и кто еще мог убить Сухаркова, как не он? Дрался? Дрался! Душил? Душил!.. И ударить мог, нанеся смертельную травму.
— А вдруг это не Тельников?
— Вам видней, Константин Дмитриевич. Давайте поручение, отработаем.
— Дмитриевич… Меня другой Дмитриевич смущает. Рощин Семен.
— Брат покойной Сухарковой, — уточнил Максим.
— Вот-вот.
— Корзинку роз на могилу поставил. Но часа за два до того, как появился Сухарков.
— Была корзинка, — согласился Планидкин. — От Сухаркова венок, от Тельникова гвоздики… И корзинка с розами.
— Трагически погибшей сестре… Я отправлял опера, он ходил по цветочным магазинам, в одном опознали Сухаркова, в другом — Рощина. Рощин покупал цветы в час дня, плюс-минус, Сухарков в три, — сказал Максим.
— Да, два часа разницы — это серьезно, — кивнул Планидкин.
— А Тельников пришел на кладбище практически одновременно с Сухарковым, слово за слово…
— И Тельников не отрицает, что была драка.
— И убить он мог.
— Очень даже.
— Правда, он говорит, что его самого ударили в висок.
Сначала Максим валил все на Тельникова, но сейчас он уже не хотел искать других виновных.
— А вдруг не врет? Вдруг Сухарков действительно кого-то увидел и удивился его появлению.
— И этот кто-то ударил Сухаркова? — Планидкин поежился.
На кладбище сейчас холодно, ветер ледяной, идти осматривать место преступления удовольствие, мягко говоря, сомнительное.
— Не знаю… Но мне показалось, что цветы на могиле, все три букета, появились в одно и то же время.
— Да? Не заметил. В темноте работали. — Планидкин снова поежился.
Его коробило уже не только от перспективы снова оказаться на кладбище, но и от воспоминаний о нем.
— Я заметил. И Тельников заметил корзинку с розами. Была уже корзинка с розами, когда он гвоздики в вазу ставил.
— Была?
— Правда, я не спросил у него, были ли свежими цветы. Может, на них совсем не было снега, — сказал Павлов. — Не успел нападать.
— Ну так надо спросить!
— И Рощина мы отработаем, — вздохнул Максим.
Завал у него с работой, то кража, то ограбление, хорошо хоть Борщевик не дает о себе знать, его люди ведут себя спокойно, стараются не привлекать к себе внимания. Но все равно работы хватает, и на Рощина нужно выкраивать время. Но вдруг Тельников на самом деле не убивал. Вдруг это Рощин свел счеты со своим зятем.
* * *
В загсе была еще совсем юная особа, видно, ее трудовая карьера началась совсем недавно, поэтому столько энергии в улыбке, энтузиазма, а главное, желания помочь людям.
— Вам подать заявление на регистрацию брака? — спросила она. А улыбка у нее такая же яркая и светлая, как она сама. Милая, нежная, симпатичная, даже красивая.
Костя ощутил легкое волнение, глядя на нее. Но не растерялся:
— А вы согласны?
— На что?
— За меня замуж!
— Нет!
— Тогда все, тогда нет больше смысла жить. Где у вас можно зарегистрировать смерть?
— Ну, я, конечно, могу проводить. — Девушка с сомнением смотрела на него.
Он, конечно, шутил, но вдруг у него на самом деле проблемы с головой?
— Пожалуйста!
— Кто-то умер? — спросила она, увлекая Кудылина за собой.
— Все!
— Что значит все? — Девушка даже остановилась.
— Все, кто умер четырнадцатого декабря. И двенадцатого января… Лейтенант полиции Кудылин, убийство у нас, нужно знать, кто мог находиться двадцать первого января на кладбище.
— Ну, хорошо. — Девушка кивнула, открыла дверь в кабинет, вошла, указала на приставной стол, а сама села за рабочий и застучала по клавишам. А ногти у нее гелевые и черного цвета.
Косте почему-то вдруг стало не по себе.
Девушка открыла списки, прошлась по ним взглядом, щелчком «мышки» что-то выделила. А Костя продолжал завороженно смотреть на ее ногти. Красивая ладонь, длинные пальцы, но эти черные ногти у регистратора смерти.
— Двадцать первого похороны были, Викулова и Полотнянникова хоронили, Олега Васильевича… Вам плохо? — глянув на Кудылина, спросила девушка.
— А распечатать можете?
— Да, конечно!
Девушка улыбнулась, иронично глянув на полицейского, вывела на принтер список, положила на стол лист с распечаткой.
— Спасибо!
Костя вдруг понял, что ему трудно дышать, он должен был как можно скорее оказаться на свежем воздухе, иначе упадет в обморок, а возможно, и умрет. С немедленным занесением в смертный список.
— Лейтенант Кудылин? — удивленно спросила девушка, когда он взялся за дверную ручку.
Костя замер, но поворачиваться к ней не стал.
— А как же ваше предложение? Я согласна выйти за вас замуж!
Кудылин зажмурил глаза в страхе обернуться и увидеть за столом красавицу с белым лицом, в черном капюшоне и с косой. А вдруг не выдержит? Вдруг обернется? Тогда сама смерть выйдет за него замуж?
Оборачиваться он не стал, с силой толкнул дверь и, шумно выдыхая, вырвался сначала в холл, а затем на улицу.
* * *
Кудылин появился поздно вечером, взволнованный, распаленный, куртка нараспашку, как будто не мороз на улице, а весна наступила.
— Товарищ майор!.. — начал он взволнованно.
— Воздушная тревога? — спросил Максим.
— Нет.
— ГИБДД в ГАИ переименовали?
— Да нет же!
— Анжелина Джоли сменила пол?
— Не знаю!..
— Тогда что?
— Рощина на кладбище видели!
— Кто?
— Женщина, недавно похоронившая мужа!
— Когда видела?
— Тогда и видела, когда Тельников уже на кладбище был… То есть самого Рощина она не видела, но видела его машину. «Нива» у него белая, номер «шесть восемь шесть»… Муж ее в счастливые номера верил, ну, и она вспомнила об этом. Увидела номер и давай складывать: шесть, восемь, шесть, итого двадцать один. Счастливое число!
— Шесть, восемь, шесть — равно двадцати!
— Да? Значит, не сложилось, но запомнилось! Две «шестерки», а между ними «восьмерка»… Буквы она, правда, не запомнила, но у нас только одна «Нива» с номерами «шестьсот восемьдесят шесть». И принадлежит она Рощину Семену Дмитриевичу, проживающему на улице Магистральной, дом тридцать два.
— Счастливое число?
— Какое, тридцать два?… Это целый туз к
