Едва мы оказались в относительной безопасности, как индейцы словно потеряли к нам всякий интерес. Несколько воинов занимались нашим скотом, другие исчезли, зайдя за угол. Наверное, их заинтересовали хозяйственные постройки.
Мне стало очень грустно, когда я увидела, как индеец ведет под уздцы мою Нелли, с которой мы были неразлучны с моего младенчества. Она была моей первой и единственной подружкой, пока я не встретилась с Тенью.
Однако времени на воспоминания не было. Индейцы опять начали стрелять. Они окружили дом, ища в нем хотя какую-то лазейку. Когда послышались шаги на крыше, мама быстро развела огонь в плите, чтобы отогнать воинов, которые хотели, наверное, залезть к нам через трубу.
Время потеряло всякий смысл. Больше не существовало ни прошлого, ни будущего. Был только ужас настоящего. Пули и стрелы со свитом летали в воздухе, как злые шершни, и я совсем упала духом, когда окончательно поняла, что скоро умру ужасной смертью. Наш дом, который еще недавно казался мне убежищем в безумном мире, теперь стал смертельной ловушкой. Мы никак не могли из него выйти. Значит, не приходилось рассчитывать на бегство.
Закричал и упал на пол Джон Браун. Кровь хлынула у него из раны в горле. Лицо Дэвида исказилось мукой и яростью, когда он увидел умирающего брата, и он открыл беспорядочную пальбу, позабыв обо всем на свете.
– Дэвид! – крикнула я. – Пожалуйста, Дэвид, пригнись!
Он меня не слышал. Пуля попала ему прямо в лицо, и он волчком закрутился на месте, а потом упал на спину в лужу крови.
– Дэвид! – крикнула я и отвернулась, потому что папа бросился к незащищенному окну, в котором показалось разрисованное лицо воина сиу.
Меня сильно затошнило, и я не смогла сдержаться. Перегнувшись пополам, я почувствовала над своей головой струю свежего воздуха и тотчас услыхала крик мамы. Потом наступила гнетущая тишина, потому что никто не стрелял.
Будто издалека до меня донеслось, как папа шепчет мамино имя, проклинает индейцев и свое собственное упрямство… Я поняла, что мамы больше нет. На мгновение я словно приросла к полу, не в силах ни шевельнуться, ни произнести хотя бы слово. Слезы стояли у меня в глазах, когда я смотрела в окно на двор, который был весь в дыму.
Одинокий индеец въехал в ворота, и я поняла, что его появление положило конец стрельбе. Его лицо и грудь были в широких красных полосах. Одно орлиное перо украшало распущенные по спине волосы. Черная шкура волка служила ему набедренной повязкой. На ногах у него были красно-черные мокасины. Несколько мгновений он сидел на коне неподвижно. Потом прищуренным взглядом обвел двор, горящий сарай и дом. Он легко и грациозно соскочил с коня, когда воин-сиу в богатом боевом уборе окликнул его. Они о чем-то поговорили, и хотя я не слышала ни слова, нетрудно было понять по их жестам, что они спорят и о чем спорят.
Через несколько минут Боевой Убор в раздражении махнул рукой, а одинокий воин приблизился к дому, запихивая обратно под шкуру кусок вылезшей полотняной материи. Он остановился футах в двадцати от дома.
– Ты слышишь меня, Сэм Кинкайд?
Я не поверила собственным ушам и выглянула из окна, шепча его имя, потому что узнала его лицо под отвратительной красной краской.
– Я тебя слышу, – крикнул папа. – Говори, что надо, а потом молись богу, потому что ты уже мертв.
– Не глупи, Кинкайд.
– Это ты не глупи, краснокожий, – ответил папа, заряжая свой винчестер. – Я убью тебя, чтобы одним ублюдком стало меньше.
– Я не воюю с тобой, – ровным голосом произнес Тень. – У меня нет оружия.
Папа в задумчивости посмотрел на него.
– Тогда чего ты хочешь?
– Никто из вас не выйдет отсюда живым, – бесстрастно сказал Тень. – Сиу сожгут вас или уморят голодом. Ты этого хочешь?
– Возможно, – ответил папа. – А чего хочешь ты?
– Я не могу спасти ни тебя, ни других мужчин, Сэм, но вождь сиу Высокое Облако разрешил мне вывести отсюда Анну и Мэри.
– Мэри умерла, – хрипло проговорил папа.
Мне опять стало мучительно больно. Мама была такой доброй, такой любящей, такой щедрой ко мне, что я никак не могла представить, как буду без нее жить.
– Прости, Кинкайд. Мэри была хорошей женщиной.
Они долго молчали, потом папа спросил:
– Откуда ты знаешь, что Хоби с сыновьями тут?
– Две недели я следил за твоим домом, боясь чего-то подобного.
Папа горько усмехнулся:
– С каких это пор сиу не считаются с шайенами?
– Мой народ отправился на встречу с Сидящим Быком и Безумным Конем. Высокое Облако с его воинами был там же.
Папа тяжело вздохнул:
– Значит, началось?
– Я тебя предупреждал, Кинкайд. Ты должен был прислушаться. Будет большая битва между твоим народом и моим народом, по сравнению с которой все остальное детские шалости. Я не знаю, когда и где, но битва будет.
– Мой народ победит, – сказал папа без всякого злорадства. – Если только вы не найдете способ объединить все племена. Солдаты уничтожат вас всех одного за другим.
– Ты мудро говоришь, – согласился Тень. – Добрые времена миновали. Белые не угомонятся, пока не убьют всех индейцев до единого или не загонят их в резервации. Что до меня, то я лучше умру, чем стану похожим на скот белого человека, который он держит на привязи. Однако довольно. Мы зря теряем время. Позволь мне увезти Анну, пока Высокое Облако не передумал.
Я видела сомнение в папиных глазах, потому что он ненавидел Тень и не доверял ему, как в общем всем индейцам. Но он любил меня и заботился обо мне всю мою жизнь. Когда-то Тень сказал, что папе легче будет увидеть меня мертвой, чем отпустить с индейцем, и я была с ним согласна. Однако мы оба ошибались. Папа поставил меня на ноги и мрачно приказал:
– Анна, езжай с ним.
– Папа, я не брошу тебя! Я не хочу!
– Ты поедешь, Анна, Тень прав. У нас нет ни одного шанса вырваться отсюда живыми. Поезжай. Спасайся, пока это еще возможно.
– Папа! – зарыдала я и бросилась ему на шею.
– Анна, не время плакать, – печально проговорил он, похлопав меня по спине своими большими натруженными руками. – У нас нет времени для долгого прощания. Только поцелуй меня, ты же хорошая девочка.
Я коснулась дрожащими губами его холодной и колючей щеки.
– Тень, она сейчас выйдет! – И папа легонько подтолкнул меня к двери.
– Кинкайд, я позабочусь о ней.
– Спасибо.
Ничего не видя от слез, я доковыляла до двери и вышла во двор. Я слышала, как папа захлопнул дверь за моей спиной, и этот стук был для меня словно сигнал смерти.
Я бы упала, если бы не Тень. Не говоря ни слова, он подхватил меня и потащил к терпеливо ожидавшему его Красному Ветру. Он помог мне вскарабкаться на него… Господи, как же я ненавидела его тогда! Я ненавидела его, потому что у меня больше не было ни мамы, ни Дэвида. Я ненавидела его, потому что мой папа должен был погибнуть. И остальные тоже… А он ничего не мог сделать. Я ненавидела его, потому что он был индейцем. Я ненавидела и любила его.
