‑ Я знаю, ‑ также шёпотом, не отводя своих прекрасных изумрудных глаз, ответила влюблённая до умопомрачения Лели.
‑ Ты мне очень дорога, ‑ всё тише для мира, но громче для неё говорил несравненный Орион.
‑ Я знаю.
В этот момент их сердца начали биться в один такт. Одномоментно этот миг остановил их. Он отпечатался в зерцалах их душ. Они были немногословны потому, что не понимали происходящего? Что же это? Как это? Почему сердце пытается стучать сильнее, а жизненная плазма? Плазма воспламенялась и выдавала их через искры глаз. Сжигающий стыд их зримых прикосновений творил ту связующую сущность любви предназначенных друг для друга. Они пристально смотрели в глаза уже без всякой гордости. Что это за сила такая, которая тянула всю их первородную сущность? Это было то самое всеобъемлющее сияние сердец, которое творило танец любви. Сама Вселенная связала лёгкий узелок из трепета их жизней.
‑ Если бы с тобой что-то случилось, я бы не смог жить без тебя, ‑ с нежностью в глазах прошептал юноша.
‑ Я знаю, – ответила Лели.
‑ Ты для меня всё, ‑ коснувшись этой застенчивой хитрушки, совершенно наполненный любовью Орион хотел говорить и шептать ей всё, что происходило с ним. Остановившаяся косвенная у-секунда не давала им дышать.
‑ Я знаю, ‑ дрожавшим голосом и с бурлящим сердцем отвечала Лели.
‑ Я люблю тебя, – произнес Орион.
‑ И я тебя, – ответила Лели.
Эти слова стали венцом открытости и честности их чувств. После того как их губы потеряли чувства друг в друге, поцелуй стал коротким, как вечность. Лели долго не могла открыть глаза. Ей хотелось, чтобы этот момент счастья, губами срывающий с небес облака, ещё немного задержался в их сердцах. Она стремилась запечатлеть это мгновение во всех красках. Орион, будто тёплый морской ветер, нежно прикоснулся к щеке Лели. Они сидели и молчали… Слушая тишину, наслаждались вспыхнувшим чувством родства и родившейся любви, которая играла в сердцах одну мелодию и только для них. Это был единственный эгоизм, дарующий жизнь новому.
Ламира долго не задержалась, но уже застала их в абсолютной тишине, нежно улыбающимися друг другу. Она поняла, что за время её отсутствия между ними зародилось чувство той искренней, чистой, изначальной, искромётной, как Вселенная, величайшей любви первородных созданий. Такая любовь порождала галактики, планеты, новую жизнь. Ламира подошла и села на тот же стул, где и пребывала ранее. Только после этого они её заметили. Обмануть её было невозможно, так же как и скрыть что-либо, поэтому Орион и Лели даже не пытались скрывать своих чувств.
‑ Дети мои, идите спать каждый в свою комнату. Утро вечера мудренее – сказала Ламира. ‑ Я понимаю, что вам этого совсем не хочется…
Это немного разрядило обстановку.
…После нескольких сказочных дней удивительного общения, стыдливых поцелуев, постоянных ухаживаний, бесконечных разговоров обо всём и ни о чём, ночных проникновений Ориона к Лели в спальню, чтобы пожелать спокойной ночи, огромного счастья и веселья от обоюдного присутствия, Орион сделал Лели предложение руки и сердца. Он переживал и волновался, какой ответ даст Лели, но ответ был один ‑ это был крик «Да!». После чего он напрямую признался в своих чувствах к Лели её матери и попросил благословить их. Ламира, видя такое безумное счастье двух беспечных существ, благословила их.
Это было время красивых фотографий. Каждый последующий день для них был счастливей предыдущего. Каждую у-минуту, каждую секунду, они жили друг другом....
Прошла счастливая неделя. Орион и Лели лежали в обнимку на старой лужайке за усадьбой вблизи тихого озера, под тенью старого, нахмурившегося дерева. Они разговаривали и строили планы на вечное будущее, держась за руки и утопая в нежности.
…И вот настал тот день ‑ тот самый день, когда до наступления вселенской ночи оставалось совсем немного. Это день произошедшего на Ксео, вошёл в историю первородного мира как день Апокалипсиса. Та ошибка проявила себя в мире «яви», созданном Инродвергом, в качестве существа без лица, без эмоций, без страха, без ненависти, без всего того, что было в этом мире. Это явление – «обратная сторона создания, противоположность созданного» – было за пределами всех мироплоскостей, будь то «чёрный» или «белый мир» ‑ оно постепенно поглощало их. Это отклонение находило себя в тревожном молчании безысходности выбора «всего остального». В этот день рассеянность проявила свою пародоксальность миру «яви».
В материальном мире в своем первом воплощении это было бестелесное существо вирусной энергии, которое просто поглощало все вокруг, не прилагая к этому никаких усилий. Поглощение было сутью этого вируса. Оно приобретало очертания постепенно, по мере «сжирания» миров, планет, окружающей материи. Это привило его к единственному, по его мнению, совершенно правильному виду – «существу без лица» в тёмном, похожим на дым, не имеющим постоянной формы длинном облачном балахоне смолянистого цвета. В этом безликом обличии ему было суждено зваться Апокалипсисом, ‑ тушить свет и поглощать тьму. Именно эту личину в первый раз увидел Орион.
Внезапно Лели с Орионом ощутили какой-то нетипичный для этого времени года на Ксео холодный ветер. Яркий, согревающий все вокруг свет начал необъяснимым образом тухнуть, словно его что-то засасывало. Ветер усиливался и со старого дерева начали грустно опадать листья на порябевшую гладь озера. Влюблённые почувствовали, как к ним в душу закрадывается непонятное бесчувствие. Это туманило их разум, становилось как-то не по себе, неприятное чувство безнадёжной безысходности постоянно брало верх над изначальной возможностью продуцировать жизнь. Серость тушила их первородное горение, забирала кислород у мира, которому он был жизненно необходим.
Орион вскочил на ноги и начал оглядываться. Всей своей волей, энергией и силой он старался найти источник этой беды. Ему никак не удавалось понять свойств этой рассеивающей печали, тоски и безысходности. Через мгновение всё вокруг погрузилось в темноту, бушевал сильный ветер и тут смутившийся избранный увидел Апокалипсиса. В момент его появления всё вокруг затаилось: стало ни темно ни светло, мир вокруг померк, как будто бы прекратил своё существование. Держались только влюблённые первородные, но и их естество было на пределе. Периодически оно пыталось вырваться и сбежать. Орион с трудом мог удерживать себя, а Лели было совсем плохо.
‑ Кто ты такой?! ‑ в порыве гнева выкрикнул Орион.
‑ Я не знаю, кто я, но я знаю, зачем я, – ответил Апокалипсис.
‑ Что ты здесь делаешь?
‑ Пытаюсь понять.
‑ Что понять?
‑ Зачем вы здесь! Зачем вы нужны. Кто вы?
Орион совсем не понимал, что происходит. А тем временем тишина всё громче довлела над ним. Куда бы не смотрел растерянный «миссия», везде было скомканное, бесцветное, теряющее себя пространство.
‑ Кто вы? Все вы, кто населяют эту «явь», эту Вселенную. Или как вы её называете? – уточнило существо.
‑ Мы создания Инродверга. Всё во Вселенной сотворено его Великим Разумом и мы, первородные, в том числе.
‑ Не всё и не все.
‑ Всё, что находится в нашей Вселенной, вся материя и любая энергия, находящаяся за пределами нашего понимания, была либо сотворена, либо дарована им. Нет ничего, что было бы не от его воли.
‑ Нет, нет, нет ничего! И только в этих словах я вижу смысл, ‑ этот вирус словно на ходу только учился говорить словами первородных. ‑ Великий Орион, запомни этот момент, когда ты увидел впервые и навсегда то, что не сотворил Инродверг.
Самолюбие Ориона было задето этим изречением. Он, скорее был напуган бессмыслием, отравляющим душу. Всё его естество говорило о том, что этого не может быть. Но после каждой попытки внутренней сути первородного вырваться из поглощающего плена и нестись туда, где не было этого сумасшествия, его «Я», неразрывно связанное со взором Творца, кричало ему о том, что проявляющийся Апокалипсис не имеет ничего общего с Великим Разумом, сотворившим всё вокруг и в кругу.
‑ Нет. Нет! Этого не может быть. Ты погубил бы всё, будь это так! ‑ кричал Орион, не верящий в безумие происходящего.
‑ Так не бывает! Это противоестественно сути Инродверга! Это невозможно для самого тебя! ‑ опять и несколько раз повторил молодой воин света:
‑ Что тебе нужно здесь от нас?
‑ Здесь! Что мне нужно здесь?! Хороший вопрос, если бы знать, что такое «хорошо». Всё, что есть во мне, всё, что я могу назвать собой, не имеет ничего общего со всем, что окружает меня. Я есть то, что не предусмотрено. Можно сказать, что я ‑ это настоящее, что есть в этом мире. Ваши жизни, судьбы, случаи, тела, эмоции, течения времени, переживания, радость, времена года, старость, молодость, доля, участь, жребий, мышление, суждение, размышление, обдумывание, сравнение, сопоставление, воображение, измерение ‑ это не по-настоящему, это кем-то задумано. Всё, что создано вокруг вас: от песчинки до планет, от планет до космических систем, от систем до галактик, от галактик до бесконечности, от бесконечности до вечности в песчинке, все миры, которые существуют рядом с вами, являются неотъемлемым механизмом одного целого ‑ всё это вымысел, технология вашего существования. А я, я единственная правда здесь. Радуйся Орион, ты видишь истину причины. Всё, что здесь есть, мне не нужно. Чтобы делать свой мир ‑ нужно поглотить ваш, объяв правдой. И чтобы быстрее это сделать, мне надо было найти тебя и Дэмо. Вы вляетесь единственными уникальными все-совершенными представителями двух первородных дуальных систем, на которых был сотворён этот, давящий на меня, сжимающийся мир. Ваша могучая энергия позволит мне быстрее понять и поглотить весь явный окружающий мирок. С каждым мгновением нахождения здесь я понимаю, что единственный настоящий мир для вас ‑ это Хаос. А создать Хаос могу только я – Апокалипсис. И имя мне «Погибель».
