- Устала?
Я неопределённо двинула плечами, он взял чашку в левую руку, а правую опустил вниз, где я её не видела, потому что продолжала смотреть на небо, как на единственное спасение. Миша сказал ещё тише:
- Сейчас допью и поеду, утро уже. Мосты уже должны быть в порядке. Да?
Я с трудом выбралась из пучины своего стыда и страха, медленно повернула голову, чтобы посмотреть на Мишу, тихо сказала:
- Нет.
Он поймал мой взгляд, и я его скорее отвела, сказала:
- Сейчас около четырёх, до мостов ещё полтора часа.
- В смысле? - он отодвинулся и достал из кармана телефон, поражённо выдохнул и посмотрел на небо, потом опять на телефон, как будто все вокруг сговорились, чтобы его обмануть, - четыре утра? А почему так светло?
Я рассмеялась, немного расслабляясь, он был такой забавный. Посмотрела на него и сказала:
- Потому что мы в Питере. Слышали когда-нибудь про белые ночи?
- Они же летом? - он выглядел удивлённым и немного растерянным, я опять рассмеялась, пожала плечами:
- Они не начинаются внезапно, светает с каждым днём немного раньше, с равноденствия и до белых ночей, а потом постепенно всё позже, до зимы, когда всё время ночь. Глобус видели? Наклонная ось, всё такое?
Он фыркнул и отвернулся с шутливо-уязвлённым видом, посмотрел на Иркину пепельницу, нахмурился и спросил:
- Долго ты собираешься с ней жить?
Я иронично пожала плечами и сказала с долей шутки:
- До скончания времён.
Миша посмотрел на меня с укоризной, как будто он серьёзный вопрос задал, а я фигнёй страдаю, я пожала плечами и ответила серьёзнее:
- Теоретически, до тех пор, пока не найду себе съёмную квартиру, на которую хватит моей зарплаты. Ближе к реальности - до тех пор, пока Ирка меня не выгонит, потому что дизайнер - не та профессия, на которой гребут деньги лопатой.
- Ну почему, - он усмехнулся, с сарказмом добавил: - Нет, если работать как наши гаврики из "Стима", то да. Тут вообще почти все так работают, целыми днями чаи гоняют, потом ничего не успевают и вздыхают, как сложна жизнь. Но ты же не из этих?
Он посмотрел на меня как-то так, что я опять залилась краской, но на этот раз как-то приятно, как будто меня хвалили. Пожала плечами и сказала:
- Не знаю, я пока только неделю в своей жизни проработала.
Он тихо рассмеялся, толкнул меня локтем, наклонился ближе и сказал почти на ухо:
- И это была очень продуктивная неделя, согласись?
Я начала неудержимо хихикать, было щекотно, и жутко хотелось, чтобы он сделал так ещё раз, но я бы в этом ни за что не призналась. Он отпил ещё чая, и медленно глубоко вдохнул, как будто собираясь с силами перед чем-то важным, у меня опять появилось то странное ощущение внутри, заставив замереть в ожидании непонятно чего. И он осторожно сказал:
- Ты же не планируешь работать в "Стиме" вечно, да?
Щекотливый какой вопрос… Я изобразила неоднозначное движение бровями, он придвинулся ближе, сказал тише:
- Бойцова, ты же не слепая, и должна прекрасно видеть, что ты на голову выше всех, кто там сейчас работает, кроме Тони, может быть, там не на голову. Но у Тони ситуация сложная, она не может уйти пока. А ты можешь. И если какое-нибудь более солидное издание сделает тебе предложение, ты же не откажешься?
Прямо очень щекотливый вопрос… Я осторожно посмотрела на него, он смотрел на мои руки с чашкой, и я смогла задержать взгляд подольше, попыталась изобразить несерьёзный тон, и сказала:
- Довольно странно отвечать положительно на такой вопрос своему начальнику, вам не кажется?
Он усмехнулся и посмотрел мне в глаза, опять заставив вспыхнуть и отвернуться, сказал:
- А мы не на работе, можешь расслабиться и отвечать положительно на любые мои вопросы.
- Это сложно, - я опустила голову ещё ниже. Миша поставил чашку рядом с Ириной пепельницей, придвинулся ко мне ближе, развернулся лицом, опираясь на перила локтем, и медленно убрал с моего лица прядь волос, за которую я так удобно пряталась. И сказал:
- Да, я вижу твой монитор. И да, ты правильно помнишь, я ночью звонил и просил называть меня на ты, давно пора. Это просто, попробуй, у тебя уже один раз отлично получилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я застыла. Я должна была быть к этому готова, я же догадывалась, почти уверена была. И я сама это написала, потому что не могла больше об этом молчать, а теперь стою и чувствую себя оплывающей свечой, как будто ноги сейчас подогнутся, и я осяду на пол, окончательно растекаясь лужей. Мне было страшно до ужаса, но я хотела, чтобы он продолжал, чтобы полностью это озвучил, чтобы я не хранила больше одна этот секрет полишинеля.
Он положил горячую ладонь мне на талию, медленно провёл вверх по спине, заставляя плечи передёрнуться короткой судорогой озноба и удовольствия, тихо рассмеялся. Его ладонь скользнула к шее, по плечу, по голой руке, он придвинулся ещё ближе, мягко прижимая меня к себе, я оказалась зажата между его рукой и грудью, и от этого становилось ещё страшнее, потому что я знала, что сейчас будет. И знала, что это закончится ужасно.
Миша был прав, он такой не первый - мне уже нравились другие парни, и я точно так же впадала в ступор от их близости, и из-за этого у меня никогда не было с ними отношений, в моём-то возрасте. И я никогда с ними не целовалась. Но годы шли, друзья и одноклассники весело проходили все круги безумия первых отношений, и мне, конечно же, тоже хотелось, но никак не получалось. И однажды я нашла выход - если я не могу встречаться с теми, кто мне нравится, я буду встречаться с теми, кто не нравится. Я пробовала два раза, оба раза это были симпатичные хорошие парни, которым очень нравилась я, и я соглашалась на свидания, проводила с ними время, и однажды наступал момент, когда пора. И мы целовались. И это было ужасно. Мне это настолько не нравилось, что с первым я рассталась сразу, со вторым решила не спешить, убеждая себя, что просто мы ещё неопытные, и со временем всё придёт и мы научимся, и я даже поговорила об этом с парнем, но он стал горячо меня заверять, что всё просто прекрасно, и я замолчала, а через время нашла другой повод с ним расстаться. И вот теперь это должно случиться с Мишей.
Я была в ужасе. В панике. Почему-то минуту назад мне хотелось его всего, заполучить и обмазаться, и умирать от счастья, но что это должно рано или поздно закончится поцелуем, мне почему-то в голову не приходило. Может быть, потому, что я изо всех сил старалась об этом не думать. Я иногда случайно видела, как целуются Ира с Димой, они выглядели совершенно счастливыми и полными удовольствия, я говорила об этом с Ирой, и с другими подругами, и пришла к выводу, что что-то не так именно со мной.
Я сейчас всё испорчу.
Миша держал меня уже двумя руками, правая продолжала гладить спину, левая тронула мои пальцы, стискивающие чашку, поднялась по руке к плечу, еле ощутимо тронула подбородок, мягко разворачивая меня к нему. Я не повернулась, он не стал настаивать, наклонился ближе, прошептал на ухо:
- Давай, Бойцова, скажи это. "Миша, забери меня с собой в другое издательство".
Какое издательство, о чём он?
Я даже немного пришла в себя, пытаясь включить мозги и понять, чего он от меня хочет, о чём мы говорили до того, как он поставил чашку, чтобы освободить руки, чтобы…
- Говори, Алиса, это не сложно. Почему ты можешь это написать, но не можешь сказать? Скажи хотя бы кусочек, маленький. Скажи: "Миша, ты гад и сволочь, никаких ключей я не уносила".
Мои плечи дрогнули коротким смешком, он улыбнулся, шагнул мне за спину и стал ещё ближе, прижавшись грудью к моей спине, наклонился к уху, касаясь его щекой, прошептал:
- Скажи: "Миша, странное дело, я не назвала тебе адрес клуба, а ты его каким-то образом нашёл, причём, так быстро. Что за мистика, ты за мной следил, извращенец?"
Я начала улыбаться, радуясь, что он не видит, и что теперь он стоит за спиной, в таком положении не целуются.