сутки. Суть работы заключалась в том, что нужно было отобрать из сырья сотни тонн чистейшего графита и пятьдесят тонн металлического урана, и из них сконструировать специальное сооружение – реактор, в котором должна была начаться цепная ядерная реакция. Работы велись строго секретно, так как они имели оборонное значение, то есть имели прямое отношение к войне.
Как правильно строить реактор – никто точно не знал. Игорь Васильевич опирался на обширные теоретические знания, на иностранные научные источники и на свою интуицию, которая была у него, сказать без преувеличения, гениальной. Чистого урана до этого никто из учёных и в глаза не видел, и не знал, как он себя ведёт. А малейшее незнание грозило опасностью. Это подтвердил такой случай.
Один из лаборантов во время работы с ураном в брезентовой палатке вдруг увидел оранжевое пламя. Огонь моментально перекинулся на палатку, она загорелась. Одним из первых прибежал к палатке Курчатов.
– Водой не заливать, – властно командовал он, – засыпать песком…
Палатку спасти не удалось – сгорела дотла. Но всё остальное – а оно-то и представляло ценность – удалось отстоять. Стали разбираться: кто же виноват? Оказалось – незнание. Это теперь в каждом учебнике можно прочесть: «Порошкообразный металлический уран легко возгорается и при распылении в воздухе горит ярким пламенем». А тогда ведь никто этого предвидеть не мог.
Однажды Кузьмич производил измерения образца урана. И надо ж так случиться, что во время опыта он случайно разбил дорогой хронометр. От горя и злости на самого себя он даже расплакался. Вдруг входит Игорь Васильевич:
– Ты чего плачешь, Кузьмичишко?
– Хронометр разбил, – сказал подросток сквозь слезы.
– Ничего, Кузьмич, самое главное – себя не повредил, – стал успокаивать его Курчатов, – а другой есть?
– Есть, – ответил Кузьмич, постепенно успокаиваясь.
– Ну, вот и хорошо. Продолжай работать.
Курчатов успевал заботиться о людях. Он постоянно напоминал своим сотрудникам:
– Думайте о приборах контроля радиации. Не будет техники безопасности, будете больными на всю жизнь…[9]
Именно тогда его помощниками и был сконструирован первый в нашей стране дозиметр (прибор для измерения уровня радиации). Благодаря дозиметру серьёзных облучений людей удавалось избегать.
Вечером 25 декабря 1946 года Кузьмичу выпала большая честь вместе с Игорем Васильевичем Курчатовым и его ближайшими соратниками Бабулевичем, Панасюком и Дубовским участвовать в запуске ядерного реактора – первого в СССР и во всей Европе. Это был настоящий праздник! В тот памятный вечер Игорь Васильевич с полным правом заявил: «Атомная энергия теперь подчинена воле советского человека». Но это был ещё не конец, а только начало большой работы.
В течение трёх лет после запуска реактора коллектив учёных под руководством Курчатова работал над созданием атомной бомбы. Она была нужна нашей стране, как воздух, потому что подобная бомба уже имелась у Соединённых Штатов Америки. Американцы, следуя первобытному «закону джунглей», полагали, что прав тот, кто сильнее. Со слабыми же они никогда не церемонились. Это доказали атомные бомбы, сброшенные американцами на Японию. Подобные бомбы, но только гораздо мощнее, предназначались и для нашей страны. Советский Союз, чтобы выжить, должен был доказать, что он во всяком случае не слабее Америки.
Наконец, задание правительства было успешно выполнено. В августе 1949 года в СССР прошли испытания первой атомной бомбы.
«Я счастлив, что родился в России и посвятил свою жизнь атомной науке великой Страны Советов, – сказал как-то Курчатов. – Я глубоко верю и твёрдо знаю, что наш народ, наше правительство только благу человечества отдадут достижения этой науки»[10].
И это были его искренние слова, потому что сам Курчатов был честным и искренним человеком.
Игорь Васильевич, несмотря на очень серьёзную работу, был смешливым, весёлым и жизнерадостным. Он любил приветствовать своих подчинённых словами «Физкульт-привет!». И физкультурой занимался не только на словах: он с лёгкостью переплывал Москва-реку в редкие минуты отдыха.
Он любил давать людям смешные прозвища. Одного из подчинённых он прозвал «Копнистом» за то, что тот уснул не вовремя в копне – в стоге сена. Себе самому он дал прозвище «Бородка», что соответствовало его внешности. Бороду он начал отращивать во время Великой Отечественной войны и дал зарок, что не сбреет её, пока врага не прогонят с нашей земли. А потом так привык к бороде, что уже не смог с ней расстаться.
Как только ядерное супер-оружие было сделано и безнаказанная агрессия США против нашей страны стала невозможной, Игорь Васильевич Курчатов тут же переключился на мирные дела. Он запустил первую в мире атомную электростанцию в Калужской области (сейчас это город Обнинск), что стало настоящей сенсацией на международной конференции физиков-ядерщиков в Женеве в 1955 году.
Это был триумф не только лично Игоря Курчатова, но и всей советской науки. Сейчас трудно себе это представить, но тогда никто в мире не ждал, что всего через десять лет после войны полуразрушенная, бедная, истощённая страна совершит такой фантастический рывок вперёд.
Именем Игоря Васильевича Курчатова назван Национальный исследовательский центр в Москве и город в Курской области.
Не бойтесь писать «вождю»
Пётр Капица
(1894–1984)
Пётр Леонидович Капица – это крупный учёный-физик, лауреат Нобелевской премии, который стоит особняком от остальных великих советских учёных. Даже среди других учёных – а все они были людьми оригинальными и в чём-то чудаковатыми, он считался необычным человеком.
Дело в том, он долгое время работал в Англии, в знаменитой Кавендишской лаборатории, у самого сэра Резерфорда, имя которого вошло во все школьные учебники физики. Сэру Резерфорду, к слову сказать, принадлежит честь открытия альфа- и бета-лучей, радиоактивного распада атомов, искусственного расщепления атомного ядра. Многолетняя жизнь и работа Петра Леонидовича в Англии вместе с Резерфордом наложили на него сильный отпечаток. И здесь дело не только в том, что Капица курил трубку совершенно по-английски, как Шерлок Холмс, гонял на английском мотоцикле по английским сельским дорогам и носил модные английские твидовые костюмы. Ещё он перенял у своего учителя сэра Резерфорда определённую манеру развивать молодые научные таланты. Эту манеру Пётр Леонидович впоследствии с успехом применит уже в России.
В письме к матери из Англии от 6 июля 1922 года Пётр Капица пишет: «…Английская школа чрезвычайно широко развивает индивидуальность и даёт бесконечный простор проявлению личности. Резерфорд совершенно не давит человека и не так требователен к точности… результатов… Тут часто делают работы, которые так нелепы по своему замыслу, что были бы прямо осмеяны у нас. Когда я узнавал, почему они затеяны, то оказывалось, что это
