— Нет, — тихо произнесла старуха. — Ты можешь убить людей рода ндубо, но не можешь убить душу рода ндубо. Душа рода ндубо была всегда и всегда будет. Так сказала мне моя мать, а ей — ее мать, а той — мать ее матери, а самой первой матери так сказала Мать Матерей, с которой всё началось и которой всё закончится. Еще моя мать сказала, что бродяги приходят и уходят свободно. Это важно. У бродяг всегда есть то, чего нет у рода ндубо. Бродягу нельзя не впустить и его нельзя не выпустить.
— Тогда, — сказал Марат, — слушай мое слово, старуха. Душа рода ндубо мала и слаба. А я, Хозяин Огня, велик и ужасен. Я имею власть над Огнем, Землей и Водой, и ты видела мою власть. Если я убью людей рода ндубо, душа рода ндубо скажет: виновата мать рода ндубо. Она могла сохранить жизнь людей рода, но не сохранила. И душа накажет тебя. Я пришел и сказал матерям четырех родов: бойтесь гнева души своего рода и бойтесь меня. Четыре матери сказали, что будет так. Теперь я вижу, что ты боишься душу своего рода, но не боишься Хозяина Огня. Ты будешь наказана сегодня же. С тобою я накажу еще восемь женщин рода ндубо.
— Делай что хочешь, — проскрежетала старуха.
Марат взял малую дубину и дважды ударил в бревенчатую стену.
Первым, разумеется, вбежал Быстроумный: он ревниво охранял свое право мгновенного доступа к телу Хозяина.
Впрочем, вошедший вторым Хохотун сегодня не выглядел удрученным. Его акции резко выросли. Именно Хохотун поймал бродягу. Сам выследил, поздним вечером, единолично стреножил и притащил во дворец. Хохотун не слыл умником, но обладал редким качеством: он совершенно не боялся темноты. Кроме того, он был молод, силен и совсем неплохо выглядел на недавно учрежденной должности начальника городской стражи.
Марат сурово осмотрел обоих придворных и произнес:
— Пусть мать рода ндубо уйдет, или я убью ее.
Быстроумный торопливо вытолкал гостью. Хохотун остался недвижим. Он был слишком горд вчерашним подвигом.
Хозяин Огня распорядился привести бродягу и приступил к допросу.
Пойманный торговец выглядел обескураженным, но не напуганным. С хорошей любознательностью оглядел стены и кровлю дворца, потом — сложенное из валунов и обтянутое собачьими шкурами тронное кресло. Но когда наткнулся на тяжелый взгляд Хозяина Огня — быстро сообразил, что глаза лучше опустить.
Его худоба — не голодная, болезненная костлявость, но специальная сухость мышц — напомнила Марату шамбалийских повстанцев, исповедующих аскезу. Еще большее сходство с борцами за свободу придавали пленнику мощные багровые мозоли на голых плечах — натер лямкой наплечного мешка. Правда, повстанцы были вдвое выше ростом.
Язык равнины бродяга знал плохо, слова произносил с грубым шелестящим акцентом, и Марат, сунув руку в карман и включив лингвам, разрешил пленнику говорить на привычном диалекте.
Спустя десять минут они уже беседовали, под непонимающими, но благоговейными взглядами Быстроумного и Хохотуна.
— Как называют твое племя? — спросил Марат.
— Я бродяга, — ответил бродяга, потирая разбитый нос (Хохотун постарался). — У меня нет племени.
— Что ты принес в мой Город?
— Не могу сказать. Я открываю свой кошель только в чувствилище и закрываю его там же.
— Ты пришел из-за гор?
— Да.
— Сколько дней ты шел через горы?
— Шестнадцать дней и еще три дня.
— Куда ты пойдешь, если я отпущу тебя?
— Назад.
— Если ты скажешь мне ложь, я убью тебя.
— Это будет плохо, — бесстрастно сказал бродяга и опять дотронулся до ноздрей, покрытых засохшей кровью.
Марат раздавил подошвой одинокого жука-говноеда и повысил голос:
— Я Хозяин Огня. Здесь мой Город и мой народ. Здесь я решаю, что хорошо и что плохо. С кем ты делаешь мену за горами?
— С людьми океана.
— Люди океана умеют делать ножи?
— Да.
— Люди океана богаче людей равнины?
Бродяга осторожно усмехнулся.
— Да. Много богаче. У людей равнины почти ничего нет. Только плоды черной пальмы. На равнине плохая мена… — Пленник азартно сверкнул темными глазами. — Но теперь здесь есть перья птиц! Очень красивые. Раньше их не было, а теперь есть. Теперь я буду приходить сюда чаше.
— Где ты еще был, кроме равнины?
Бродяга удивился.
— Везде.
— Ты был за лесом?
— Нет. За лесом — болота. Там опасно. Там живут собиратели ягод, у них плохая мена.
— А за болотами?
— За болотами — мертвые земли, туда никто не ходит. Люди там не живут. Там живут только пчеловолки. Люди живут на равнине и возле океана. Люди равнины живут бедно, люди океана живут богато. Люди живут и на болотах, но они совсем бедные. Сейчас я молодой, и я хожу через горы, делаю мену на равнине. Когда я буду старый и слабый, я буду ходить только вдоль океана. Так делают все бродяги…
Пленник сделал мгновенную выразительную паузу и торжественно закончил:
— …А потом я уйду в Узур.
— Что такое Узур?
— Место, где умирают бродяги.
— Что есть в Узуре?
— Всё.
— Ты был в Узуре?
— Нет. Я слишком молод, чтобы идти в Узур.
— Сколько людей живет в Узуре?
— Не знаю.
— Что еще ты знаешь об Узуре?
— Знаю, что туда все приходят и никто не уходит.
Марат кивнул. Бродяга ему нравился. Особенно его язык. Точный, емкий, простой и богатый. На слух — жесткий, но выразительный.
— Ты видел мой Город? — спросил Марат.
— Да.
— Скажи, что ты думаешь о нем?
— Он большой.
— А мой дом?
— Очень большой.
— У людей океана есть такие дома?
— Нет.
— А в Узуре?
— В Узуре есть всё.
— Ты не был в Узуре, но знаешь про Узур многое. Ты врешь мне. Я убью тебя.
— Это будет плохо, — спокойно произнес бродяга. — Ты убьешь меня, и тогда бродяги больше никогда не придут в твой Город. Не принесут ножи и горькую пыль. Ножи людей твоего Города станут плохи, и люди твоего Города будут рвать мясо зубами, как звери. Я вижу твой дом — это большой дом. Значит, ты сильный и умный человек. Ты должен знать, что люди должны жить как люди, а не как звери.
— Ты неглуп, — сухо сказал Марат. — Я доволен, что услышал твои слова. Ты останешься здесь, со мной. Я буду беседовать с тобой, а потом отпущу. Я покажу тебе много чудес и свою силу. Я дам тебе удивительные вещи, каких ты не видел. Ты отнесешь их людям океана. Ты сделаешь очень хорошую мену и принесешь мне всё, что есть у людей океана. Ты будешь делать мену со мной, а не с матерями родов.
Торговец неуверенно возразил:
— Бродяги делают мену только с матерями родов.
— А когда ты идешь к людям океана, ты тоже делаешь мену с матерями родов?
— Да.
Марат достал таблетку мультитоника.
Быстроумный ревниво выдохнул.
— Возьми и съешь, — сказал Марат бродяге, посмотрел на Быстроумного и на языке народа равнины приказал: — Отведите его к носорогам. Привяжите, чтобы не убежал. Готовьте вечерний костер. Сегодня Хозяин Огня будет наказывать и награждать. А сейчас оставьте меня одного, или я убью вас.
Он понаблюдал за тем, как бродяга сует меж губ таблетку, как его уводят, выждал минуту, бесшумно пересек зал и приблизился к циновке, закрывающей главный вход. Посмотрел в щель. Быстроумный уже дважды был пойман за подслушиванием, и Марат пообещал ему, что в третий раз он накажет Главу Четырех племен на глазах у народа. Судя по всему, царек внял.
Жилец широко улыбался и сверкал глазами.
— Добрые вести! — возбужденно прохрипел он.
— Да, — сказал Марат. — Мне тоже любопытно. Люди берега… Узур… Место, где есть всё…
— Фцо, — поправил Жилец. — Фцо, брат!
— Может, даже Фцо.
— Не может, а точно! Собирай отряд, готовь поход. Торгаша — на цепь. Не вздумай отпускать, а то раззвонит про нас… по всему свету. Нагрянешь на берег внезапно. Но сначала разберись с шелудивой ведьмой. Никакого обездвиживания, понял? Только расстрел. Публично. Разрывными. Потом Быстроумный пусть отрежет ей голову и на кол посадит, у главного входа…
— Сама помрет, — возразил Марат.
Жилец печально вздохнул.
Последнее время он реже кричал на Марата. Только вздыхал. Видимо, сказывалось употребление плодов черной пальмы.
— Она еще нас с тобой переживет, — тихо произнес старый злодей. — Ты совсем дурак. Она же глумится над тобой! Убей ее. А перед этим вызови ее дочку толстую. Скажи, что она завтра же станет матерью рода, вместо старухи. Условие такое: пусть поклянется, что будет делать всё, что ты скажешь. Избей ее. Несильно. По щекам надавай, по заднице… Или отымей, не сходя с трона… — Старый вор задумался. — Нет, лучше так: избей, а уже потом — отымей. Она всё равно от счастья одуреет. А старуху — ликвидируй.
Марат подумал и пробормотал:
— Я не смогу.
— Что?
— Отыметь толстую.
— Почему?
