Не дожидаясь, пока парень примет решение, мужик, вильнув задом, шмыгнул в помывочную.
– И на что я надеялся, – раздумывал Денис, бесцельно бродя по улице. – Кого пытался найти? Тупые, безмозглые существа, мешки, набитые костями, сосудами, мясом и дерьмом. Единственное, что может в них водиться, – глисты. Им там самое место! И сами люди – жрущие, пьющие черви, которые к тому же еще и гадят. День прожили, и ладно! Потом спохватываются: «Ах, я неправильно жил, ой, я ничего не успел сделать»… А кто мешал?! Вы же сами себе и мешаете! Нет большего врага для человека, чем он сам. Хотя… Я-то чем лучше?! Да ничем! Недоразумение, возомнившее, что мир крутится вокруг него и создан только для меня, мнящего о своей значимости и великом предназначении! Ерунда! Полная ерунда! Бессмысленное существование. Исчезни я сейчас, и ничего страшного не произойдет. Так на хрена я вообще есть?
Денису нестерпимо захотелось выпить. Остановившись у резного заборчика, он попытался сориентироваться, прикидывая, где находится ближайшая забегаловка.
Из двухэтажного здания, оказавшегося детским садом, на улицу высыпала толпа малышей, закутанных в разноцветные длинные шарфы. Качели и горки ожили, зашевелились, разбуженные визгом. Воспитательница, вразвалочку перебегая от одной группы к другой, упрашивала детей не ссориться и вести себя прилично, «как взрослые люди». Издалека увещевания напоминали встревоженное бормотание заботливой клушки, созывавшей потерявшихся цыплят. Часть карапузов затеяли неумелую игру в футбол. Толкаясь и скользя в размякшей снежной каше с комочками льдинок, они пытались попасть по мячу. Резиновый колобок юлой крутился между маленьких ног, не приближаясь ни к одним воротам.
Один из мальчишек внезапно повалился, и эхо рева заметалось между зданиями. В мгновение ока воспитательница возникла на месте фола, отряхнула ребенка и назначила пенальти. Враз успокоившийся справедливым решением, пострадавший вытер слезы и разбежался для удара. Мяч, пролетев над воротами, шлепнулся в лужу, обдав Дениса брызгами. Малышня ринулась к забору:
– Дядя, подай!
Сомов протянул мяч и замер.
Из глубины прозрачных маленьких голов на него, улыбаясь, смотрели всевозможные рыбины. Резвясь и играя, они помахивали плавниками, приветствуя Сему.
– Ну, что же вы, молодой человек!? – подошла воспитательница.
Очнувшись, парень бросил мяч детворе, которая, не мешкая, продолжила игру.
Сомов вообще перестал что-либо понимать. Сема, «изюминка» в Оле, пустота во взрослых телах, внезапное возникновение в конце жизни, детские аквариумы… Разношерстные факты перемешивались друг с другом, мешая выстроить логическую цепочку. Вопросы: «Куда деваются»? «Почему исчезают и по каким причинам»? сталкивались загнутыми знаками, образуя костяные перекрестья символов смертельной опасности, и отскакивали, теряя точки и надежду на разгадку. Легкая грусть запрыгала по волнам морщин. Отяжелев и разбухнув от раздумий, она просочилась через лоб, превращаясь в черную тоску.
Ухмыляющиеся поросята с монетами вместо пятачка злорадно глянули с вывески бара на Дениса.
– РАБ, – прочел он наоборот наименование питейного заведения и толкнул дверь.
Продравшись сквозь пелену табачного дыма и вони блевоты, Сомов уткнулся в стойку.
– Двести водки, – попросил Денис, но губы не послушались, промычав нечто невнятное.
– Чего-чего? – переспросила продавщица. – Пива?
Парень хотел повторить заказ, но вновь выдавил из себя нечто невразумительное. Отчаявшись, он отрицательно помотал головой.
– Водки что ли?
Денис попытался кивнуть, но вместо этого, сам того не желая, повторил прежнее движение.
– Тогда чего? Вина?
– Эмемемеме.
– Не понимаю я тебя. Иди отсюда. Нажрался уже, сказать не можешь по-нормальному. Проваливай, или ментов вызову!
Стоявшие позади оттеснили Сомова от прилавка. Парень вышел на улицу и растерянно пошарил по карманам в поисках курева. Засунув последнюю сигарету в рот, Денис смял пачку и дал ей со злости пинка. Спички у него кончились.
– Разрешите прикурить! – бросился он к прохожему.
Задымив, Денис осознал, что с речью у него все в порядке. Тогда почему…
– Сема, это ты виноват, урод! – догадался он. – Охренел там совсем!
Не видя рыбину, парень интуитивно ощутил, как пасть сома раздвигается в ухмылке.
– Ты ничего не попутал?! Я сам за себя решаю! Понял?! И ты мне не указ!
Бычок сверкнул хвостом, и Сомов скрылся внутри бара. Через минуту он выскочил на улицу.
– Ладно, посмотрим, кто из нас главный! – угрожающе произнес Денис. – Куплю в магазине, там говорить не нужно.
Сема, забеспокоившись, попытался нырнуть в тело, но хозяин вовремя схватил себя за горло, суживая лаз. Рыбина затрепетала, вызывая тошноту. Осознав безрезультатность, она вернулась в голову.
– Вот так-то, будешь знать! – обрадовался Денис. – Всяк сомок знай свой… садок.
13
Половицы, охая и скрипя, перемывали косточки Денису, бродившему вокруг стола. Жалуясь на невыносимость нынешнего хозяина, они вспоминали о безвременно ушедшей молодости и неприкрашенной старости. Устав от ворчания, парень оседлал табурет и, подперев голову, уставился на стакан. Сорокоградусная жидкость, слегка покачивая круглыми боками, манила забытьем.
– Так ты будешь пить или нет? – в сотый раз раздраженно спросил он у Семы, заранее зная ответ.
Отражение сома в зеркале напротив отрицательно мотнуло головой. Казалось, что рыбина вот-вот расплачется.
– Урод! Навязался на мою голову! – взбесился Денис. – И откуда ты только взялся! Чтоб ты сдох!
Грани стакана вжались в ладонь, оставляя полосы. Стиснутые зубы клацнули о край обруча. Мгновение, и стена брызнула россыпью водки и осколками стекла. Ощерившееся в оскале дно, петляя и огибая крошки и окурки, покатилась под чумазую плиту.
Сомов подскочил и, обежав вокруг стола, пнул табурет. Повалившись на спину провинившейся псиной, тот жалобно выставил лапы. Стена, пытавшаяся остановить хозяина широкой грудью, глухо ойкнула.
– Сволочь! Сволочь! Сволочь! – твердил он, колотясь лбом.
Обезумевший от страха Сема метался в поисках выхода. Наконец, отыскав лаз, он юркнул в горло и ушел в глубину тела. Кипевшая злоба испарилась. В голове прояснилось.
– Давно бы так, – усмехнулся Денис. – А то возомнил себе невесть кем.
Табурет, повинуясь ласке, резво вскочил на ноги, услужливо подставляя спину. Под хруст осколков, опасливо поблескивая гранями, на клетку клеенки спланировал стакан. Бутылка, облапанная пальцами, кокетливо повела горлышком и наклонилась в готовности отдаться каплями алкоголя. Подол этикетки задрался, обнажая округлость. Неожиданно, словно опомнившись от любовного дурмана, она горделиво выпрямила стан, сохраняя себя в целости и неприкосновенности. Из кисти виновато глянул Сема. Лоб Дениса заволокло хмурью.
Ладонь левой руки шлепнула по стеклу недотроги, склоняя ее к интимному действу. От насилия спас сом, примчавшийся на помощь. Право – лево, право – лево… Всякий раз Сема успевал переметнуться от одного посягателя к другому.
– Ну и долго будем играть в кошки-мышки?! – процедил сквозь зубы слова Денис. – Не надоело?
Рыбина помотала головой.
– Не понял: да или нет? Хотя какой вопрос, такой и ответ. Значит, ты от меня не отвяжешься?! Ладно. Тогда поступим по-другому…
Сема забеспокоился, не зная чего ожидать от хозяина. Денис привстал и, обхватив ртом бутылку, опрокинул верх дном. Рыбину, попытавшуюся его остановить, смыло обжигающей волной вглубь тела.
– Так-то лучше! – вытирая слезы и подавляя рвоту, выдохнул Сомов. – Сиди и не рыпайся! На лучше, пожуй огурчика солененького. Не хочешь – как хочешь. Я и без тебя справлюсь.
Опасаясь нового вторжения, он повторил действие.
Струйка табачного дыма вытянулась из сигареты, затуманивая внутренний аквариум. Клапан горла фукнул, выпуская избыток сизых клубов наружу. Облачко, подпитываясь новыми порциями, потяжелело и потемнело, грозя излиться дождем из никотина и смол. Денис молча наблюдал за отражением парящей, пузырящейся от ударов сердца тучей. Сталкиваясь с преградами, она меняла свою форму, напоминая то животное, то предмет, и вновь принимая аморфное состояние. Сверху от черного сгустка отпочковался круглый отросток. Сомов, гадая, чем закончится превращение, предположил, что это голова. Предугадав его желания, туча выправила конечности. Безликий человечек завис на одном месте, смешно и непрестанно дрыгая левой рукой и ногой. Казалось, что они живут своей, отдельной от туловища, жизнью. Почернев от досады, фигурка схватила их, но удержать не смогла. Конечности выскользнули и поползли в сторону. Утончающиеся связки, соединяющие с телом, вытянулись щупальцами. Дернувшись, человечек порвал связующую нить. Наслаждаясь свободой, конечности отплыли в сторону и закружились в безумной пляске.
