Хиггинса от вахты антаер рекомендовал освободить. Почему? Наверное, потому, что здесь нужны люди понадежнее. Вроде Орсона.
Антаер сказал Тизлу: «Пусть ваши люди задержат того, кто придет сюда».
Конкретное и прямое указание на то, чего Орсону ждать. Только бы Хиггинс не сплоховал. Впрочем, если кого–то нужно задержать, то тут Хиггинс не подведет. Насколько Эннон обделила его разумом, настолько Дева Озера компенсировала это силой. Трудно найти человека, которого Хиггинс не сумел бы скрутить.
От перспективы вступать в схватку с кем–то неведомым рефлекторно напряглись мускулы.
Неправильное дело. Ох, и неправильное же! Орсон не удержался и коснулся рукой жесткой шерсти на боку машины. Даже подергал. Действительно, крепкая шерсть.
И поймал себя на том, что делает это воровато, не желая, чтобы Хиггинс заметил.
Орсон читал, что есть новые паромоторы, снабженные часовым механизмом, который в нужный момент включает мотор на прогрев, чтобы хозяину, вышедшему из дома, не нужно было ждать, когда поднимется давление в котле, а сразу можно было бы открывать клапаны и ехать. Может, и здесь, в диковинном аппарате, было устройство, подобное тому. И оно работало до поры. Давало иллюзию жизни, что и почувствовал Хиггинс, отличавшийся необычайной чуткостью.
Объяснение непонятной тревоги было слабенькое. Но это было объяснение.
Орсон дал себе слово не обмануть доверия антаера. Вот только прямое и точное указание «задержать того, кто придет», не успокаивало. Не все сказал мудрый сыщик. Что–то было такое, чего сказать нельзя.
Но он должен был дать намек. Какую–то подсказку подкинуть. Что, например, он имел в виду, когда рекомендовал при прочесывании леса посматривать наверх?
Ведь не зря же он на это обращал внимание милиционеров! Значит, есть некие скрытые факторы, существование которых, даже не зная всего в точности, Орсон должен был учитывать.
Взглянув наверх, на качающиеся и шумящие тревожно кроны, Орсон поежился. Дикая стихия грядет… Буря. Он заспешил к палатке.
Хиггинс суетился, обустраивая уют.
— Ловко же ты все сделал, — похвалил Орсон.
Простак просиял от похвалы, скривил рот в довольной улыбке. За день он, не поленившись, соорудил добротный шалаш. Оно и понятно. Что ему делать–то было?
Теперь он радостно продемонстрировал это сооружение, несколько смущаясь, показал, как можно залезть внутрь, и радовался собственной предусмотрительности.
Палатка, конечно, хорошо. Палатка для достойного господина Орсона. А сам Хиггинс укроется от непогоды в шалаше. Хороший шалаш нужно уметь построить. Он умеет это с детства. У него всегда были самые лучшие шалаши, когда они с ребятами играли в лесу. Такой шалаш и теплый, и никогда не промокнет. И простоит сколько угодно.
Да, простак явно решил обосноваться здесь надолго. Какие–то свои идеи насчет кингслейера были у него. Ну, да разум другого человека потемки, а разум Хиггинса — потемки и для него самого, так что нечего и гадать.
О лошадке Хиггинс, как оказалось, тоже не забыл. Попастись ей тут негде. Так нечего и пускать. Убежит еще. Привязал лошадку к дереву. И здесь же к стволу пристроил торбу с кормом, да еще пару веников свеженарезанных к стволу привязал. Одним словом, устроил животное с комфортом.
— Напоил? — кивнув на нее, спросил Орсон.
— Сбегаю к ручью, — сказал Хиггинс, — тут ручей недалеко. Принесу мешок воды. Напою.
— Хорошо.
Выходило, что с напарником проблем не будет. Даже наоборот.
Орсон согнулся и нырнул в палатку. Хиггинс остался у костра.
Палатка была старая, армейская. После Восточной войны интендантство позаботилось о том, чтобы избавиться от имущества, которое не пригодится сокращенной армии в мирное время. И различные службы, включая народную милицию города Рэн, сделались наследницами этого добра.
Палатка была устроена удобно. К центральному раздвижному шесту крепилась круглая столешница, которая развертывалась, как веер, из металлических треугольников с бортиком.
На столешнице заботливый Хиггинс установил в живописном порядке миску с земляникой, кружку с горячим отваром, тарелку с каштановым печеньем, салфетки, разделанное на полоски вяленое мясо.
Орсон сглотнул, затем высунулся из палатки и поинтересовался у Хиггинса, не собирается ли тот присоединиться к трапезе.
Хиггинс замотал головой и заверил, что уже перекусил. Орсон попробовал настаивать, но простак отказался самым категорическим образом.
Похоже было, что он либо действительно сыт, либо соображения неясного никому, кроме него самого, толка вынуждают его поститься.
Орсон пожал плечами, поставил поровнее на земляном полу легкий раскладной стульчик и присел за стол. Рядом он положил заряженное ружье и невесело вздохнул, однако признал, что устроился на посту с максимально возможным в его положении удобством. Не хуже лошадки.
Мясо оказалось жестковатым и слегка пересоленным, но с отваром и пресным печеньем вполне соответствовало представлению о походном ужине.
Орсон продолжал мучительно и тревожно размышлять. В последнее время ему приходилось напряженно думать едва ли не больше, чем за всю предыдущую жизнь, и он заметил, что это занятие доставляет определенное непривычное удовольствие. Добросовестность была не последней чертой его натуры.
Дикая Охота — это мчащаяся по небу процессия духов. Если с небес доносится чудовищный рев, в лесу начинают гнуться и падать наземь деревья, с домов срывает крыши — значит, началась Дикая Охота. По небу мчится кавалькада призрачных существ и свора жутких зверей с пылающими глазами. Возглавляет кавалькаду Дикий Охотник — Исс. Он известен также под именем Черного Всадника и под многими другими именами.
Встреча с Дикой Охотой предвещает несчастье и даже смерть. Часто бывает, что в светлую, тихую ночь внезапно раздается страшный гул, свет месяца меркнет, вихри поднимают свист, деревья ломаются и рушатся с треском и в разрушительной буре несется по воздуху Дикий Охотник — один или с большой свитой духов…
На статном, белом, как молоко, или черном, как ночь, коне, извергающем из ноздрей пламя, скачет древний бог во главе огромной свиты. Голова его покрыта шляпой с широкими полями; плащ, накинутый на плечи, далеко развевается по ветру…
Иногда он выезжает не верхом, а в огненной колеснице на выдыхающих пламя лошадях: колесницей управляет возничий — Анку.
Анку — предвестник смерти. Обычно Анку становится человек, умерший в том или ином поселении последним в году. Является Анку в облике высокого человека с длинными белыми волосами; этот человек везет похоронную повозку. Он громко хлопает бичом, и после каждого удара сыплются молниеносные искры.
Друиды, владеющие тайнами переходов в Нижний Мир, могут вызвать Дикую Охоту сознательно, иным же людям она является против их воли.
Орсон знал подробности о Дикой Охоте не очень хорошо. Но даже ему было известно, сколько вариантов воплощения она может иметь.
Встреча с Дикой Охотой не всегда предвещает беду. В восприятии северян Дикая Охота и Нижний Мир не носят демонического характера, хотя все же могут представлять некоторую опасность.
Среди всадников могут быть низшие божества, фейери и прочие загадочные существа из Иного Мира. Возглавляет Дикую Охоту, по одной из версий, правитель Нижнего Мира. Вариантов множество. А там, где есть так много вариантов, может быть и еще один. И еще… И еще…
Но как ДЕЙСТВИТЕЛЬНО выглядит повозка Дикого Охотника? Не в виде ли лохматой машины на шести колесах можно ее встретить в некоторых местах? И где она стоит между выездами? В каком таком каретном сарае?
Орсон ухмыльнулся, чувствуя, как от этих мыслей холодок бежит за ворот.
Да, в такую погоду, если разумный человек оказался вдали от дома, то его место — в уютной таверне, перед огнем в очаге, за неспешной беседой со старыми, а то и новыми знакомцами.
Но лучше, конечно, дома, у родного огня. Но есть особое упоение в тайне. Есть удивительное счастье от прикосновения к ней. Не всякому доведется караулить в грозовом лесу загадочное нечто.
Орсон снова вздохнул и погрел руки о кружку с отваром. Подумал было, что нужно закрыть полог палатки, чтобы стало теплее, но не хотелось замыкать пространство вокруг себя.
Лес загораживал от него полыхающие над горизонтом зарницы, но отдаленный гул уже докатывался — гроза приближалась. Тень Хиггинса, сидящего у костра, качалась на хвойной подстилке меж деревьями.
Орсон подумал, что простак, не наделенный бурным воображением, едва ли сможет по–настоящему испугаться, случись что–то необычное. Ведь больше всего людей пугают не реальные ужасы, а порождения разума.
Прошло еще немного времени, и набрякшее душным мраком небо наконец прорвало. Хлынул ливень.
Да такой, что бодрый костерок мигом пригасил пламя, задымил и запарил, отчаянно протестуя, и заглох окончательно.
