Киев
05 июня 2020 года
Бандеровщина
Національна революція – єдиний шлях до звільнення.
Степан Бандера
Такой плакат, новенький, теперь встречал киевлян… простите, киян – на въезде в город со стороны Полтавы, на втором транспортном кольце, так до конца и не восстановленном.
Андрий Брыш ехал в Киев за рулем собственного «Патруля»… отличный внедорожник, особенно если не гнаться за роскошью, а взять старую, но все еще производящуюся в Иране и Пакистане модель. Большой салон, почти пятилитровый дизель, почти все – механика. Самое то…
Еще бы с дизелем было получше. А то все время бочку с собой возишь…
Киев представлял собой разительный контраст с остальной частью Украины, прежде всего – Восточной. За Киев не было боев, и он не пострадал во время Похида за единистью, если не считать нескольких крупных и нескольких десятков мелких терактов. После того как страну (за исключением Крыма) удалось объединить, Киев стал чем-то вроде Багдада нулевых – входными воротами в страну Эльдорадо. Разве что нефти не было… це плохо, но ведь ридна ненька и без нефти багата, не? Черноземы, шахты, руды… потом оказалось, что есть и сланцевый газ, не так много, как думали раньше, но был. Свой, украинский газ! В Киеве была вся жизнь, в Киеве были открыты штаб-квартиры банков, сельскохозяйственных компаний, которые наконец-то наладили на Украине сельское хозяйство. Иностранцев в Киеве было больше, чем до «змырэння».
Увы… была и обратная сторона этой медали. Очень и очень неприглядная. Топливо на заправках теперь стоило столько, что позволить себе автомобиль мог только человек с определенным, довольно высоким уровнем дохода. А цены на отопление (по лучшим европейским практикам, теперь эти деньги предъявлялись по факту, то есть в полном объеме зимой, а не растягивались на весь год, как при СССР) были такими, что многие кияне даже при наличии центрального отопления сами отключали его и топились дровами, а кто-то, у кого родственники в деревне были, из поездок в гости привозили сухие кизяки на протопку[42]. Сельское хозяйство Украины действительно поднялось – земли Украины теперь окучивали сразу несколько глобальных агропромышленных фирм. В том числе и знаменитая «Монсанто». Печально знаменитая – своими экспериментами в области ГМО и разработкой «однолетних» семян пшеницы, которые не дают повторного урожая и на сев приходится покупать их каждый год[43].Там, где добывали «сланцевый газ», земля переставала родить, а вода пахла какими-то химикатами, уровень заболеваемости в таких местах вырастал в несколько раз. А лечили теперь только за деньги – приличные даже по европейским меркам. Нет, были, правда, еще какие-то бесплатные больницы, курируемые ООН и какими-то частными фондами, но их знающие люди обходили стороной. Ходили слухи, что там людей проверяют и ставят на учет как возможный источник донорских органов. И как только в базе данных появляется совпадение… тут человека и нет. Люди на Украине пропадали теперь часто, и никто не знал, где они и что с ними. То ли схватили по подозрению в терроризме, то ли разделали на органы, то ли просто убили и закопали в лесочке местные бандюки. Жаловаться было некому – милиции больше не было. Полицию люди называли полицаями, и это было совершенно заслуженно.
В самом Киеве била ключом жизнь. Торговали всем и за все: углем, сталью, зерном, мукой, газом, нефтью, машинами, совестью, честью, телами и душами человеческими. Принимали доллары, евро, юани, новые и старые гривны, даже рубли, и то принимали – деньги есть деньги. Отели – тут их почему то называли «готели» – были переполнены. Помещения под офисы были нарасхват. На Украине – имели свои представительства все или почти все фонды, исследовательские центры, международные агентства, занимающиеся беженцами, оказанием помощи, гуманитарными катастрофами и исследованиями стран с переходной экономикой. Сама по себе отрасль оказания помощи – за последние годы разрослась неимоверно и превратилась в самодовлеющего монстра. Запад вкладывал все новые и новые деньги в то, чтобы остановить северного медведя и превратить Украину в Европу. Но по факту – на Украину было всем плевать, деньги вкладывались в новую, переживающую бурный подъем отрасль – отрасль гуманитарной помощи и ликвидации катастроф. Из одного кармана – в другой карман. Сотни исследовательских групп брали интервью и делали презентации. Проводились конференции и семинары. Доходило до безумия: в страну, где полно собственного леса, из Канады везли сборные дома, модели, специально предназначенной для помощи жертвам гуманитарных катастроф. В страну, которая были житницей Советского Союза, везли рис, пшено и «юнимикс» – специальную зерновую смесь для помощи голодающим. В страну, где можно было разводить громадные стада мясного скота, везли просроченные аргентинские мороженые туши. Зато крестьянам запретили выращивать мясной скот и птицу на продажу. Иначе куда же девать мороженые туши?
В то же самое время все, кто мог, выезжали из страны. Хоть куда. Женщины ехали работать уборщицами, сиделками, проститутками. Об этом никто не говорил, но большой удачей считалось выйти за русского и уехать в Россию. Мужчины – гастарбайтерами в Польшу, в Румынию. Обе эти страны, сами нищие до предела, гостям были вовсе не рады – работы у самих нет, а приезжие сбивали цены на труд до предела. Случались драки, иногда и побоища с убийствами. Иногда гастарбайтеры со стажем вспоминали, сидя под мостом или в полуразрушенных, заброшенных корпусах какого-нибудь склада, как хорошо было работать «на северах» в России – давали койку, а где и комнату, рабочую одежду, кормили, платили приличные даже по сегодняшним меркам деньги. В Европе это вспоминать можно было – на Украине нельзя. За такие воспоминания – в сегодняшней Украине можно было угодить на три года. Во всей Европе – от нищеты и безнадежности, от падения промышленности, от наплыва мигрантов всех видов и мастей – поднимал голову фашизм, настоящий, кровавый, и гастарбайтеры становились его первыми мишенями. Обнищавшие, озлобленные и униженные – старались отыграться на еще более беззащитных.
Керивник остановился в бывшем Доме профсоюзов, во время второго Майдана занятым боевиками «Правого сектора». Теперь это был однин из штабов «УНА-УНСО», одновременно и штаб, и гостиница, в которой могли разместиться все приезжающие с регионов. Теперь комплекс Украинского дома расширился и занимал несколько соседних домов, выходя на Майдан незалежности…
Номер ему здесь уже организовали заранее, потому, закинув в номер сумку и сунув за пояс шикарный девятимиллиметровый двухцветный «Вальтер» – подарок лучшему курсанту выпуска НАТОвской школы, – он вышел из номера и пошел на улицу. Не забыв прищемить волосок в дверном косяке[44] – на всякий…
На Майдане было чисто, сверкала позолотой новая статуя Берегини с тризубом в виде крыльев ангела – установлена она была совсем недавно. У гранитной Стены памяти[45] скауты Дораста возлагали цветы…
Было неожиданно прохладно, с Днепра тянуло ветерком. Над головой прогрохотал «Блекхок», направляясь куда-то на Левобережье, Андрий машинально проводил его взглядом. Он не любил вертолеты. Вертолеты были угрозой…
Несмотря на то что до границы с Россией было далеко, Киев находился в состоянии войны, и это было заметно. Полицейские с автоматами на каждом шагу, вооруженные люди. Кряканье сигналов конвоев, заложенные кирпичом витрины. Плакаты на стенах.
Не знаешь, кому принадлежит Крым? Вступай в «УНА-УНСО», и будет принадлежать тебе!
Многоголосая, разноязыкая речь – почему-то это вызвало у керивника скрытое раздражение, но он привычно подавил его. Они не для того сражались, чтобы Киев превратился в проходной двор…
На углу у Героев Небесной сотни – бывшей Институтской – он увидел, как какие-то парни в кожаных куртках тащат девчонку в машину. Точнее, не тащат… тащат по-другому, но приглашают совсем невежливо. Керивник расстегнул куртку, шагнул к машине…
– Э, орел. Езжай себе, куда ехал…
Парень повернулся к нему, цепко удерживая девушку за руку. Андрий многозначительно расстегнул куртку.
– Чо надо, щирый[46]. Беды ищешь?
– Ты кто такой, с…нок? – Глаза керивника нехорошо сузились. – Обзовись.
– Або Маленького знаешь, щирый?
Краем глаза керивник заметил, что еще один, ублюдочный сопляк с короткой, крысиной бородкой, сидевший на правом переднем сиденье белого «Порш Кайенн», положил автомат так, чтобы ствол немного выглядывал в стекло. Судя по пламегасителю – ксюха, «АКС-74У». Кто это на хрен такие вообще.
– Чо, щирый, засрал? Или с нами прокатиться хочешь?
Пистолет был под рукой, но он знал, что сразу не успеет. Успеет убрать ублюдка с автоматом, но если у сопляка тоже что-то есть – ему кранты…
