Я медленно вел машину по прибрежной дороге. Мы проехали мимо паромного терминала с очередями грузовиков и автомобилей, ожидающих возвращения на материк, мимо ряда небольших магазинчиков, информационного центра и зимних садов. Теперь все стало мне так знакомо.
Менее знакомым было чувство раздвоенности, которое вызывала у меня Люсинда: она могла то глубоко погрузиться в свое физическое состояние, то потом вытащить себя из него и вернуться к очевидному подобию нормальности. Она заставляла меня нервничать: я чувствовал, что она – без предупреждения, в любой момент – может вновь уйти в апатию и рассеянность.
– Так вы помните? – спросила она.
– Конечно помню.
– И вы приехали сюда, в Шотландию, без Жанны.
– Верно.
– И почему же?
– Я приехал ради интервью, которое мне было поручено взять. Я часто езжу на такие задания. Хотя мы с Жанной были знакомы уже несколько недель, но еще не жили вместе, и у нее не было причин оставаться со мной. У нее всегда много собственной работы.
– Так почему этот остров, почему Бхойд?
– Человек, у которого я брал интервью, жил здесь.
К этому времени мы уже покинули основную часть города и ехали по берегу. Вдоль дороги выстроились дома, но за ними склон круто уходил вверх, быстро превращаясь в поля, перемежающиеся небольшими участками леса. Справа от нас раскинулось большое спокойное пространство залива, простиравшееся к крутым склонам зеленых гор Аргайла. День стал более ветреным, но пока мы все еще ехали под лучами солнца. Впрочем, обещанные осадки были не за горами, так как сами горы укутали темные тучи. Море переливалось светом. Вид вызывал в воображении бесконечный морской пейзаж, бескрайнее море, далеко на юге открывающееся океану, бесчисленное количество невидимых островов.
Я вспомнил, что так было и в тот первый день, более пятнадцати лет назад, когда мы с Люсиндой поехали к водолечебнице.
Когда мы добрались до деревни Порт-Баннатайн, где находилась главная яхтенная пристань острова, наконец пошел дождь. Вдоль внутренней стороны дороги, буквально в нескольких шагах от берега моря, выстроились темно-серые и коричневые дома, некоторые с магазинами на первых этажах. Почти сразу за ними начинались крутые лесистые холмы. Я свернул налево на Ки-стрит, в переулок, что вел от старого пирса, – до тех пор, пока порт в Бэйле-Бхойд не был расширен, у этого причала в Порт-Баннатайне швартовались прибывающие на остров паромы. В конце Ки-стрит располагался бывший главный вход в водолечебницу, отмеченный двумя большими столбами, на которых некогда висели ворота. Я припарковался и заглушил двигатель.
– Вот где это было, – сказал я, указывая на пологий луг за бывшими воротами. Это все, что осталось от отеля. – Вы хотите, чтобы я поднялся туда с вами?
Люсинда смотрела перед собой. С обеих сторон узкой улочки нас окружали дома.
Впереди вверх уходила зелень. На подоконнике дома, рядом с которым я припарковал машину, очень прямо, настороженно сидела большая рыжая кошка, укрытая от проливного дождя балконом верхнего этажа. Перед нами к небольшой роще тянулось обширное пространство некошеной травы и полевых цветов. Когда-то, во времена водолечебницы, нынешнее пастбище было роскошным ухоженным садом, с извилистым подъездом от сторожки, декоративным озером, статуями, фонтанами.
Задняя часть здания располагалась высоко, на фоне небольшого леска, в котором были проложены разветвляющиеся тропинки, побуждающие гостей, добровольных пациентов, совершать в тени ветвей моцион или же, найдя небольшую полянку, приятно расслабиться на специально расставленных с этой целью скамейках. Теперь оставалась лишь полоса деревьев.
Работы по сносу здания не оставили на земле заметных шрамов, или, возможно, время и природа сделали свое дело, и теперь любые повреждения, нанесенные гусеницами бульдозеров и чугунными бабами, были скрыты под новой порослью.
– Не могу поверить, что его больше нет, – сказала Люсинда. – Это было такое огромное здание!
– Часть его рушилась уже тогда. Оно все, за исключением одного крыла, было пущено местными властями под снос. Никого не подпускали к нему близко. Единственная часть здания, которой тогда еще пользовались – это крыло, в котором работал Татаров.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Татаров?
– Вы наверняка слышали, как я упоминал о нем. Когда мы приезжали сюда в прошлый раз, я говорил о нем, потому что он – единственная причина, почему я был здесь.
– Да…
Но мысли Люсинды витали далеко. Я это чувствовал. Ее руки, которые до этого она держала, сцепив на коленях, теперь разжались и безвольно свисали по бокам. Она продолжала держать голову прямо, чтобы посмотреть в сторону бывшей водолечебницы, но ее веки были опущены.
– Отвезти вас домой, Люсинда? У вас усталый вид.
– Что случилось с девушкой, с которой вы тогда были?
– Девушкой? Кого вы имеете в виду?
– Вы знаете. Вы должны помнить. В тот день она приехала с нами посмотреть водолечебницу. Молодая женщина… очень хорошенькая, подумала я, с каштановыми волосами. Вы и она были влюблены. Она села на заднее сиденье машины позади нас.
– Вы имеете в виду Жанну? Вашу дочь?
– Конечно же нет! Жанны с вами не было. Та, о которой я думаю, была американкой. Ее звали Лиз… наверно, Элизабет? Я припарковала машину здесь, в этом маленьком переулке, и она побежала вверх по холму. Над нами высилось это старое здание. Она все фотографировала, была в восторге от того, что оказалась здесь, в Шотландии.
– Я не знаю никого по имени Элизабет, – сказал я.
– Вы называли ее Лиз. Да, ее звали Лиз.
– Люсинда, может, вы имеете в виду Лил?
– Лил! Верно, но она хотела, чтобы я называла ее Лили или Лилиан. Вы должны ее помнить!
Я наблюдал за выражением лица Люсинды. Но не заметил ни лукавства, ни вызова, ни намека на возвращение проблем со здоровьем. В эти несколько секунд я как будто увидел ее такой, какой она была раньше, ее прежнее «я», какой она выглядела, когда я впервые познакомился с ней как с матерью Жанны, какой она выглядела в тот день, когда мы приехали к водолечебнице. Под неглубокими поражениями мозга, оставленными инсультом, я по-прежнему чувствовал ее ум.
– Люсинда, вы никогда не встречали Лил.
– Она была здесь с нами. Я ее хорошо помню. Разве она не была той девушкой, которую вы знали в то время, когда встречались с Жанной? Я не могла понять, зачем она тогда приехала на остров вместе с вами. Я не хотела спрашивать, но меня все время мучил вопрос, в курсе ли Жанна, что вы здесь с другой женщиной. Лично меня это смутило, но, как только я ближе познакомилась с Лил, она мне очень понравилась. Что с ней случилось? Она вернулась в США?
– Лил стала жертвой несчастного случая, – сказал я. – Вы не могли с ней встречаться.
– Бенджамин, это ужасное известие! Она была такая хорошенькая! Что с ней стряслось? Что это за несчастный случай?
– Вы никак не мог встретить Лил, – повторил я. – Она умерла задолго до того, как я встретил вас, до того, как я встретил Жанну. Мы были здесь… когда же это было? Думаю, в 2006 году. Лил погибла в 2001-м, почти за пять лет до этого.
– Что за несчастный случай? – тихо спросила Люсинда.
– Авиакатастрофа. И отнюдь не случайная. Она погибла, потому что самолет, в котором она летела, был угнан.
– Но я встречала ее, когда она была здесь!
– Люсинда… это невозможно.
– Но это так! Это вовсе не ложные воспоминания, в которых вы меня пытались убедить. Я же сказала вам, что знаю разницу между обычными воспоминаниями и… другими. Вы пытаетесь меня расстроить?
– Нет, но вы ошибаетесь, Люсинда. К сожалению.
– Воспоминания – единственная реальность, которой я могу доверять. Вы нарочно все это придумываете.
– Нет, я бы не стал этого делать. Лил была для меня особенной, я был влюблен в нее задолго до того, как встретил Жанну, но она погибла в авиакатастрофе, а это означало, что всему пришел конец.
Несмотря на это, во мне росло замешательство, под стать состоянию самой Люсинды, жуткий страх, что поскольку я не мог доказать того, что говорю, или даже предъявить какие-то свидетельства, именно я и был тем, кто все помнил неправильно. Я должен был испытать ее, подначить, доказать, что она не права.
