Наконец я справляюсь с собой:
— Выпить?
— Да, — говорит он. — У них здесь есть бар. Вообще-то обычно я так не делаю. Ну, знаете, когда покупают девушке выпивку, а потом пытаются залезть на нее…
В этой, по-видимому, привычной для него обстановке он кажется гораздо более уверенным, чем когда я видела его у косметического прилавка.
Я улыбаюсь и, осознавая, что это может быть мой последний шанс превратить Эдама из фикции в факт, выдавливаю из себя:
— С удовольствием.
Он улыбается в ответ и потирает бровь запястьем с браслетом. И пока он это делает, я отмечаю про себя, что его фигура — настоящее достижение в области человеческой анатомии. Вижу резко очерченный треугольник ее верхней части. То, как облегает футболка его грудную клетку. Подковообразную впадину между выступающими трицепсами. Он не очень крупный мужчина. По крайней мере, не слишком крупный. Но, вне всякого сомнения, сложен прекрасно.
— Отлично, — говорит он. — Пойдемте.
И вот я иду на дрожащих ногах, вот выхожу из зала тренировок сердечно-сосудистой системы. Эдам идет сбоку от меня.
— Эй, — кричит Дэнни, — куда вы?
Эдам оборачивается, пожимает плечами и кивком головы показывает на меня.
— Прости, приятель. Увидимся завтра.
— Эй… эй…
Но Эдам уже не обращает внимания на своего друга.
— Спасибо, — говорю я, пока он держит дверь открытой для меня.
— Не стоит благодарности, — говорит он с сомнительной улыбкой. — Совсем не стоит.
37
Сейчас, вот прямо сейчас, у меня секс с человеком, с которым я познакомилась меньше шести часов назад. С человеком, несколько напоминающим Брэда Питта. С человеком по имени Эдам. С тем, кто живет в одной из этих шикарных квартир в центре города. Ну, вы знаете. Серебристые кухни, белые стены, деревянные полы, светильники, которые светят скорее вверх, чем вниз, и кровати, ширина которых больше длины.
Вот в такой квартире я сейчас и нахожусь. В такой кровати.
Стеганое одеяло, ширина которого больше его длины, решило предоставить нас самим себе и соскользнуло на пол.
И вот мы лежим, он на мне, как тогда, в гимнастическом зале, только в этот раз мы голые, окружение как раз то, что нужно, и в этот раз за нами никто не наблюдает.
Я прикладываю все усилия, чтобы казалось, что он мне доставляет наслаждение. То есть мне хочется, чтобы ему хотелось сделать это еще раз. Мне хочется, чтобы ему было необходимо сделать это еще раз. Ведь он же Эдам. Тот самый Эдам. С шикарной квартирой в центре города и все такое. И если он хочет секса со мной, то я выдам все, на что способна.
И тогда то, что планировалось как удовольствие на одну ночь, может перерасти во что-то еще. В связь. И, поступая таким образом, я превращаю свою ложь в реальность.
Трансформирую металл в золото. Ладно, но во всем этом есть и свои сложности. Например, Эдам не адвокат (что обнаружилось во время нашего первого игривого разговора в баре — он консультант по продажам; это его друг Дэнни адвокат).
Остальное раскроется при наших последующих встречах.
Главное, что оно имеется. У него есть имя. У него есть лицо. У него есть тело. Есть определенный остаток на банковском счете. Более чем достаточно, чтобы произвести впечатление. А ослепительный свет его брэд-питтовской улыбки превращает все это в лучезарную надежду.
Но на первое время надо сосредоточиться на — хм — на настоящей ситуации. Затащить его в постель оказалось легко. Возможно, даже слишком легко. Ко второму стакану мы уже сильно завелись. Глазами мы не только раздевали друг друга, но дошли уже и до прелюдии. Я не то чтобы жалуюсь, просто я не могу перейти определенную границу. Просто я не хочу, чтобы меня снимали, как последнюю шлюху. Ну, хоть бы как предпоследнюю.
Мы меняем позицию. Я теперь наверху, он видит меня всю, и я понимаю, что ему хочется шоу. И, будучи гостьей в его доме, я делаю ему одолжение. Стискиваю свои груди, откидываю назад голову, демонстрируя эйфорию оргазма, и начинаю стонать так, как будто живу последний день. В конце концов, простая вежливость этого требует.
— О да, — говорит он, — о да.
И тут начинается секс-ложь.
— Ты такой большой, — говорю я ему задыхающимся шепотом.
— А тебе ведь это нравится, да? — спрашивает он, но тон несколько риторический.
— Ты такой хороший, — говорю я, несмотря на то что от полноценного чиха я получаю больше удовольствия, чем от сильных, но бестолковых толчков Эдама.
— Ты хочешь меня, — страстно бормочет он мне в ухо. — Ты хочешь мой большой, твердый член.
Ты так хочешь меня! Да, знает этот парень, как с девушками разговаривать.
— О да, — вру я, впиваясь ногтями в его ягодицы, — только не останавливайся.
Тут, почувствовав, что он выходит на финишную прямую, я начинаю диалог на манер доброй старой Красной Шапочки. Ну, все эти «у тебя такие большие руки», «у тебя такие большие пальцы», «у тебя такой большой…» и все остальное тоже большое. И, судя по выражению его лица (язык закушен, глаза закатились), он с наслаждением внимает этому льстивому восхвалению его физических достоинств. Но конечно же самая большая ложь приберегается на закуску. Это оргазм. Такое большое «О». Или, как в настоящем случае, такой большой ноль. Но мое представление его затянуло, поэтому он, вне всякого сомнения, ожидает бурных и продолжительных оваций.
И я их изображаю. Начав с низких и долгих нот и поднимаясь до трепетного фальцета, я выдаю всю восходящую гамму сексуального наслаждения. Оргазм в стиле «до-ре-ми», но без Джулии Эндрюс, резвящейся на холмах Австрии.
Затем он, обессиленный, откидывается на спину и смотрит на потолок. Я наблюдаю, как поднимается и опускается его атлетически скульптурная грудная клетка, пока он восстанавливается после восьми минут и тридцати пяти секунд сильных непрерывных толчков (нет, время я не засекала).
Я кладу голову ему на грудь, и он обнимает меня рукой. Ладно, пусть только один из оргазмов был настоящим, все-таки у меня такое чувство, что все идет как надо. Такое чувство, что это начало крепкой связи.
38
Мне хорошо.
Пусть он слишком уверен в себе. Это только делает его еще привлекательнее. Он слишком уверен в себе, а я слишком… неуверенна в себе, так что в паре мы уравновешиваем друг друга.
Я как будто встретила другую разновидность человека. Кого-то, у кого не только нет оснований, чтобы лгать о себе, но есть все основания любить себя.
Подумайте сами. С учетом того, что мать у меня страдает неврозом, а лучшая подруга — агорофобией, его самовлюбленность только повышает конечную продажную цену.
