Бразильцы, затеяв поход за главным призом, побеспокоились о соответствии своей сборной не только бразильским нормам, но и европейским. Вспоминая бразильских футболистов, приезжавших к нам до чемпионата мира 1958 года, можно выразить общее впечатление таким образом: они бегали, занимали позиции и играли с мячом обязательно в отдалении от противника. Дистанция была им нужна, чтобы чувствовать себя свободными, без чего они, видимо, не мыслили футбола. И в защите они старались играть на опережение, много плассировались и, чтобы отнять мяч, шли на чужого в самое последнее мгновение. Так же играла и бразильская сборная на чемпионате мира 1958 года. Уникальное искусство тех мастеров делало возможной такую игру на расстоянии. Они как бы оставались сами по себе, независимыми от противника, «неприкасаемыми». Это производило необычайное впечатление – ведь мы же так привыкли к «неразлучным парам», к неотвязному назойливому преследованию…
Двенадцать лет спустя, на чемпионате в Мексике (а готовилось это гораздо раньше) бразильцы сократили то расстояние, наверное, вдвое, они стали жесткими, привязчивыми, неотступными, клейкими, танцевальную плассировку сменили решительные вступления в борьбу за мяч, игра корпусом, подкаты и… ошибки, которые вели к штрафным ударам. Стали перешептываться, что бразильцы, оказывается, грубоваты… Но все-таки они полностью не приняли тесную игру, свойственную многим европейским командам. Расстояние осталось. Бразильцы и тут не позволили смять, затоптать свою игру, разорвать ее волшебную ниточку нескончаемыми единоборствами.
Надо быть мастерами высочайшего класса, чтобы вести такую игру. На стадионах ФРГ в 1974 году, когда выяснилось, что бразильцы далеко не те, что четыре года назад (они не могли этого не чувствовать и сами), ими была сделана отчаянная попытка сыграть «по-европейски», как они это понимают, и ни к чему хорошему это не привело – сорвались на открытую грубость, только и всего.
И все же, несмотря на частоту и регулярность футбольных общений, разница в облике команд остается. Когда легко, а когда и непросто уловимая. И к счастью! Футбол бесконечно варьируется, его не зажать в щипцах, может быть и удобных, но грубых классификаций. Если же им довериться, то притупляется взгляд, мы перестаем видеть и различать тонкости, все наиболее интересное, и нас поневоле начинает устраивать схема.
Мало с уважением и пониманием относиться ко всевозможным, разным проявлениям футбола. Надо еще им радоваться, потому что в них, в разных проявлениях, заложен один из секретов нескудеющего людского любопытства.
Греха нет, разумеется, в том, что одному нравится, как играют англичане, другому – как венгры, третьему- как итальянцы, четвертому – как бразильцы… Или как «Арарат», как киевское «Динамо», как тбилисское «Динамо», как «Торпедо»… Только вот спорить, какой стиль лучше, «вернее», – пустая трата времени. Даже сообщения о победах не тянут на весах в таких спорах: донесения с футбольных фронтов бегут безостановочно, вчерашние побежденные сегодня теснят своих победителей, и нет этому предела.
Побеждают не согласно классификациям, не благодаря тем или иным особенностям стиля. Побеждают те, кто умеет превыше всего ставить извечные неминуемые законы футбольной игры. А стилевые особенности придают игре команды очарование, помогают ей отличаться от других, но сами по себе не способны гарантировать сильного футбола.
Сейчас стали близки и доступны все стадионы, какие только есть на земле: нашим командам, к примеру, ранней весной в целях лучшей подготовки ничего не стоит слетать недельки на две – на три в Австралию или в Мексику. Ничего удивительного, что сближаются игровые манеры, поскольку ветры взаимных влияний выдувают провинциальную самовлюбленную ограниченность. Противиться этому, пытаться искусственно обособиться, сохранить все как было – это все равно что обречь свой футбол на прозябание, на вторые роли.
ИГРА И СЛОВО
Прислушайтесь: любой футбольный спор испещрен названиями газет, журналов, фамилиями обозревателей, цитатами, пересказом прочитанного. Это в былые годы сходились поблуждать впотьмах смятенные, переполненные необъяснимыми впечатлениями влюбленные души, а в наше время сталкиваются эрудиты, книгочии, архивариусы. Нынче пресса дает спорящим толчки и поводы, и она же их разводит и мирит. Не раз и не два приходилось мне слышать заявления такого рода: «На стадион не хожу, играют неважно, а читать – читаю, пишут о футболе занятно». И впрямь, если посещаемость стадионов стала вызывать беспокойство, го тиражи спортивной периодики и книг, посвященных футболу, скачут вверх, а ненасытный рынок их растворяет без следа.
Каковы же взаимоотношения игры и слова?
Печатное футбольное слово рождено футболом и ему обязано своим существованием. Но слово, мало-мальски набрав сил и влияния, принялось сопровождать, объяснять и комментировать игру, создавать ей популярность, делать ей рекламу (не торопитесь с восклицанием «Так уж и нужна футболу реклама!», еще как нужна!), и футболисты не успели и глазом моргнуть, как оказались «под венцом» с прессой. Да еще под таким неусыпным надзором, что ни один матч не остается без напечатанного донесения. Разные авторы в зависимости от своих склонностей и вкусов привносили в описание футбола кто романтические, кто сентиментальные нотки, кто научность, кто философичность.
Слово регулировало интерес к футболу, к командам, игрокам, тренерам, создавало репутации, прославляло одних, одергивало и ставило на место других.
Слово, с самого начала подрядившись стоять на страже высших, незыблемых интересов игры, на страже ее привлекательности и морали, подчас ведет себя последовательнее и строже, чем сами люди футбола, которые, вечно будучи заняты поисками победного шанса, норовят то и дело чем-нибудь поступиться, пренебречь и прошмыгнуть перед объективом, заслонившись ладонью, наивно надеясь остаться незамеченными и ненаказанными. Наивность тут в том, что любая каверза, пусть и ловко, втайне совершенная, засоряет фарватер футбола, ложится на дно, что и создает угрозу игре в конце концов остаться на мели.
Слово вошло в обиход футбольной жизни. На каждом шагу слышишь от тренеров, футболистов, судей (все они – дотошные читатели, а их руководители читают по выбору, особенно не вникая, им не до тонкостей, они желают править с высот «общих позиций») выражения, эпитеты, точки зрения, почерпнутые из прессы и ставшие уже их собственностью. Большей частью это заимствование идет на пользу миру футбола, способствует просвещению и смягчению нравов. Был случай, когда именитый бывший игрок, пристрастившись к писанию в газетах, довольно широко, кусками переписывал из моих старых статей. Сначала меня это злило, и я набирался духу выложить «соавтору», что раскусил его проделки. Но потом подумал, что иные из соображений, повторенные, глядишь, дойдут до цели, и решил не вмешиваться. В конце концов не ради «Я сказал это первый!» мы работаем.
По слову еще и выверяют впечатления. В юности наутро после интересного матча я обегал все газетные стенды, чтобы узнать, кто что написал. Многие и по сей день поступают так же, хотя и слушали телекомментатора. При таком чтении возникают и недоуменные вопросы, и блаженное удовольствие от совпадения взглядов, составляются мнения о журналистах, одни объявляются толковыми, объективными, наблюдательными, другие несправедливыми, пристрастными, примитивными. Теперь-то я знаю, что суд этот скорый и неправый, поскольку, как проверено, в ворота единственной безраздельно любимой команды все пенальти назначаются без достаточных оснований, а форварды ее никогда не забегают в положение «вне игры». За годы работы в футбольной журналистике я получал письма с обвинением в пристрастии ко всем без исключения ведущим командам («не пора ли напомнить, что у вас московекая прописка, а то и выселить можно») и давно уяснил, что всех ублажить невозможно. Напротив, нашему брату полагается остерегаться угодить всем, это равносильно тому, что он скользит по верхам.
Если кто-то напористо талдычит, что все отношения футбола и журналистики исчерпываются схемой матч – донесение, то это от ревнивого желания выпятить футбол, к которому журналистика будто бы примазывается. Это, с позволения сказать, воззрение мне доводилось слышать от недалеких, дремучих представителей футбольного клана, тех, кто и о своей родной игре судит убого: «Не мог уж врезать так, чтоб с копыт долой», «Два верных одиннадцатиметровых, гад, не назначил».
Однажды наш уважаемый тренер Виктор Александрович Маслов раскипятился: «Что за несуразица такая: почему повсюду я читаю перечисление – «специалисты», «журналисты» и так далее. «Специалисты» – это, надо полагать, мы, тренеры. Так я должен заявить, что знаю больше чем достаточно тренеров, ровным счетом ничего не смыслящих в футболе. А среди журналистов встречал таких знатоков, что иначе как специалистами их и не назовешь. По-моему, тут какая-то путаница, не так надо делить…» Разговор происходил в редакции, в присутствии нескольких молодых корреспондентов, и Маслов, так сказать, из педагогических соображений ворчливо закончил: «Вы особенно-то не улыбайтесь, журналистов, которые «не в курсе», я тоже повидал немало…»
