Правда, и К. Хорни не ограничивается лишь констатацией страха как движущей силы развития. Она пытается построить концепцию, позволяющую интерпретировать реальные факты, свидетельствующие о значении сознания и самосознания человека, которые поставляет ей ее психоаналитическая практика. Поэтому наряду с первичным страхом она утверждает наличие у человека стремления к самосознанию и потребности в оценке и самооценке. Но основой того и другого она считает первичное эмоциональное стремление человека к безопасности, удовлетворение которого снимает беспокойство.
Подводя итог проведенному анализу, можно сказать, что современным «социальным» психоаналитикам все же не удалось преодолеть фрейдовское понимание развития, хотя они и вскрыли некоторые очень интересные конкретные факты, характеризующие развитие ребенка (мы имеем ввиду прежде всего факты, указывающие на роль сознательно выдвигаемых целей, значение оценки и самооценки, значение факта персонификации самого себя и других людей и пр.).
Основная теоретическая ошибка неофрейдистов заключается, с нашей точки зрения, в том, что, пытаясь определить характер воздействий социальной среды на личность, они решали этот вопрос принципиально с тех же позиций, что и З. Фрейд. Они искали такие движущие силы поведения, которые, раз возникнув (пусть даже под влиянием социальной действительности), затем продолжали бы действовать спонтанно, изнутри, с такой же неизменной принудительной силой, как и влечение З. Фрейда. Поэтому у неофрейдистов, так же, как и у сторонников «классического психоанализа», главными силами развития являются те бессознательные аффективные тенденции (чувство страха, беспокойства), которые возникают у ребенка при рождении или в самом раннем детстве и которые в дальнейшем остаются неизменными. Иначе говоря, представители «социализированного» психоанализа, отбросив роль инстинктивных влечений, отказавшись полностью или частично от признания главенствующей роли либидо, стали на путь поиска социального заменителя этих влечений. Вместо того чтобы понять специфичность человеческих потребностей и того, как под влиянием общества сами потребности изменяются и развиваются, современные психоаналитики низвели человеческие потребности в разряд каких-то гибридных образований – социальных по своему происхождению, но инстинктивных по характеру существования и способу действия. Именно поэтому им и не удалось конкретно и содержательно раскрыть декларируемый ими тезис об определяющем влиянии социальной среды на человека.
Критики неофрейдизма за рубежом (например, Дж. Б. Фурст, Г. Уэллс) упрекают это направление в том, что во всех его теориях личности не указывается «механизм», способ, при помощи которого общество оказывает влияние на формирование своих членов, или, иначе говоря, как происходит «социализация» человека и становление его личности. В современной американской (да и не только американской) психологии уделяется большое внимание теории и механизмам обучения, анализу процесса усвоения социального опыта. Критика указывает на то, что интерес к этим вопросам отсутствует у неофрейдистов.
Но если понять психологическую сущность теоретических концепций неофрейдизма, то станет ясно, что эти проблемы и не должны их занимать. Ведь для современных психоаналитиков роль социальной среды принципиально негативна. Социальный мир всегда рассматривается ими как враждебный человеку, враждебный имеющимся у него потребностям, стремлениям, склонностям. Поэтому столкновение с действительностью ведет к подавлению естественных потребностей человека, к извращению его природной сущности, а вся внутренняя энергия человека направлена на самозащиту от вредоносного влияния среды и на сохранение (пусть в бессознательном бытии) своих исходных влечений. Таким образом, вся психика в ее специфических человеческих качествах есть защитный механизм от отрицательных воздействий «культурной» среды, механизм отгораживания от среды, а вовсе не результат ее усвоения. Кроме того, возникнув под негативным влиянием среды, специфические человеческие потребности и стремления, согласно взглядам неофрейдистов, сами далее не развиваются, а так же, как и в учении З. Фрейда, лишь удовлетворяются или подавляются.
Такое понимание характера взаимоотношений между индивидом и средой не позволяет неофрейдистам полностью преодолеть выдвинутое З. Фрейдом понятие бессознательного и отвести ему соответствующее место. Оно требует сохранения за бессознательными процессами ведущего места в мотивации поведения, хотя некоторые неофрейдисты и пытаются критически отнестись к этому понятию и по возможности снизить его значение.
Следовательно, центральной ошибкой всех психоаналитических теорий, приводящей к преувеличению роли бессознательных процессов, является признание ими консервативности изначальных влечений, которые, помимо сознания, вопреки ему требуют своего удовлетворения и как бы из подполья определяют и поведение человека, и формирование его личности. А между тем отрицание развития самих движущих сил человеческого поведения не позволяет правильно понять и ход развития всей психической жизни ребенка. В этом случае движущие силы всегда будут внешними по отношению к развитию, помещены ли они авторами соответствующих теорий вне субъекта или внутри его. Диалектическое же понимание развития предполагает самодвижение процесса, то есть видит силы, определяющие развитие, в существе тех изменений, которые происходят в самой развивающейся субстанции. С этой точки зрения неофрейдизм смог бы преодолеть концепцию так называемого классического психоанализа лишь в том случае, если бы он отказался от основного тезиса фрейдизма, а именно от его понимания влечений, как глубинных, неизменных, изначально данных (или в самом раннем детстве возникших), всегда неосознанных сил, побуждающих поведение человека. Иначе говоря, если бы он отказался не только от фрейдизма (то есть от либидо!), но и от фрейдовского понимания движущих сил человеческого поведения. Но от этого последнего неофрейдизм не отказывается.
Близость неофрейдистов к психоанализу в понимании движущих сил поведения создает близость того и другого направления и во многих других отношениях.
Мы уже указывали на то, что неофрейдистам не удалось до конца преодолеть фрейдовское понимание сущности бессознательных процессов и их места в общей психологической структуре личности человека. Это, в свою очередь, заставляло неофрейдистов обращаться к психоанализу (или его функциональному эквиваленту) как основному методу решения проблем, возникающих перед индивидуумом, и как к методу восстановления его личности. Близок неофрейдизм к классическому фрейдизму и по эмоциональной, если так можно выразиться, характеристике внутреннего мира человека. Ведь основная сила, направляющая человеческое поведение и формирующая его личность, согласно учению всех неофрейдистов, родится из конфликта между индивидуумом и обществом, то есть из слабости человека, из его ущемленности. Поэтому люди представляются в современном психоанализе как безнадежно одинокие, беспомощные, страдающие, склонные уйти от окружающей действительности, защититься от нее; они действуют всегда под влиянием страха и беспокойства, и благополучие индивида рисуется в основном как состояние покоя, наступающего в результате преодоления этого страха и беспокойства. Общий пессимистический характер концепций неофрейдизма, их экзистенциалистическая философия также роднит эти концепции с фрейдизмом.
На основании всего сказанного следует сделать вывод, что неофрейдизм никак нельзя рассматривать как принципиально новый по сравнению с фрейдизмом этап в развитии учения о личности. Более того, нельзя сказать, что в нем заложены элементы, способные преодолеть или коренным образом реформировать фрейдизм. Неофрейдизм является лишь разновидностью фрейдизма, попыткой его дальнейшего развития и улучшения в соответствии с некоторыми новыми фактическими данными и требованиями современных социальных наук. Кстати, с таким выводом может согласиться и большинство неофрейдистов. Например, К. Хорни прямо указывала на то, что в ее задачу не входит перестройка фрейдовского учения. Она говорила, что стремится лишь устранить из него все, с ее точки зрения, сомнительные (а мы бы сказали второстепенные) положения с тем, чтобы помочь его дальнейшему распространению и развитию. Ей же принадлежит и оценка ее собственной концепции с точки зрения близости этой концепции к психоанализу.
Если «…считать, – пишет она, – что основные идеи психоанализа заключаются в определенной направленности их взглядов на роль бессознательных процессов и путей их выражения, а также в определенной форме терапии, при помощи которой эти процессы доводятся до сознания, то тогда моя система есть психоанализ» (цитируется по Г. Уэллсу [236, с. 105]).
