– Вот теперь ты говоришь, как умная девочка, – сказал Болванчик с довольным выражением лица. – Я понимаю под белендрясами, что довольно толковать на эту тему и что лучше бы ты рассказала, что собираешься делать дальше: ведь не думаешь же ты оставаться здесь до конца жизни?
– Это, наверное, очень трудно – заставить одни и те же слова выражать разные понятия или пытаться отыскать смысл там, где его нет, – задумчиво проговорила Алиса.
– Когда я заставляю слово выполнять такую работу, то всегда плачу ему сверхурочные, – похвалился Болванчик.
Алиса была слишком озадачена, чтобы хоть что-то сказать или спросить.
– Ты бы посмотрела, как они приходят ко мне вечером по субботам за расчётом, – сказал Болванчик, важно покачивая головой из стороны в сторону. – Денежки свои получить.
– Вы, без сомнения, очень хорошо умеете объяснять значения слов, сэр, – заметила Алиса. – Не будете ли любезны сказать, что значит «Верлиока» – так называется поэма.
– Да, ты права: я могу объяснить все стихи, когда бы то ни было, где бы то ни было и кем бы то ни было сочинённые, и много таких, которые ещё не сочинены нигде и никем. Читай.
Алиса прочла первое четверостишие:
Было супно. Кругтелся, винтясь по земле,Склипких козей царапистый рой.Тихо мисиков стайка грустела во мгле,Зеленавки хрющали порой.
– Довольно для начала, – остановил её Болванчик. – Тут много трудных слов. «Супно» – это когда варят суп, то есть перед самым обедом.
– Ах вот как! Ну а «кози»?
– «Кози» – это такие звери, похожие то на барсуков, то на ящериц. Впрочем, больше всего они похожи на штопор. Ну, «мисики», или «мышики», – это ясно: птички такие, под полом живут. «Зеленавки» – это свиньи, зелёные свиньи.
– А «хрющать»?
– «Хрющать» – это два слова в одном. Очень удобно: вместо того чтобы сказать «пищать» и «хрюкать», ты сразу говоришь «хрющать». И время выгадываешь, и место, если пишешь.
– А ещё там вначале «кругтелся»…
– Ну как же ты не понимаешь? Кажется, ясно: «кругом вертелся» – «кругтелся». Кто тебе прочёл эту поэму?
– Я сама, в книге.
– На будущее знай: я большой специалист по стихам – превосходно декламирую, между прочим. Вот послушай один стишок…
– Маленький? – с надеждой воскликнула Алиса.
– Вовсе не маленький, а очень даже длинный. Это я его так назвал: «стишок», – а на самом деле это стишина. Он тебе понравится, если поймёшь, а если не поймёшь, так вовсе не важно, понравился или нет.
Алиса тяжело вздохнула от безнадёжности и приготовилась слушать.
И Болванчик начал:
Когда поля в снегу зимой –Пою тебе, друг милый мой.
Прервав декламацию, он пояснил:
– Только я не пою, а сказываю.
– Я вижу, – отозвалась Алиса.
– Если видишь, как человек не поёт, а сказывает, – рассердился Болванчик, – у тебя очень острое зрение.
Зеленой вешней пороюЯ песни смысл тебе открою.
– Благодарю вас, – вставила Алиса.
В дни лета, глядя на цветы,Её поймёшь, быть может, ты.Во мраке осени сыромТы запиши её пером.
– Запишу, если до тех пор не забуду, – пообещала Алиса.
– Да помолчи ты! Твои замечания лишают меня вдохновения.
Я рыбкам разослал приказ:– Вот что угодно мне от вас!Они из глубины морскойОтвет прислали мне такой:– Никак нельзя на этот разИсполнить, сударь, ваш приказ.
– Я что-то ничего не понимаю…
– Дальше пойдёт легче, – успокоил её великий декламатор и продолжил, слегка подвывая:
Я им приказ послал опять:– Извольте сразу исполнять!Они, осклабясь, мне в ответ:– Вам так сердиться смысла нет.Сказал я раз, сказал я два…Напрасны были все слова.Тогда на кухню я пошёлИ разыскал большой котёл.В груди стучит… В глазах туман…Воды я налил полный чан!Но кто-то мне пришёл сказать:– Все рыбки улеглись в кровать.Тут снова отдал я приказ:– Так разбудить их сей же час!Ему я это повторилИ крикнул в ухо из всех сил.
Здесь голос чтеца перешёл в визг:
Но он сказал мне, горд и сух:– К чему кричать?.. Хорош мой слух.И горд, и сух, сказал он мне:– Я б разбудил их, если б не…Тут с полки штопор я схватилИ разбудить их сам решил.Но дверь нашёл я запертой:Тянул, толкал, стучал… Постой!Дверь отворить немудрено.Схватился я за ручку, но…
Наступила длинная пауза.
– Это всё? – с робкой надеждой спросила Алиса.
– Всё, – сказал Болванчик. – Прощай.
Это прозвучало несколько неожиданно, но намёк на то, что ей следует уйти, был настолько очевиден, что оставаться Алиса сочла неприличным.
Девочка поднялась и протянула Болванчику руку:
– До скорого свидания.
– Если доведётся встретиться, я тебя не узнаю, – недовольно пробормотал тот и протянул ей один палец. – Все девочки на свете так похожи.
– Дело не в наружности, – назидательно сказала Алиса.
– Об этом-то я и сокрушаюсь. У тебя такое же лицо, как у всех: два глаза – он нарисовал их в воздухе большим пальцем, – между ними нос, под носом – рот. Всегда одно и то же. Вот если бы у тебя оба глаза были с одной стороны носа или рот наверху – тогда другое дело.
– Но это же некрасиво! – возразила Алиса.
Болванчик ничего не сказал – только зажмурился.
Алиса подождала немного – не заговорит ли опять, – но увидела, что глаза у него закрыты и вообще он не обращает на неё больше никакого внимания. Ещё раз попрощавшись, но не получив на это никакого ответа, она пошла прочь, но не могла удержаться, чтобы мысленно не сказать себе: «Из всех пренесимпатичнейших людей, – Алиса ещё раз повторила это слово “Пренесимпатичнейший” – но уже погромче, так ей понравилось это длинное слово, которое она с лёгкостью выговорила: – Из всех пренесимпатичнейших людей, с которыми мне приходилось когда-либо встречаться, этот…»
Но фраза так и осталась незаконченной, потому что в этот момент по лесу прокатился оглушительный грохот.
Глава 7
Лев и Единорог
И тотчас лес наполнился солдатами. Сначала они выбегали по двое, по трое, потом группами в десять-двадцать человек и, наконец, такими толпами, что, казалось, деревьев в лесу меньше, чем солдат. Алиса спряталась за толстым стволом старой липы, чтобы её не сбили с ног, и стала наблюдать за их действиями.
Чем дольше она смотрела, тем сильнее в ней крепла уверенность, что никогда в жизни ей не встречались солдаты, которые так нетвёрдо держались бы на ногах. Они всё время обо что-нибудь спотыкались, а когда кто-то из них падал, на него валились ещё несколько. Скоро все лесные полянки покрылись такими кучками свалившихся людей.
Потом появились лошади, и хотя на четырёх ногах они держались получше пехотинцев, но тоже то и дело спотыкались. Как правило, если конь спотыкался, всадник валился с него мешком. С каждой минутой хаос усиливался, и Алиса была очень рада, когда ей удалось выбраться на открытое место, где она и увидела Белого Короля. Тот сидел на земле и усердно что-то записывал в свою записную книгу. Заметив Алису, он с восторгом воскликнул:
– Я послал их всех! Ты же видела солдат, когда проходила через лес?
– Видела, и премного, – кивнула Алиса. – Несколько тысяч, я думаю.
– Четыре тысячи двести семь человек, если точнее, – поправил Король, заглянув в свои записи. – Я не мог, понимаешь ли, послать всех Коней, потому что два необходимы для игры. Кроме того, я оставил двух Офицеров – оба отправились в город. Посмотри, пожалуйста, на дорогу, нет ли кого там.
– Никого не вижу, – отозвалась Алиса.
– Эх, мне бы такое зрение, – горестно вздохнул Король, – чтобы тоже уметь видеть Никого, да ещё на таком расстоянии. Я и Кого-то не разгляжу при таком свете!
Это замечание Алиса пропустила мимо ушей и продолжила, прикрыв глаза ладошкой наподобие козырька, вглядываться в даль.
– Кто-то идёт, – воскликнула она наконец, – но очень-очень медленно и делает какие-то смешные движения.
Офицер, что шёл по дороге, подпрыгивал и извивался как угорь, а его длинные руки были вытянуты в разные стороны наподобие крыльев.
– Ничего смешного, – заметил Король. – Его поведение показывает, что он счастлив. Его имя Саймар.
– Я люблю моего милого на «эс», – начала Алиса, вспоминая папину присказку, – потому что он Счастливчик. Я ненавижу его на «эс», потому что Сердитый. Я кормлю его… кормлю на «эс»: Сливками и Сеном. Его зовут Саймар, и живёт он…
– И живёт он в Степи, – подсказал Король. – А другого моего офицера зовут Гатто. У меня их два: один приходит, другой уходит; один живёт – другой всё жуёт.
– Прошу прощения… – начала Алиса.
