Стелла не видела выражения лица Энтони Найала, потому что смотрела на Джанет, которая медленно, будто нехотя, протянула руку, взяла со стола стакан, пригубила и снова поставила на стол. Он был почти пуст.
Стелла смотрела на нее, и на лице ее начало появляться выражение ужаса. Она поняла, что Джанет Найал была пьяна. Она и раньше, хотя и нечасто, видела пьяных женщин, но инстинктивно чувствовала, что здесь — другой случай. Джанет пила постоянно. И этому должно было быть какое-то страшное объяснение.
Стелле было невыносимо сидеть рядом с ней. Ее воротило от этого жуткого спектакля. Она ушла, как только представился случай, и, спускаясь по холму вместе с Тревором Найалом, ощущала, как ночная прохлада смывает с нее грязь.
Она пыталась совладать с собой, понимая, что не стоит реагировать так болезненно. Но все было бесполезно. Как только она вспоминала о Джанет Найал, ее начинало трясти. К Тревору она испытывала жалость и восхищение. Как стойко он переносил все это! Со стороны можно было подумать, что ему безразлично. Как он умел казаться веселым, когда душа его была полна горя. Из уважения к его чувствам она не стала говорить о собственных неприятностях.
Когда они подошли к ее дому, было всего половина одиннадцатого и в комнате Сильвии еще горел свет. Стелла постучала в дверь и вошла. Сильвия лежала на кровати в черном халате с бигуди на голове. Она писала письмо.
Стелла села и посмотрела на нее.
— Я ужинала у Найалов, — сказала она.
Сильвия окинула взглядом ее бледное, напряженное лицо и мягко улыбнулась.
— Вы не знали, что вас там ждет?
Стелла покачала головой.
— Не надо так расстраиваться. Здесь такое бывает довольно часто. В Марапаи полно пьяниц и алкоголиков.
— Но почему она?..
Сильвия пожала плечами.
— Филипп божится, что Тревор бьет ее, но на его слова нельзя полагаться. У него зуб на Тревора, думает, он отобрал у него место. Он не понимает, что ни один нормальный человек не доверит ему никакой работы. Он умный, правда, очень умный, но только не в этом смысле.
Стелла не слушала ее.
— Вы знаете что-нибудь о его младшем брате, — она запнулась и нехотя выговорила имя: — Энтони?
— Немного. Только то, что знают все о большом скандале. Мне он всегда казался порядочным парнем.
— О каком скандале?
— Около года назад было много шума. Энтони допустил какую-то ужасную ошибку. Он всегда был очень предприимчивым, всегда у него было полно толковых идей. Других он считал слишком консервативными и брался за дело, не учитывая последствий. Он говорил, что все делается слишком медленно, как будто надо спешить, иначе будет слишком поздно. Он поместил нескольких мальчиков с высокогорья в школу в одной из прибрежных деревень. Думаю, около десятка, и все они умерли от гриппа. Некоторые папуасы что орхидеи: не выносят пересадки, не приживаются на новом месте. Энтони, который ничего такого не предвидел, вконец расстроился. Приехали несколько сиднейских журналистов, они уцепились за эту историю и раздули скандал. Они писали, что ради осуществления своих дурацких планов мы изводим местное население. Администрация оказалась в затруднительном положении, и Энтони вышвырнули бы вон, если бы не Тревор. Думаю, он подергал за кое-какие ниточки и устроил так, что с Энтони сняли часть обвинений.
— Понимаю.
Она надеялась услышать нечто иное, но рассказ Сильвии, как и улыбка Энтони Джанет Найал, лишь еще больше все запутал. Она поднялась, собираясь уходить, но медлила.
— Сильвия, я вспомнила, о чем вы говорили, и осмотрела комнату. Красивый дом, словно шатер в саду, но там нет гекконов.
Сильвия молча посмотрела на нее, потом сказала:
— Это только поговорка, Стелла. Мне кажется, вы слишком восприимчивы и слишком серьезно относитесь к этой стране. Скоро вы будете видеть привидения и верить в вада. Будьте осторожны, и, если вам нужно будет выговориться, приходите ко мне. Я не верю в вада, у меня крепкие нервы. Без этого никуда.
Прошла неделя. Стелле так ничего и не удалось разузнать о Джобе, и вот однажды утром Тревор сообщил ей, что он ушел из Марапаи и устроился шкипером на маленькое каботажное судно, курсирующее между Новой Ирландией и большим островом. Никто не знает, когда он вернется. Очевидно, он не собирался в Эолу, опасаясь колдовского золота, высылки или нового тюремного срока.
Впервые Стелла начала сомневаться в своей правоте. Эти слова, сказанные ее отцом, — действительно ли она слышала их или ей почудилось? Может быть, Серева все-таки умер от пищевого отравления? А Дэвид покончил с собой? Этих вопросов она раньше себе не задавала, а теперь они все настойчивее терзали ее. Прожив в Марапаи уже почти две недели, она больше не исключала возможности самоубийства. Не то чтобы жизнь здесь была невыносимой, просто она была совсем другой. Люди менялись, они уже не были австралийцами. Отклонения в поведении были здесь обычным делом и уже не пугали. Удары судьбы и невзгоды оставляли в душе глубокие раны, убивали рассудок, отравляли кровь. Да, это могло быть и самоубийство.
Вдруг всплывший из подсознания вопрос почти окончательно подорвал ее уверенность. Почему она права, а Тревор ошибается? Он знал Дэвида и эти края, он имел прямое отношение к делу Джоба, он был старше почти на тридцать лет и опытнее. Он пользуется авторитетом, он не может ошибаться.
Однажды утром Стелла проснулась и поняла, что ощущение правоты полностью покинуло ее. Это было почти так же ужасно, как и потеря мужа, только теперь, привыкнув к утратам, она восприняла это более хладнокровно. Теперь ее больше ничто не держит в Марапаи. Конечно, ей было все равно, где жить, но Марапаи с его сверкающим морем и горящими цветами был последним местом на земле, где она хотела бы поселиться. Стелла не думала о том, куда она поедет и что будет делать дальше, — только бы уехать отсюда. Едва решение было принято, на душе у нее сразу же полегчало. Теперь все ее усилия были направлены на отъезд. Крайне важно уехать из этих мест как можно быстрее. В Марапаи становилось невыносимо, его красота опротивела Стелле и вселяла едва ли не ужас.
Она заказала билет на самолет на следующую неделю. И почти сразу же повстречала Филиппа Вашингтона.
X
Был вечер четверга. Вашингтон вышел из дома около половины шестого и побрел вниз по холму к лачугам, где стоял его джип. Море было розовое с зеленым и гладкое как лед. На волнах качались каноэ рыбаков, возвращавшихся домой, в деревню, их обвисшие паруса слабо колыхались на ветру.
Он развернул джип носом к дороге и медленно поехал вниз по склону холма к пляжу. Когда он собирался свернуть, с обочины сошла женщина и замахала руками. Это была Сильвия в черном шелковом платье без рукавов, в волосах ее пестрела гроздь цветов франгипани, еще одна была заткнута за ухо. В это время года было особенно влажно, и ее лицо блестело под слоем косметики.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
