Не успев даже додумать мысль до конца, Бетани набросилась на него с самыми вескими ругательствами, которые только знала:
— Ублюдок! Грязный подкидыш! Сын подкидыша! Убийца!
Улыбка Трейса испарилась. Глаза его засверкали от ярости, губы сжались в тонкую нить. Он заговорил глухим угрожающим голосом, напомнившим Бетани рычание пантеры:
— Мне бы следовало подумать, прежде чем что-нибудь тебе рассказывать. Женщины обычно несправедливы, но я полагал, что ты не такая.
Ей хотелось сказать, что она действительно не такая. Но прежде чем она успела заговорить, Трейс склонился и наградил ее яростным, почти жестоким поцелуем, заставившим ее застонать. Его мозолистые ладони сжали ее руки, пытавшиеся оттолкнуть его. Свирепость поцелуя напугала ее. В первый раз Трейс напугал ее настолько, что ее охватило желание убежать от него. Ей хотелось звать на помощь, кричать, чтобы услышал кто-нибудь из носильщиков или солдат, но она не могла. Все звуки, издаваемые ею, тонули у него во рту, а запястья он сжимал с такой силой, что ей казалось, что переломятся кости.
Бетани хотела попросить прощения, сказать, что жалеет о своих словах, но он раздвинул ей губы языком, проникая внутрь с настойчивостью, от которой у нее все поплыло перед глазами. Теперь она не могла дышать, не могла думать.
Схватив оба запястья одной рукой, высвободившейся ладонью он провел вдоль ее содрогающегося тела. Рука проникла под ткань рубашки, лаская сочную плоть, останавливаясь, чтобы ощупать чередующиеся бархатистые впадинки и ровные участки кончиками пальцев. Его ловкие руки, не ведая жалости, продвигались все дальше по бедрам, оставляя за собой огненный след, исследуя и наслаждаясь роскошью ее содрогающегося тела.
Бетани беспомощно билась в его объятиях. Рот его не отпускал ее губ, и она готова была разрыдаться. Жалобные приглушенные звуки донеслись до нее, и в ее затуманенном мозгу мелькнула мысль, что это ее стоны. Трейс был беспощаден, и когда наконец он оторвался от ее истерзанных губ, то только для того, чтобы начать прокладывать поцелуями влажную дорожку вдоль ее шеи.
Без особых усилий стянув сорочку, удерживая Бетани коленями, Трейс отбросил рубашку в сторону. Им владело острое желание, его сжигал чудовищной силы огонь, притушить который он мог, лишь доказав ей, что она хочет его не меньше, чем он ее. Он не собирался овладевать Бетани против ее желания. О, нет, она пройдет вместе с ним весь путь до конца, до болезненной пустоты внутри прежде, чем он принесет удовлетворение обоим.
По-прежнему удерживая ее запястья, он без труда добился, чтобы на розовой поверхности ее грудей появились твердые бутоны. Он потрогал сначала один, потом другой, зажимая их большим и указательным пальцами, а потом, склонившись, взял в рот сосок, слегка покусывая его зубами, пока девушка не начала судорожно ловить ртом воздух. Она выгнулась и попыталась оттолкнуть его ногами.
— Пожалуйста! О Трейс, пожалуйста, не надо!
Не обращая внимания, он продолжал, пока она не скорчилась, чуть не рыдая, потом его внимание переключилось на пульсирующую у ее шеи жилку. От нежных поцелуев Бетани охватила дрожь.
Она чувствовала себя так, словно ее положили на костер. Тело ее изменило ей, и ей почти хотелось этого. Все что угодно было лучше той ноющей пустоты, которая терзала ее на протяжении последних шести месяцев. Даже унизительное поражение. По крайней мере, теперь она испытывала крайнюю степень обострения чувств, а это лучше, чем нудное безразличие.
Но несмотря на предательскую готовность тела уступить, Бетани не собиралась сдаваться без борьбы. У нее еще сохранилось уважение к себе, чувство собственного достоинства, и она не могла позволить Трейсу полностью проигнорировать это. Он должен уважать ее, видеть в ней больше, чем просто горячее страждущее тело. Нет, она не может настолько все упростить для него, пусть исход и неизбежен.
Трейс почувствовал, как решительно напряглось ее тело, возобновляя попытки сопротивления. Приподняв свое стройное тело, чтобы накрыть ногой ее бедра, он лег на бок и руки его нарочито медленно начали исследовать все доступные участки ее тела, к которым ему хотелось прикоснуться.
Гордость не позволяла Бетани снова умолять его, и она крепко сжала губы. Трейс языком попытался раздвинуть их. Когда она не поддалась, он взял ее за подбородок, пытаясь пальцами развести ей челюсти. Бетани немедленно получила преимущество, ощутив безудержную радость от способности бороться с ним. Ее маленькие белые зубки мертвой хваткой впились в его палец.
Выругавшись, Трейс попытался отстранить ее от себя. Это ему не удалось, зато зубы глубже впились в кожу. Он хотел было ударить ее по лицу, надеясь, что от неожиданности она отпустит его, но передумал. Ему не хотелось поднимать руку на женщину, даже если это была мегера.
Когда он отпустил ее запястья, то с трудом успел спасти от укуса большой палец. Затем Бетани решила воспользоваться преимуществом, которое давали освободившиеся руки, и вцепилась ему в волосы.
Эти неожиданные физические упражнения не только не уменьшили его желания, а наоборот, еще больше распалили его.
Он посмотрел на нее из-под полуопущенных век, и Бетани сразу затихла. Темные глубины его глаз сказали ей, что играм пришел конец. Теперь, когда он коснулся ее рта губами, она не сопротивлялась. Это потеряло смысл.
Осторожные движения его языка вызывали у нее ответную дрожь; она прикрыла глаза. Он целовал ее, пока она не издала глубинный глухой стон, потом губы его переместились ниже. Сам он тоже передвинулся, обводя языком вокруг резко выступивших сосков, переместился от одной груди к другой, и она беспокойно заерзала под ним.
Бетани не заметила, когда он освободил ей руки; смутно запечатлелся момент, когда он расстегивал брюки и скидывал рубашку. Теперь на нем, так же как и на ней, не осталось никакой одежды, его сильное согревающее тело лежало поверх нее. Она обняла его, запутавшись пальцами в густых темных волосах, слегка касающихся плеч. Она чувствовала его давление в области паха, чувствовала, как в нее упирается его гордое естество.
Бетани промолчала, когда он хрипло прошептал:
— Скажи, Бетани… Скажи, что ты меня хочешь.
Ее ответ, ее согласие были понятны без слов. Но никакие слова не могли доставить ему большую сладость, чем жаркое атласное прикосновение ее бедер, тесно сжавших его, чем манящее тепло распаленного женского тела, обволакивающее его. И Трейс принял этот ответ; он знал, что ее желание по силе равно его собственному.
Уверенным движением он проник в нее и начал двигаться все быстрее и быстрее, ведя обоих навстречу всесокрушающему экстазу, давая возможность насладиться волнами облегчения, накатывающимися одна за другой без конца. Внутри у них все словно разбилось на мелкие осколки, неизбежность происходящего вызывала чувство, подобное благоговению.
