Она поднимает лицо от моей груди, и страдания в ее глазах почти достаточно, чтобы поставить меня на колени.
— Да, это так, и это нужно прекратить.
Ее тон меняется, выражение лица становится таким, что страх застывает на каждом сантиметре моей кожи.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я думаю, что мне лучше вернуться к себе домой на некоторое время.
— Нет, — это слово резко срывается с моего языка.
— Послушай, я ценю все, что ты для меня сделал, Остин, но не могу продолжать так поступать с тобой. Ты даже не вернулся на работу с тех пор, как… — она осеклась, не в силах закончить фразу.
— Мне наплевать на все это. Я забочусь только о тебе, об этом вот здесь. — Я обнимаю ее крепче, чтобы донести до нее свою мысль.
— Мне тоже. Вот почему мне нужно это сделать. Мне нужно стать лучше для нас.
При мысли о том, что она может уйти, паника охватывает мою грудь.
— Не делай этого, Зоуи. Не отталкивай меня.
Сожаление темнеет в радужке ее глаз, смешиваясь с затянувшейся болью.
— Я не уйду ни от тебя, ни от нас. Это не прощание. Мне просто нужно время, Остин. Время, чтобы найти выход из этой ситуации. Ты можешь дать мне его? Ты подождешь меня?
Эта мольба заставляет меня проглотить аргумент, который болтается у меня в горле, мой разум и сердце отказываются от этого решения, но моя рука все равно поднимается к ее лицу.
— Я никуда не уйду. Я дам тебе это пространство, Зоуи, но только ненадолго. В конце концов, я приду за тобой.
Она одаривает меня слабой улыбкой, затем поворачивает голову и прижимается губами к моей ладони.
— Я позабочусь об этом, Хоук.
Я смотрю на ее красивое печальное лицо, наклоняю его к себе, чтобы взять ее губы в свои, желая умолять ее остаться, чтобы она поняла, что вместе мы сильнее. Но вместо этого я даю ей то, о чем она просит. Каким-то образом мне удается отступить и отпустить ее. Это одна из самых трудных вещей, которые я когда-либо делал.
В тот момент, когда она уходит, мой мир погружается во мрак.
Глава 19
Зоуи
Самое трудное в потере любимого человека — это не прощание с ним, а то, как научиться жить без него.
Как жить дальше, если человека, ради которого он жил, больше нет? Крисси была моей целью, все, что я делала, включая владение этим баром, было для нее.
Я оглядываю переполненное заведение, пытаясь найти в нем хоть какое-то подобие нормальной жизни, но все это кажется неправильным, потому что в моей жизни больше нет ничего нормального. Ни без моей младшей сестры, ни без мужчины, которого я люблю.
Проходит неделя с тех пор, как я покинула дом Остина, и каждую секунду жалела об этом. Мы переписываемся каждый день, но этого недостаточно. Правда в том, что он мне нужен. Он мне так нужен, но я не могу продолжать причинять ему боль, как раньше. Я видела поражение на его лице, беспомощность в его глазах. Он не знает, как мне помочь, но и не понимает, что никто и ничто не может этого сделать. Я должна сделать это сама. Проблема в том, что я не знаю, как. Я теряюсь в этом темном месте и не знаю, как найти выход.
Моя рука движется к медальону на шее, в котором хранится прах моей сестры. Я выбрала его в похоронном бюро, когда договаривалась о похоронах. Большинство событий того времени как в тумане, но не это. Выбор этого ожерелья — самый яркий момент, выделяющийся среди остальных. В какой-то мере это помогает мне чувствовать себя ближе к ней, носить ее с собой, куда бы я ни пошла. Ближе к сердцу, где она всегда будет находиться.
Похороны были небольшими. Только мои самые близкие друзья, среди которых были друзья Остина, и несколько медсестер из центра. Пришли даже его родители, но не моя мама.
Гнев пылает во мне, сталкиваясь с горем. Она даже не ответила на звонок. Мне пришлось оставить сообщение. Если между нами и было что-то, что можно было спасти, то теперь это невозможно. Для меня она мертва.
— Эй, леди. Где, черт возьми, моя выпивка?
Раздраженный голос выбивает меня из колеи, и я понимаю, что стою посреди бара, уставившись в пустоту. Я смотрю на клиента, который ждет свой напиток с тех пор, как я отошла от его столика.
— Извините. Сейчас будет.
Он ворчит от досады, пока я подхожу к стойке и ставлю пустой стакан.
— Виски со льдом, — говорю я Фрэнку, избегая его взгляда. Я прекрасно знаю, что там найду, и это не то, с чем я могу сейчас смириться.
Я все равно чувствую его неодобрение, он все время смотрит на меня, пока я беру стакан и насыпаю в него лед.
— Тебе нужно идти домой, милая. Еще слишком рано.
Я качаю головой, говоря ему то же самое, что и с момента своего прихода.
— Я в порядке. Время пришло.
— Кто сказал?
Мои глаза наконец-то поднимаются на него.
— Я. Я больше не хочу быть одна, Фрэнк. — Эмоции бурлят у меня в горле, но мне удается их сглотнуть.
На его лице мелькает понимание, и он кивает.
— Ну ладно, больше я не буду спорить. — Он ставит стакан на мой поднос. — Иди и сделай это, дитя.
Я слабо улыбаюсь, поднимаю поднос и направляюсь к столу, но он выскальзывает у меня из рук и разбивается у моих ног.
— Черт! — опускаюсь на колени, слезы разочарования застилают мне глаза, когда я подбираю крупные куски.
Не плачь, Зоуи. Не здесь. Только не здесь.
Сколько бы раз ни повторяла эту мантру, я не могу себя обмануть. Фрэнк прав. Я не должна быть здесь.
Как только эта мысль появляется, теплая, нежная рука обхватывает мое запястье. Прикосновение, которое я узнаю где угодно.
Сердце замирает, замирает в груди, и я поднимаю голову, чтобы увидеть перед собой Остина, его добрый и терпеливый взгляд укрепляет мое разбитое сердце.
— Время вышло, малышка Зоуи.
То немногое самообладание, которое мне удается сохранять весь день, разбивается вдребезги, и я со всхлипом бросаюсь ему на шею. Он выбивает почву у меня из-под ног, охватывая меня любовью и силой, в которых я так нуждаюсь. Я не стыжусь этого, уткнувшись лицом в его шею и прижимаясь к нему всем телом.
— Я забираю ее отсюда, — говорит он Фрэнку.
— Хорошо. Пусть она пока не возвращается. Я все предусмотрел.
Я хочу поблагодарить его, сказать, как сожалею о том, что натворила, но я слишком потеряна в своем горе, чтобы проронить хоть слово.
Остин несет меня к своему грузовику и усаживает внутрь. Пристегивает меня ремнем, наклоняется и прижимается губами к моим. Это нежнейшее прикосновение, но его сила потрясает меня до глубины души, и первый всплеск жизни находит путь в мое мертвое сердце.
Я вцепляюсь в его рубашку обеими руками, притягивая его ближе в тщетной попытке добиться большего. Застонав, он дает мне то, что я хочу, углубляя поцелуй.
Я так много хочу ему сказать. Так много хочется объяснить, но сейчас важно только это. Его рот на моем, вдыхающий любовь в мою душу.
Его губы начинают замедлять свое неумолимое наступление, прежде чем он отстраняется и упирается лбом в мой лоб, его глубокие, темные глаза заземляют меня.
— Пойдем домой.
Домой.
Одно это слово меняет значение минуты. Внезапно, посреди своего собственного отчаяния, я перестаю быть одинокой. Я больше не… потеряна.
По моему кивку он закрывает дверь и забирается в машину с другой стороны. Я наблюдаю в зеркало, как бар исчезает, испытывая чувство облегчения, чем дальше мы едем.
Я прислоняюсь головой к окну, все бессонные ночи давят на меня, и не успеваю я оглянуться, как мы сворачиваем на гравийную дорогу, ведущую к дому Остина. Даже в сильной тишине его присутствие рядом со мной ощущается как компас, указывающий мне путь.
Когда мы подъезжаем к дому, он ставит машину на стоянку, но не глушит ее, и фары освещают его дом перед нами.
Я поворачиваюсь к нему лицом, мои глаза ищут его в темноте.
— Прости, что я ушла. — Извинение похоже на шепот, когда я пытаюсь дать ему объяснение, которого он заслуживает. — Я так привыкла все делать сама, особенно в трудные времена, что решила, это то, что мне нужно сделать, чтобы пройти через это.
