Она сделала прерывистый глубокий вздох:
— Да.
— Одна?
— Да
— Ты меня кормила?
— Да.
— Купала меня.
— Да. У тебя был жар — мне пришлось обтирать тебя прохладной водой, чтобы сбить его.
— Ты сделала все, что нужно было сделать, заботилась обо мне, как о ребенке.
Она не знала, что сказать или сделать. Его рука по-прежнему была на ней, горячая и грубая ладонь на ее мягком теле.
— Ты прикасалась ко мне, — сказал он. — Везде.
Она сглотнула:
— Это было необходимо.
— Я помню прикосновение твоих рук. Мне понравилось это ощущение, но, проснувшись, я решил, что это был бред.
— Ты бредил, — сказала она.
— Я видел тебя обнаженной?
— Нет!
— Тогда откуда я знаю, как выглядит твоя грудь? Ее ощущение в моих руках? Ведь это не все бред, Рэйчел, правда?
Ее лицо залил горячий румянец, ответив прежде нее. Ее голос был приглушен. Она не смотрела на него — смущение освободило ее, по крайней мере, от его взгляда.
— Дважды, когда ты очнулся, ты … ох … схватил меня.
— Чтобы получить сладкое?
— Что-то вроде того.
— И я увидел тебя?
Ее рука беспомощно метнулась к шее.
— Моя ночная сорочка сползла, когда я склонилась над тобой. Вырез был открыт …
— Я был груб?
— Нет, — прошептала она.
— Тебе понравилось?
Это необходимо прекратить, немедленно, хотя она чувствовала, что опоздала: ей вообще не следовало садиться на кровать.
— Убери руку, — сказала она, не надеясь уже сделать голос строже. — Дай мне уйти.
Он мгновенно подчинился, но его суровое темное лицо отражало триумф. Она вскочила с кровати, ее щеки пылали. Что за дурой она себя выставила! Он, наверное, не сможет заснуть от смеха. Она была в дверях, когда он заговорил, и от его голоса она моментально застыла на месте.
— Рэйчел.
Она не хотела поворачиваться, не хотела смотреть на него, но в его голосе была властность, которая притягивала ее как магнит. Ни лежачее положение, ни ранение не уменьшило его властность. Он был рожден для этого, и, обладая абсолютной силой воли, делал это успешно.
— Если бы я смог, я пошел бы за тобой. Не уходи.
Ее голос был так же тих, как и его, чуть громче шума вентилятора в прохладном полутемном помещении.
— Я должна, — сказала она и тихо закрыла дверь за собой, выходя из комнаты.
Ей хотелось плакать, но она сдержала себя. Слезы никогда ничего не решали. Она чувствовала боль и тревогу. Вожделение. Это было причиной ее неопровержимого и, очевидно, неконтролируемого влечения к нему. Но если бы это оставалось только простым вожделением, то она смогла бы справиться с ним. Человеческий аппетит — это абсолютно нормальная реакция одного пола на другой. Но она не могла игнорировать растущее эмоциональное воздействие, которое он оказывал на нее. Она села на кровать и позволила ему ласкать себя не потому, что чувствовала физическое влечение к нему, — хотя видит Бог, это было правдой, — а потому, что он становился слишком важным для нее.
Убежищем Рэйчел была работа. Она спасла ее, когда погиб Б.Б., и теперь она инстинктивно использовала ее снова. У нее был небольшой кабинет, где хранились ее работы и памятные вещи: книги, журналы, статьи и фамильные фотографии теснились во всех доступных местах. Ей было здесь удобно. Именно здесь она увлеченно погружалась в работу и, не смотря на беспорядок, всегда знала, где и что лежит. Опустив взгляд на свою любимую фотографию Б.Б., она поняла, что не будет искать здесь покоя. От себя не спрятаться. Она должна посмотреть правде в глаза, и сделать это надо сейчас.
Ее пальцы медленно обвели улыбающееся лицо Б.Б… Он был лучшим другом, мужем и любовником, мужчиной, чья жизнерадостность скрывала сильный характер и глубокое чувство ответственности. Им так было хорошо вдвоем! Ей до сих пор иногда настолько не хватало его, что она думала, что никогда не справится с чувством потери, не смотря на то, что понимала — Б.Б. не хотел бы этого. Он хотел бы, чтобы она радовалась жизни и снова полюбила со всей страстью, на которую была способна, завела детей, добилась карьерного роста и всего, чего желала. Она тоже этого хотела, но представить этих вещей без Б.Б. не могла, а его не стало.
Они оба знали и мирились с риском, с которым была связана их работа. Они говорили об этом ночью, держась за руки. Они говорили об опасности, с которой сталкивались, будто бы она могла обойти их стороной, если говорить об этом открыто. Ее работа журналиста-исследователя была подобна хождению по тонкому льду, а она была хороша во всем, за что бралась. Работа Б.Б. в Агентстве по борьбе с наркотиками также была связана с опасностью.
Возможно, у Б.Б. было предчувствие. Обняв ее в темноте сильными руками, однажды он сказал:
— Милая, если со мной что-нибудь случится, помни: я знал о том риске, на которой иду. Я думаю, эта работа стоит того, чтобы делать ее, и я собираюсь сделать все, что смогу, так же, как и ты не откажешься от истории, которая окажется слишком горячей. Несчастные случаи происходят и с людьми, которые вообще не рискуют. Отказ от риска не является гарантией. Кто знает? Учитывая тот шум, который ты иногда поднимаешь вокруг преступников, твоя работа может быть опаснее моей.
Пророческие слова. Ни прошло и года, как Б.Б. погиб. Расследование, проводимое Рэйчел о скрытой деятельности политика, оказалось связанным с незаконным оборотом наркотиков. У нее не было доказательств, но ее вопросы заставили политика заволноваться. Однажды утром она опаздывала на самолет в Джексонвиль, а в баке ее машины было мало бензина. Б.Б. бросил ей ключи от своего автомобиля.
— Езжай на моем, — сказал он. — У меня предостаточно времени, чтобы заправиться по пути на работу. Увидимся ночью, милая.
Они не увиделись. Через десять минут после того, как ее самолет оторвался от земли, Б.Б. завел машину, и тотчас же бомба, установленная на зажигании, убила его.
Убитая горем, она закончила расследование, и теперь политик отбывал пожизненное заключение без права на досрочное освобождение за торговлю наркотиками и участие в организации смерти Б.Б. После этого она оставила журналистские расследования и вернулась в Алмазную бухту, чтобы попытаться снова почувствовать вкус к жизни. Мир, отвоеванный с таким трудом, позволил ей снова получать удовольствие от работы и спокойного течения жизни здесь, в бухте. Она чувствовала удовлетворение, спокойствие и радость, но и близко не приближалась к тому, чтобы полюбить снова Она даже не пыталась. Ей не нужны были свидания, поцелуи, прикосновения или мужская компания.
До настоящего времени. Ее указательный палец нежно коснулся стекла, покрывающего кривую улыбку Б.Б… Было невообразимо больно и сложно снова окунуться в омут любви. Как правильно сказано! Ее действительно затягивал омут, и она, будучи не в состоянии остановить вращение, нырнула вниз головой, несмотря на то, что не была уверена, что готова к этому. Она чувствовала себя дурой. В конце концов, что она знала о Кэлле Сэйбине? Достаточно, чтобы ее эмоции вышли из-под контроля. Непонятно почему, но она полюбила его с первого взгляда. Ее интуиция подсказывала, что он станет важен для нее. Почему еще она так отчаянно боролась, чтобы спрятать его и защитить? Взяла бы она на себя риск заботы о другом незнакомце? Романтическая часть ее натуры была уверена, что это судьба. Такое объяснение было не ново: издревле считалось, что жизнь принадлежит тому, кто сохранил ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
