Директор номер шесть Константин Островоздвиженский был одержим идеей придать Москве вид истинно русского города. В XXII век Москва вступила мегаполисом, и в этом ничего русского, конечно не было. Поэтому Островоздвиженский аккуратно разобрал на куски циклопическое сооружение Раздолбаева и прямо из них настроил много-много башен больших и маленьких, тонких, как спицы, и толстых, как баобабы, но неизменно витиевато разукрашенных, со шпилями и резными флюгерами. Строительство башен продолжалось более полувека, и пространства, освобожденного от мегаполиса им, конечно, не хватило, пришлось кое-где расчищать и внутренние дворики, тем более, что Минохрап потребовал сохранить значительный фрагмент мегаполиса как память сразу о трех архитектурных эпохах. В общем Островоздвиженский с Минохрапом тоже не ладил.
На смену ему пришел Никодим Плосковоздвиженский. Этот возненавидел башни лютой ненавистью и посносил не только их, но сходные с ними высотные здания XX века. К концу XXII столетия уцелела только одна, самая красивая островоздвиженская башня, взятая под охрану небезызвестным министерством, да древнее здание Московского университета – благодаря тому, что находилось вдалеке от центра. Плосковоздвиженский, стремясь менее всего походить на своего предшественника, застроил Москву огромными по площади, но исключительно низкими, не выше четырех метров, домами.
Корр. Простите, а как же в этих плоских зданиях могло разместиться все население многоэтажной башенной Москвы?
А.И. Видите ли, это было как раз то время, когда население нашего города, как и всех, впрочем, городов, резко сокращалось за счет массовых миграций в лесопарковую зону.
А знаете ли вы, что самым оригинальным архитектором всех времен прослыл Иван Громилов. Вступая в директорскую должность, он объявил, шокируя московскую общественность, что будет только строить, ничего не снося. Проект Громилова оказался проектом Москвы подземной, и весь город на поверхности не представлял для него интереса. Однако Иван Громилов не стал, как вы, быть может, подумали, лучшим другом министра охраны памятников Вадима Ословского, так как под землей проводились взрывные работы, от которых страдали исключительно старые дома, а приземистые плосковоздвиженские постройки оставались целехоньки. Например, много было шуму из-за рассыпавшегося на кирпичи здания страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре. Любопытно, что подземный город Громилова дошел до нас в почти не измененном виде. Никому он оказался не нужен.
А следующим директором Обсовструпа стал Варахасий Переломов, получивший в народе ласковое прозвище Шарик. Он был маленький, толстенький, лысый и не ходил, а словно катался по полу. И дома он строил под стать себе. Это была эпоха восхищения дальним космосом, эпоха освоения планет и первых контактов с внеземными цивилизациями, и проект Переломова назывался «Космическая феерия». Все здания в Москве были сделаны в форме шаров и символизировали собою великое множество обитаемых планет. Кроме того, Переломов был автором концепции глубокого обновления, то есть взамен снесенного, скажем, театра, никогда не возводился новый театр, а непременно больница, столовая или что-то еще более далекое от искусства. Например, был сломан Елоховский собор, а на его месте вырос крупнейший в мире общественный туалет, разумеется, в виде шара.
Корр. Но как же Минохрап допустил такое?!
А.И. Не будьте наивны, методов борьбы с охраной памятников всегда было много. В частности, Переломов применял метод «заповедных зон»: специально выбранный район Москвы публично объявлялся заповедной, то есть неприкосновенной зоной, чем усыплялась бдительность минохрапа, а затем дом или несколько домов внезапно исчезали из зоны (изобретенные как раз тогда дезинтеграторы позволяли очень быстро превращать любое здание в легко транспортируемую пыль). Товарищи из охраны памятников даже не успевали поднять шум, потому что всякий раз выяснялось, что начатое на месте сноса строительство санкционируется какой-нибудь очень влиятельной организацией.
Корр. А общественный туалет? Тоже для влиятельной организации?
А.И. Нет, там было иначе. Просто Комитет межпланетных контактов в последний момент отказался от предоставленной площади.
Продолжим, однако, наш экскурс в историю. Десятым директором Обсовструпа был Онуфрий Вавилонюк. Вот кто действительно ухитрился не конфликтовать с Минохрапом. Всю свою долгую, почти столетнюю творческую жизнь Вавилонюк создавал один единственный дом – Дворец Мира. По проекту общая высота его равнялась 4160 метрам, ширина парадной лестницы – 1150 метрам, зал, высотой в километр и шириной 1400 метров был рассчитан на 210 тысяч мест. Поставить Дворец предполагалось в самом центре Москвы, и, испугавшись за Кремль, министр охраны памятников Виктор Яковский предложил перенести древнюю цитадель Москвы на новое место, но Вавилонюк оказался смелее: используя наивысшие достижения строительной технологии и новейшие материалы, он соорудил несущие опоры за стенами Кремля, и весь исторический ансамбль очутился аккурат под парадной лестницей Дворца. Но когда начали возводить главную часть здания, опоры просели, и строительство пришлось прервать. Оно возобновлялось несколько раз, но так и не было закончено: грунт не выдерживал чудовищного веса, и постоянно что-нибудь рушилось, но благодаря могучему основанию Кремль не пострадал. Кроме недостроенного сверхгиганта Вавилонюк оставил после себя еще девять точных копий никитинской телебашни в Останкино. Все десять были расположены на равных расстояниях строго по окружности с центром в середине Дворца. Предполагалось соединить их с Дворцом Мира огромными светящимися гирляндами. Минохрапу был симпатичен Вавилонюк своим безразличием как к древним зданиям, так и к изобилию переломовских шаров, которые фанатикам охраны памятников удавалось разбирать иногда и под шумок восстанавливать утраченные старинные дома.
Отвыкнув за целый век от настоящей борьбы, Минохрап ничего не смог противопоставить новому директору Евлампию Прорубаеву, который строил проспекты, прокладывая их, как просеки в лесу. Одинаковые, идеально прямые, шириной 90 метров, проспекты пересекали Москву в двух перпендикулярных направлениях, и при взгляде из иллюминатора планетолета город в эту эпоху напоминал бадминтонную ракетку с застрявшим в центре воланчиком – Кремлем. Основание Дворца над ним было разобрано.
Корр. Аристрах Изосимович, вспомнил по ассоциации: мы тут поспорили с женой, что было сломано раньше. Калининский проспект или Сухарева башня. Она утверждает, что башня, причем, намного раньше – я же уверен в обратном. Думаю, что ваше мнение будет интересно узнать и читателям нашего еженедельника.
А.И. Видите ли, я тоже не способен удержать в памяти всю историю московской архитектуры, но давайте попробуем порассуждать. Эпоха башен – это XXII век, а все древние проспекты были уничтожены еще Феликсом Раздолбаевым, то есть на целое столетие раньше.
Корр. Стало быть, прав я. И все же, не могло быть так, что Калининский проспект построен Прорубаевым в XXIV-XXV веках?
А.И. Нет, это исключено. Прорубаевские проспекты не имели названий, они все были под номерами.
А после Прорубаева в московском строительстве наступил долгий период глубочайшего кризиса. Двенадцатый директор Пантелеймон Недопонятов был из той породы творческих личностей, которым вечно не дают покоя грандиозные замыслы, но ни один из них не воплощается до конца. Во времена Недопонятова Москва была похожа на одну большую строительную площадку. Повсюду высились гигантские незаконченные сооружения, развалины сносимых зданий и целые горы мусора и материалов. Надо всем этим кружилось бесчисленное множество строительных флаеров. Самая впечатляющая из недопонятовских построек была возведена в Зарядье, где, наконец-то, снесли гостиницу «Россия» вместе со всеми окружающими ее церковками. А полупостроенное недопонятовское сооружение, тошнотворное для нормального человеческого глаза, сохранялось, как вы знаете, до самого последнего времени по просьбе наших галактических друзей – древовидных гуманоидов с Альтаира-6. В этой гениальной, по их мнению, конструкции разместилось альтаирское посольство.
Тринадцатый директор Обсовструпа Вольдемар Сносов-Вдохновенский оказался шизофреником, но узнали об этом слишком поздно, и лишь случайность спасла Москву от ужасной трагедии. Сносов начал с того, что разрушил единым махом все, что ему позволили разрушить. Потом он принялся возводить дома в форме, ракушек, кораллов, глубоководных рыб и просто в виде бесформенных, но живописных скал. Затем он взялся декорировать все старые здания гигантскими синтетическими водорослями. И тогда москвичи поняли, что это имитация океанского дна. Многие восхищались цельностью замысла. А параллельно вокруг Москвы строилась мощная крепостная стена, становившаяся с каждым годом все выше и выше, и была версия, что Сносов таким образом отдает дань традициям древности. Но однажды группой энтузиастов-археологов была обнаружена система мощных насосов и подземный трубопровод, тянувшийся от Северного Ледовитого океана к стенам сносовской Москвы. И только благодаря оперативным действиям сотрудников комитета по контролю город не был затоплен.
