ее замерзшими пальцами. До того он, поднимаясь по пожарной лестнице к корешам (в обход вахтера), чтобы подымить дурманящей травой, наткнулся на занятную картину в комнате девушки его брата. На протяжении всего вечера Свету и Амиру обольщали трое, а потом и четверо неизвестных пацанов. Непорядок!
Глеб мигом сложил все в единую мозаику. Следить пришлось долго — он заморозил сопли в носу, но не оставил наблюдательный пост и увидел достаточно. Никто его в пылу беседы и не приметил. Он сидел с весьма кислым выражением лица — обида за брата переполняла его, что Глебу несвойственно. Он жил ради себя и сооружал все низости исключительно для собственной выгоды и собственного наслаждения. Той ночью он приговаривал, глядя на Свету: «Вспомнила бы, кто ты такая и откуда, сучка!» — он трясся от холода, кусал губы, но кипевшая внутри ярость от того, как какой-то длинноволосый мудак строит Свете глазки и мимолетно прижимает ее к себе, мигом согревала Глеба.
Что же предпримет Глеб? Для начала он поведает все брату, молчать не станет. Но кто, по сути, этот Витек? Болван, недоумок. Светочка досталась ему только благодаря оплошности Глеба. А где же братская благодарность, спрашивается? Выкуси, брательник! Глеб заключил, что нужно действовать быстро. Витя не удержит у себя такой лакомый кусочек свежего девичьего пирога — да, именно так 16-летний Глеб позиционировал девушку родного брата. Хороший повод сделать так, чтобы соскочила. А что, если, соображал Глеб, на смену Вите придет его же братишка. Вот тогда-то он ему за все отомстит… и Свете тоже. Его тело покрыли мурашки от одного лишь предвкушения успеха.
Решено. Витьку надо все рассказать, да побольше подробностей: мол, целовались, обнимались, лапали друг друга, она называла своего нынешнего лохом и неудачником. Такое точно снесет Вите башку. Если у него есть хоть немножко гордости, братец побежит разбираться и наверняка «случайно» поднимет руку на свою девушку. Но Глеб как по волшебству окажется рядом и защитит бедняжку. Если кто-нибудь не уделает Витю раньше — например, эти же самые спортсмены.
Глеб заключил, что это недурной план. «Отличный подарок на день рождения!» — подумал он и бросил докуренную сигарету на снег внизу.
История четвертая. «Смерть хоккеиста»
«Обычно я стараюсь не вмешиваться в педагогические методы Виталия Николаевича, однако совсем не поддерживать их я не могу. Одновременно я воплощаю в жизнь свою стратегию, что гарантирует ненависть хоккеистов уже не к одному, а к двум надзирателям.
За месяц моего пребывания в хоккейной школе все присутствующие уже успели ко мне привыкнуть. Поэтому нужно постоянно изворачиваться и придумывать что-то новое, дабы все не расслаблялись. Находясь в обществе спортсменов практически ежедневно, я испытывал смешанные чувства: с одной стороны, мне нравилось командовать и всяческим образом воздействовать на хоккеистов; с другой же стороны, я понимал, что порой заплываю за буйки. Пора меняться: быть в их глазах не только злым и жестоким сторонником еще более злого и деспотичного тренера, но и кем-то вроде помощника, советчика, человека, на которого можно положиться, к которому незазорно обратиться в трудную минуту просто за помощью, за поддержкой. Битва внутри меня продолжалась — пока верх брала плохая сторона.
В один из ноябрьских дней 2011 года магнитогорская ледовая дружина играла с аутсайдером первенства — командой «Молот» из Перми. Казалось, что может быть проще — легко и элегантно выиграть. Еще проще сделать это на домашнем льду. Магнитогорские хоккеисты настроились на победу без боя. Однако игра откровенно не шла.
Как известно, фортуна — штука переменчивая. В тот день она внезапно отвернулась от нашей команды. Конечно, времени вернуть ее обратно оставалось более чем достаточно. Но сыпалось абсолютно все, чем доводило некоторых ведущих игроков до бешенства. Легкие и спонтанные шайбы воодушевили «Молот» — соперники находились на подъеме, на кураже и с еще большим рвением отправлялись штурмовать ворота, охраняемые Темой Абдуллиным. С первых минут игры наш кипер пребывал в недоумении от несерьезных голов, пропущенных на протяжении двух периодов. Не во всех плюхах виноват Артем. Быть может, «Магнитка-95» просто недооценила противника. Вот и удача в сговоре с обстоятельствами и случайностью решила проучить зазнавшихся и легкомысленных пацанов.
После сорока минут счет на табло «3:4» — не в пользу «Магнитки-95». Впереди еще целый период — он мог принести магнитогорцам победу, но об этом будто забыли. Степанчук негодовал, а я негодовал с ним за компанию, попутно размышляя, какие действия лично я могу предпринять, чтобы команда перевернула ход матча. В свою очередь, Виталий Николаевич думал только о защите и о реализации моментов.
Оказавшись в раздевалке, хоккеюги (даже те, кто всю игру просидел на скамейке) стали негодовать, возмущенно высказывать свое недовольство, искать виноватых и ругаться друг с другом. Все были разобщены как никогда. Теперь (обычно это продолжается недолго) каждый здесь сам за себя: все будто плюют на общность действий и командный дух; каждый считает себя жертвой неграмотных действий партнеров, толком не обращая внимания на самого себя. В такой обстановке белой вороной стал Ваня Пирогов, который молча дремал в углу, запрокинув голову. Ставить его в рамку в третьем периоде рискованно, ибо может пропустить еще.
Передо мной задача особой сложности, со звездочкой. Дано: куча злых хоккеистов, множество противоречащих друг другу суждений по поводу практически слитой игры и виновников еще не случившегося позора. Условие: предельный накал ситуации вплоть до полного разобщения команды. Вопрос: когда до точки кипения дойдет команда и переменные X и Y? Решение: введем X и Y (Елизарова и Степанчука соответственно).
Степанчук летел в раздевалку со скоростью света — я не поспевал за ним. Тренер смахивал на разъяренного быка, который вырвался из загона: он топтал землю копытами и искрил глазами. Виталий Николаевич рвался растерзать мальчишек, которые отбились от рук и не выполняют его установок.
Только Степанчук зашел в раздевалку, хоккеры сразу вытаращили на него глаза, замолкли и приготовились к неистовству тренера. Виталий Николаевич мгновенно перенесся в центр помещения как вихрь. Вслед за ним в раздевалку просочился я и с недовольным лицом занял позицию в сторонке, сложив руки на груди и слушая матюги Степанчука, обращенные к непрофессионализму, тупости и бездарности команды. Попутно наставник умудрялся делать замечания, поправлять и инструктировать. Мне пришлось слушать внимательно, дабы не повторяться. Все знали: последует и мое слово, и оно ни в коем случае не будет уступать тренерскому.
Кошкарский первым попал под горячую руку коуча, получив подзатыльник. Потирая голову, Степа протяжно спросил:
— За
