же касается существ, предшествующих Фанету, то Орфей дал им символические имена, восходящие к глубокой древности: Эфир, Хаос и, если угодно, Яйцо, никогда не говоря о том, что он так называет богов. В самом деле, эти имена никогда не являлись их собственными, но Орфей применил к ним имена, принадлежащие другим вещам» (фрагменты цитированы по статье: Henri-Dominique Safrey, Les Néoplatoniciens et les Oracles Chaldaïques. Этот текст поначалу был представлен Анри-Домиником Саффреем на Международном симпозиуме, проходившем в Еврейском университете Иерусалима 16–18 марта 1981 года по теме: Philosophy and Religion in Late Antiquity. Перевод латинских фрагментов Владимира Ткаченко-Гильдебрандта).
Реконструкция храма Бела в Пальмире
Исходя из вышеприведенных фрагментов, мы можем сказать об отрицательном апофатическом богословии халдейской религиозно-философской традиции. Бог невыразим и непознаваем, а познавать его возможно только через его энергии, поскольку Он абсолютное Благо, то в благе, творимом Им и совершаемом нами, и раскрывается Господь Бог, в чем также заключается суть платонизма и неоплатонизма. Это уже прямая аллюзия из глубокой древности на учение Святого Григория Паламы, выраженного в его «Триадах», и исихазма, о которых у нас пойдет еще речь позднее в ходе дальнейшего изучения «Халдейских оракулов» и самого «халдаизма».
Андре-Жан Фестюжьер и его исследование выдающегося философа-неоплатоника Прокла Диадоха
Сразу же стоит отметить, что никто из нехристианских философов не сделал больше для развития христианского учения и догматической теологии о Святой Троице, нежели Платон, Филон Александрийский и Прокл Диадох. К ним необходимо прибавить трактаты Герметического Корпуса, написанные в платонической традиции. Именно в этом контексте истории великих идей, нашей догматической истории, изучал их выдающийся французский ученый, священник доминиканского ордена Андре-Жан Фестюжьер. Одним из первых уловив характер откровения в герметической доктрине, он успешно тем самым спроецировал его на весь платонизм и неоплатонизм, попав, как говорится, в яблочко. Очень редкая удача, которой достигают единицы среди ученых в какой бы то ни было сфере. И что в результате получилось: «Откровение Гермеса Трисмегиста» Андре-Жана Фестюжьера оказалось не просто блестящей монографией и хрестоматией по истории античной философии, но, если угодно, ее систематическим курсом и учебником, который желательно прочесть не только специалисту в области греко-римской классической философии, но и всякому человеку, интересующемуся тем периодом и основаниями нашей религии, культуры, литературы и искусства. Ведь что получается: доминиканский священник совершенно верно уловил, а затем показал то, что на сломе эпох тогда же возникший Герметический Корпус трансформировался в своеобразное хранилище платонической и неоплатонической философии и мудрости. А до него и его американского коллеги Артура Дарби Нока (1902–1963) герметические трактаты вообще считались маргинальной отраслью греко-римской литературы и всерьез не рассматривались академическими исследователями, оставаясь уделом для эзотерических и оккультных писателей. То есть по существу Андре-Жан Фестюжьер и Артур Дарби Нок ввели Герметический Корпус с герметизмом в научный оборот. В результате их деятельности уже появились десятки специалистов по этой тематике в западной академической и научной среде: религиоведов, историков философии и филологов. Полагаем, что значение Герметического Корпуса и герметических исследований будут возрастать. Это как по русской пословице: мал золотник, да дорог. Но ведь данный «золотник» удалось рассмотреть Андре-Жану Фестюжьеру, совлекши с него все наносное временем, обнажив его, поистине, золотую платоническую суть, жидкое золото, камень философов, красную алхимическую ртуть, неуловимую и притягивающую золото. И совершенно понятно, почему следующим шагом магистра Фестюжьера стало исследование и главных трудов великого неоплатонического философа Прокла и его главных трудов — «Комментария на Тимей» и «Комментария на Государство».
Наиболее известное и до сих пор употребляющееся в исследовательской среде издание «Комментария на Тимей» осуществил немецкий классический филолог и эпиграфист Эрнст Диль (1874–1947). Оно вышло в трех томах в Лейпциге с 1903 по 1906 гг. (Ernst Diehl (ed.): Procli diadochi in Platonis Timaeum commentaria, 3 volumes, published by B. G. Teubner, Leipzig 1903–1906), после чего это монументальное произведение Прокла Диадоха прочно закрепилось в западноевропейском научном дискурсе. Уже сам факт комментируемой публикации «Комментария на Тимей» сыграл знаменательную роль, значение которой сложно переоценить. Изучив издание Дильса, Андре-Жан Фестюжьер определил все его недостатки, в том числе один из главных: недостаточность справочно-информационного аппарата, необходимого для читателей и исследователей. Кроме того, трудясь над текстологией и переводом «Комментария на Тимей» (1966–1968), Андре-Жан Фестюжьер привлек и другие, недоступные Дилю, манускрипты произведения Прокла, в том числе так называемую Ватиканскую рукопись и другие тексты, указания на которые читатель найдет в примечаниях, составленных доминиканским священником. Именно в работе над «Комментарием на Тимей» и «Комментарием на Государство» Прокла Диадоха Андре-Жан Фестюжьер перерос свое имя, став по-настоящему соавтором, со-интерпретатором, со-делателем и даже духовным сотрапезником (если понимать пиршество в Платоновском смысле) великого неоплатонического философа и теолога, одного из последних схолархов Афинской Платоновской академии. Ведь, собственно, на Прокле и завершился платонизм в своей классической неоплатонической форме (Дамаский все же не сопоставим с учителем), тогда как Георгий Гемист Плифон это его удаленная на тысячелетие фантомная вспышка, яркость которой, однако, имела грандиозное последствие — Эпоху Возрождения в Европе. Великие идеи не умирают, и мы, явно живущие и страдающие от «философско-теологической недостаточности», возможно, снова оказались на пороге возрождения, реинкарнации платонизма в его форме «вечной философии», о которой размышлял Плифон, и которая внезапно проявилась опять же на сломе эпох и столетий в «Халдейских оракулах». Алексей Федорович Лосев называл Прокла «гением рассудка», обладающего рассудочностью, доведенной «до музыки, до пафоса, до экстаза»: пожалуй, в музыке это сродни Арнольду Шёнбергу (1874–1951), а в живописи Василию Кандинскому (1866–1944). Но ведь именно на грани рассудочности, пафоса и экстаза и рождается откровение только что упомянутой «вечной философии».
В завершении хочется заверить, что мы еще не раз обратимся к «Халдейским оракулам» (их исследование не прекращается в западной гуманитарной науке, и мы по мере сил и возможностей не бросим заниматься ими), Георгию Гемисту Плифону и другим личностям, сопутствующим в веках одному из самых ярких звеньев в цепи греко-римской философии, создавшей без преувеличения нашу цивилизацию, Проклу Диадоху.
Кислородное голодание
Коктебельские зарисовки в белом, черном и красном: по этапам герметического Великого Делания
Памяти замечательного русского ученого ВЛАДИМИРА ПЕТРОВИЧА КУПЧЕНКО (1938–2004)
«Дом Волошина в Коктебеле был одним из культурнейших центров не только России, но и Европы»
Андрей Белый
Albedo: Этюд в белом: кислород
2022 год предстает полностью волошинским: 28 мая (в День пограничника) 145 лет
