после чего начал объяснять по сути уже от себя. Это я понял из слов, сходных по звучанию почти на всех языках: доктор, медицина, психология, адаптация. В глазах девочки загорелся дикий огонь, на лице бабушки сформировалось выражение уважения и сочувствия, а на лице стража порядка – брезгливое отвращение. Карл продолжал переводить.
– Какие ценные предметы везете, деньги, драгоценности, антиквариат? Провозите ли запрещенные или взрывчатые вещества, наркотики?
– Ничего, кроме денег на питание и проживание.
Таможенник что-то буркнул и положил наши паспорта к себе в карман.
– Досмотр личных вещей, – перевел уже по привычке Карл.
Страж границы деловито и бесцеремонно порылся в наших вещах, пару раз поводил металлодетектором, уточняя непонятные ему фрагменты, ввозимые в хрупкий мир его государства. Ко мне был применен досмотр с пристрастием, каждый кармашек рюкзака был открыт и осмотрен. Металлодетектор запищал не только на фигурку в моем кармане, но даже на фольгу жвачки, о местонахождении которой я вначале уверенно сказал, что там нет ничего металлического. Когда «запищал» кошелек в висящей на крючке куртке, мое сердце стало пытаться выскочить из груди. Во внутреннем кармане находились мой настоящий паспорт, карточка, деньги, и не «запищи» более звонким голоском кошелек, набитый мелочью, и телефон, как знать, чем бы всё закончилось. Я только сейчас понял, что прояви я хоть чуточку больше бдительности и спрячь паспорт с карточкой в рюкзаке, мне бы был конец. Но висящая на виду куртка, да ещё с кошельком, набитым наличными, предназначенными для жизни в ближайшее время, и новым дорогим телефоном, всех обезоружила, и таможенника в особенности. Надменность на его лице сменилась сочувствием к моей юродивости, и он оставил затею поиска нарушений, достал из кармана паспорта и раздал их. Моим немного потряс перед лицом, и что-то спросил.
– Он спрашивает, почему вы так взволнованы, – перевел Карл.
– Потому что я действительно очень взволнован. Процедура досмотра долгая и весьма оскорбительная.
После перевода сказанных мною слов, хоть я и не был уверен, что переводчик говорил именно мои слова, я получил свой паспорт. Таможенник ещё что-то мне долго говорил в лицо, кивнул и вышел. Карл молчал.
– Что он так долго говорил? – спросил уже я сам.
Тот, кивнув, нехотя ответил:
– Он сказал, что вы зажравшийся эстет, и что тут явно не все чисто, по его личным ощущениям, он только не может понять что. И будь у него желание морочить себе голову, вы были бы сняты с поезда для более детальной проверки. В этой стране следовало быть потише, если хотите адаптироваться, и стараться не нажить себе проблем, – добавил он от себя.
– Большое спасибо за совет, я всего лишь говорил что думал, прямо отвечая на вопрос.
– Ваша первая ошибка, Филипп: здесь маленькие чинуши вроде этого имеют локальную, но не ограниченную законами власть и могут безнаказанно подпортить жизнь без особых усилий.
– Я пока не понимаю смысл сказанных слов, но обязательно их запомню. Слова о долгом переезде таможни на автомобиле вчера были мне тоже совершенно не понятны. Но сегодняшний вид из окна всё прояснил. Хотя я пока не могу понять, чем вызван такой бешеный спрос на посещение этой страны.
Поезд тронулся, ознаменовав ещё один пройденный рубеж, самый сложный и очень для меня значимый. Так плохо и глупо организованный пропускной пункт всем своим естеством свидетельствовал о том, что тут будет сложно найти даже человека, въехавшего по своим собственным документам, не говоря уже об искусно укрывшемся. Я мог быть уверен, мой след утерян, и фигурка будет при мне ровно столько, сколько я смогу прожить в новой для меня обстановке. Тревога сменилась чувством удовлетворения, я даже подмигнул девочке, пока бабуля потеряла бдительность после напряжения переезда через железобетонный занавес границы.
– И ещё одно, простите за бестактность, – перебил мои размышлении протяжно неловкой интонацией Карл. – Как вы собираетесь вести обмен денег на здешние?
– Как? Пойду в банк и поменяю, а что тут сложного?
– И я о чём. Проделать такое вам будет весьма непросто. Здешние банки потребуют кучу каких-то непонятных бумаг. Я, если честно, вообще не представляю, как вы это проделаете без знания языка.
– Банк не сможет поменять такую маленькую сумму без документов? Работники банка не знают английского?
Я задавал вопросы вслух, сам себе, с удивлением ощущая дефективность своей нормальности. Карл утвердительно кивал мне в ответ.
– Пункты обмена здесь – своеобразные ларьки, по типу сигаретных, на них всегда написаны курсы приема или продажи валют. А самые надежные пункты обмена – стоящие в определенных местах люди, менялы.
– Ларьки, люди?! – я начинал походить на дебила, протяжно повторяющего запомнившиеся вырванные из контекста фразы. – А какая между ними и банком разница?
– Разница есть, это частные владения людей не совсем легального бизнеса. Почуяв вашу незащищенность, они попросту отберут всё, и вы даже не успеете начать свою социальную адаптацию. Жалко будет, если вы сразу вернетесь, полный разочарований и обиды, так и не узнав всех прелестей здешнего образа жизни.
Его взгляд дернулся между мной и сидящей напротив девочкой, по лицу скользнула слегка заметная улыбка, но было видно, что он, так же, как и я, отгоняет любую недостойную мысль на этот счет из своего сознания. Опыт старого пройдохи заприметил наш обмен взглядами.
– Вы говорите о том, что в банке я поменять не смогу, а на улице у меня могут отобрать деньги? А полиция?
– Именно. И никто на вас и внимания не обратит.
– Что же мне делать?
– Я бы советовал убрать все наличные из кошелька подальше и, по мере надобности, подменивать небольшую сумму у людей, занимающихся обменом. Они честнее ларьков и надежней банков. А за глобальные вещи, такие как оплата жилья или дорогостоящие услуги, здесь предпочтительней расплачиваться вашей валютой, причем ей же вам и сдачу дадут при необходимости.
Я не мог собраться с мыслями, Карл говорил о перевернутых с ног на голову вещах даже в самой стабильной сфере деятельности, сфере финансов. Пока я привязался мыслями к слову «надежнее», и это были какие-то люди, нелегально занимающиеся торговлей валют наличными. По-глупому лихо, как для обычной банковской операции.
Тут представилось, как мне нужно будет пройти пять расписанных граффити подворотен. В переходе каждой меня будет останавливать огромный мускулистый мужик и сурово спрашивать.
– Ты куда, чувак, направляешься?
А я в ответ заговорщицки: мне сотку поменять.
И он меня пропускает, а потом такая же ерунда ещё четыре раза, и наконец-то я вхожу в темное подвальное помещение, где сидит он, честный и надежный, несмотря на всю свою нелегальность. На столе у него по номиналам разложены банкноты разных стран, и он голосом кассирши швейцарского банка говорит:
– Что у вас?
– Сотня, – отвечаю я, гордо приподняв подбородок.
– Ого, – уважительно кивает головой он, добавляя: – Мне сегодня везет,
