— кивнула Ирка.
— Чёрт! — откинулся он к спинке кресла. — Как день начнётся, называется, так всё и идёт наперекосяк. Ты как? — посмотрел он на Ирку. — Голова не кружится? Не тошнит?
Всё же он был чертовски заботливый, этот Воскресенский-старший, и этим Вадим был сильно на него похож. Тот тоже по сто раз на дню спрашивает: «Тебе удобно? Чего-нибудь хочешь? Что-нибудь принести?» Плечи помассирует. Подушку подоткнёт. Дверь придержит. Руку подаст.
Так быстро привыкаешь к этой ненавязчивой предупредительности.
Так быстро они привыкли, что Вадим с ними, что даже мама по нему скучала.
Вадик ей перед отъездом и дров натаскал, и вёдра с углём занёс, даже щепок на растопку наколол, словно знал, что топить ещё придётся. И мама всё утро вздыхала, кто ж ей полочку теперь прибьёт, а ещё она засохшую яблоню хотела спилить.
Почему-то эта простая забота была дороже всего. Не рестораны и подарки, не широкие жесты и красивые слова, а тёплый ужин, вопрос «Как прошёл твой день?» и желание услышать ответ.
— Нормально, — пожала плечами Ирка на вопрос Бориса Викторовича.
— Нормально, — передразнил он. И вдруг засмеялся. — Застрять на колесе обозрения! Кому расскажешь, ведь не поверят.
Ирка усмехнулась. Она согрелась и её мучительно тянуло в сон, да и погода соответствовала.
Она закрыла глаза, сквозь дрёму слушая, как Воскресенский орал в трубку: «Чтоб тебе внуки в кашу срали!» и грозил иском Сёме, чьи работники так и не смогли завести аварийный генератор, но как-то уже беззлобно, хоть и эмоционально.
А потом резко сел.
— Ну, рассказывай, — сказал он Ирке, приоткрывшей один глаз.
— Что рассказывать? — удивилась она.
— Всё. Что ты делала в моём офисе в тот день, когда я тебя нанял?
— У вас же… собеседование было назначено, — подняла она голову. Сон как рукой сняло.
— Что ты пришла не на собеседование, это и ежу ясно, — откинулся к спинке Борис Викторович, закинул ногу на ногу.
— Икать и какать! — всплеснула руками Ирка. — Так какого ж вы тогда, такой прозорливый, меня оставили? Ещё и зарплату пообещали такую, чтобы я не сорвалась с крючка.
— Очень правильное слово — не сорвалась, — смотрел он на неё в упор. — Потому что мне тоже от тебя кое-что нужно, поэтому и оставил. Но сначала ты. Итак, Ирина Лебедева, ты пришла ко мне в офис, чтобы… — он приподнял открытую ладонь, давая ей слово.
— Чтобы сказать, что ваш сын не виноват в аварии, — не видела она смысла врать. — Это я поскользнулась на обледеневшей дороге и упала, а он, чтобы на меня не наехать, вывернул руль и врезался в дерево и по ходу снёс забор.
Приподнятые брови Воскресенского-старшего приятно было видеть.
Вот то-то! А то раскомандовался тут!
— Серьёзно? Ты пришла в адвокатскую контору, чтобы заступиться за моего сына?
— Я пришла не в контору, а лично к вам. Он же ваш сын, а не конторский, правда?
— Хм… — выглядел он явно озадаченным. — А я наивно думал, ты меня уже ничем не удивишь. Но ты… — он развёл руками.
— И ещё одно уточнение. На тот случай, если то, что вам от меня нужно, подразумевает какие-то особые услуги или задания. Я девушка вашего сына. У нас… отношения.
Воскресенский-старший присвистнул.
— Вот это новость. А ты вообще в курсе, что он улетел?
— Я в курсе. А о чём подумали вы? Зачем, по-вашему, я пришла?
— Ну как тебе сказать, — смотрел он на неё так, словно первый раз видел. — Я подумал, ты пришла в надежде, что я возьмусь вытащить из тюрьмы твоего отца. У него ведь пожизненное?
Ирка разочарованно скривилась.
— Не менее наивно я надеялась, вы пойдёте дальше, чем наведёте справки, — усмехнулась она. — Отправите кого-нибудь за мной следить, нароете что-нибудь интереснее, чем беглый зек.
— Он ещё и беглый? — сделала вид, что удивился Воскресенский.
— Угу, восемь ходок, семь побегов, — мрачно пошутила Ирка. — Только отец имеет право просить об условно-досрочном освобождении не раньше, чем по истечении двадцати пяти лет отбытия наказания, а он ещё и половину не отсидел. Вряд ли вы сможете ему помочь, Борис Викторович.
— Ну почему же, — открыл Воскресенский свою неизменную папку из дорогой потёртой кожи, что всегда носил с собой. — Я ознакомился с делом. Он же катала, твой отец? — вытащил Борис Викторович какой-то лист, видимо, копию протокола.
Вряд ли документ действительно был ему нужен, и владелец адвокатской конторы «Гедеон» чего-то не помнил, но разговаривать, глядя в бумаги всегда проще, чем глядя в глаза собеседнику.
— Мошенник, игрок, карточный шулер. Элита уголовного мира, — сказал он. — А тут побег и убийство случайной женщины. Грубо, неопрятно, глупо. Его явно подставили.
— Никто в этом и не сомневался, — скептически хмыкнула Ирка. — Только почему у меня такое ощущение, что вы меня сейчас пытаетесь заинтересовать?
— Потому что ты чертовски умная девочка, Ира Лебедева, — усмехнулся Воскресенский и убрал на место свои бумажки, — с редкостно развитым критическим мышлением в столь юном возрасте. Но козырей у меня, увы, больше нет. Даже не знаю, что и делать. Я думал, для тебя это будет хорошим аргументом согласиться, — отложил он папочку.
— Кто ж сразу заходит с козырей, господин Великий Адвокат, — усмехнулась Ирка. — Хотя могу подсказать один проверенный способ, — она сняла его пальто. Становилось жарко. — Просто попросите и, возможно, я помогу. Смотря что вам от меня, конечно, надо. И если я откажусь или окажусь бесполезна, вы ничего не будете должны. Я слушаю, Борис Викторович, — повторила она его жест открытой ладонью.
И хорошо, что ничего не ждала в ответ. Угадать, что он скажет, она бы не смогла при всём желании.
29
— Мне нужно, чтобы ты подружилась с моей женой, — ответил Борис Викторович. — И кое-что для меня узнала.
Ирка удивлённо приподняла брови.
— Да, да, не удивляйся. Никто не умеет лучше женщин хранить свои секреты. Я даже женился ради одного из них, но так ничего и не добился.
— Никто не умеет лучше женщин хранить свои секреты, особенно от других женщин, — ответила Ирка. — Особенно от новых подруг. Мы и
