— Дадите, конечно, — ухмыльнулся Хлотарь. — Куда вы денетесь! Только я тут всех, кто выше моего меча, всё равно перебить велю. Чтобы твое поганое племя о бунте и не помышляло больше.
И он широким взмахом копья рассек бедро герцога. Тот взвыл и упал на одно колено. Хлотарь ногой отбросил фрамею сакса в сторону и неспешно вытащил меч. Он одним ударом снес мятежную голову и насадил ее на свое копье. Франки взревели от восторга. Жуткий трофей, видимый теперь всеми, лишил саксов мужества. Кровь, капающая из обрубка шеи, заливала руку Хлотаря, но он не обращал на это никакого внимания. Саксы нахмурились, сбиваясь в тесный строй. Боги отвернулись от них сегодня. А через брод шли и шли тысячи франков, чтобы начать избиение непокорного народа.
Глава 34
Торговцы были разочарованы. Его величество Хлотарь, да не оставит его святой Мартин своей милостью, выполнил свое обещание. Всех мужчин, что были выше ростом, чем его меч, римская спата, казнили. Раненых, выживших после битвы, согнали в кучу, где они сидели понурые, в ожидании казни. Почтенные купцы охали и ахали, но его величество был непреклонен. Все бунтовщики умрут, и палачи трудились, не покладая рук. Франки рубили деревья и вязали плоты, на которых потом поплывут саксы, повешенные в назидание остальным. Они будут плыть до самого Студеного моря, вгоняя в ужас родовичей, живущих на берегах реки Везер, рыбаков и купцов. Отряды франков разлились ручейками по землям саксов, которые и не помышляли более о сопротивлении. Приказ короля бы предельно суров. Все мужчины, что были ростом выше его меча, должны быть убиты на месте. Толпы саксов бежали на восток, не затронутый войной, и только там смогли уцелеть. Опустевшие же деревни франки грабили и жгли. Так огромная страна, взбунтовавшаяся против владычества королей Меровингов, превратилась в пепелище.
Почтенный купец Приск прохаживался вдоль сотни унылых связанных мужиков, которые ожидали своей очереди на казнь. Он горевал. Такие деньги! Такие деньги пропадают! Он уже прикупил баб с детишками, и вскоре их погонят в Санс, где распродадут по виллам знати. Его внимание привлек воин исполинского роста, татуированный от шеи до кончиков пальцев. Могучие руки были бессильно опущены. Боец из племени данов, наметанным взглядом определил Приск. Вон треугольники Одина на груди. Покупать его нет смысла, все равно работать не будет. Голова великана была перевязана пропитанной кровью тряпкой, а взгляд был потерянным. Внезапно дан посмотрел на Приска, чем ввел его в неописуемый ужас. Никогда еще купец не встречал настолько опасного человека.
— Дай нож, купец! — прохрипел воин. — Я зарежусь. Дай!
Приск вздрогнул от неожиданности, а потом с интересом посмотрел на воина. Он неплохо понимал германские наречия, ведь они не слишком отличались от языка, на котором говорили кельнские франки. В его голове начала рождаться интересная финансовая операция.
— Дай нож! — свирепо посмотрел на него дан. — Я не должен умереть от рук палача. Мой отец будет опозорен, если я умру на виселице, словно провинившийся трэлль[2]. Один не примет меня, а мои друзья в Валхалле будут смеяться. Они-то умерли, как настоящие воины. Не то, что я... — на его лице было написано неподдельное горе.
— А если я выкуплю тебя и отвезу к одному конунгу, — спросил Приск, глядя в страшные глаза убийцы. — Ты будешь ему служить?
— Если я смогу умереть, как воин, то буду служить этому конунгу, — не задумываясь, ответил воин. — Я буду должен ему его жизнь.
— Это как? — раскрыл рот купец. Он был не силен в обычаях дикарей.
— Я Сигурд Рваное Ухо, сын ярла Эйнара, сына Хьёрдиса, который был сыном Бьёрна, который был сыном Харальда, который был сыном Эги. Я клянусь именем Тора! Я буду служить этому конунгу, пока мой долг не будет уплачен. А уплачен он будет, когда я спасу его жизнь, — пояснил дан. — Таков древний обычай.
— Жди! — бросил купец и пошел договариваться к страже. Купить пленных было нельзя. Но ведь то, что нельзя решить деньгами, можно решить большими деньгами. Десять солидов для трех стражников — огромные деньги. Они и золота никогда в руках не держали, обычные же землепашцы. Они с этой войны принесут домой куда меньше, чем стоимость коровы. Три солида — это честная цена «доброй коровы с целыми рогами». Целое состояние для простого хуторянина. А исчезновения одного пленника все равно никто не заметит. Одним покойником больше, одним меньше... Франки воровато оглянулись и, зажав в кулаке по десять тремиссов с корявым профилем его величества Хлотаря, разрезали веревки на ногах Сигурда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Руки не будем развязывать, он же на голову больной, — пояснили они. — Уводи его отсюда поскорее, ради святого Мартина. Если десятник увидит, не сносить нам головы.
— Слушай, купец, а какой он, этот конунг? — спросил Сигурд, который шагал с караваном, который почему-то направлялся в земли баваров.
— Ты будешь очень удивлен, дан, это я тебе обещаю, — злорадно улыбнулся Приск. — И тебе далеко не все там понравится. Там такие порядки, что ты взвоешь.
— Там что, нет Медового Чертога[3]? — взвыл Сигурд.
— Насколько я знаю, нет, — ухмыльнулся Приск.
— Верни меня палачу, — уныло пробурчал Сигурд. — Конунг — скряга, худшее из того, что могло со мной случиться. Хотя нет, будет хуже, если он еще и окажется торговцем. Защити меня Тор от такой напасти. Надо принести богатые жертвы богам, видно, я сильно разгневал их.
* * *
Возвращение домой оказалось каким-то будничным. Кроме бурной встречи с женой, истосковавшейся по мужу, этот день и не запомнился Самославу ничем особенным. Начались трудовые будни, потому что впереди была зима, которую еще как-то надо было прожить. Система, которую он начал выстраивать, понемногу, со скрипом, начала работать. По крайней мере, ругани и ссор между соратниками почти не стало, или они затихали быстро.
Обоз, в котором прибыло два десятка человек из Бургундии, вызвал у местных очень умеренный интерес. Дело было в том, что по королевству франков, словно круги по воде, пошли дикие слухи, один другого причудливей. От купца — караванщика к лавочнику, а от лавочника к покупателю шла весть о том, что где-то там, за густыми лесами есть прекрасная страна, где дороги вымощены солью, а все бабы ходят в мехах и разноцветных бусах. Что еды там столько, что даже весной никто не голодает, и что у самого распоследнего лита есть своя корова и железный серп. И чем дальше шли эти новости, тем сильнее врали те, кто передавал их дальше. Новости те дошли аж до самой Гаскони, что у Пиренейских гор и там уже превратились в такое несусветное вранье, что в них и деревенский дурень не поверит. Ну, скажи на милость, где такое видано, чтобы слуги самого герцога простых селян не забижали, потому что после этого их со двора погонят. Крутили у виска люди, и смеялись вруну в лицо. А то и поколачивали, чтобы он своими враками людей не смущал. Только одно мешало объявить все это выдумками: монеты из соли, что ходили по всему королевству франков. Их только ленивый не видел, да какая-нибудь деревенщина из глухих лесов Нейстрии. Так что свою роль эти слухи сыграли, и тоненький ручеек людей из восточных, по большей части, земель потянулся с купеческими караванами в Новгород. Тут-то они и пытались осесть, создавая жуткую головную боль для местных властей. По крайней мере, Самослав сильно удивился, когда, приехав из своего торгового похода, увидел, что за стенами вырос посад на полсотни домов. А он точно помнил, что до его отъезда этих домов не было.
Боярин Лют привычно обходил город. Он делал это каждый день, как рачительный хуторянин обходит свое хозяйство. Не все, ой не все ему тут нравилось. Жуткая вонь, что неслась в город из Кожевенной слободы, выбивала слезу даже из привычного человека. Недодумал я здесь, тоскливо размышлял Лют, моля богов, чтобы ветер, наконец, начал дуть в другую сторону. Надо было на пару миль дальше их поселить.
