— Вот так и гуляй после этого по окрестностям, да?
— Ну, не знаю… Наверное, какой-нибудь парень притаился в холмах и поджидал свою жертву.
— Хм, но почему все так сложно? Нет бы просто упасть на камни и разбить себе голову? Может быть, все-таки так все и произошло?
Уимзи громко застонал про себя. Необходимость постоянно вилять и уходить от прямых ответов начинала утомлять его светлость. Каждый, с кем он беседовал, хотел знать одно и то же. Лорд попытался в очередной раз обойти опасную тему:
— Точно сказать не могу. Но вообще, эта идея кажется наиболее правдоподобной, не правда ли? Если хотите, спросите мнение доктора.
— Он скажет не больше вашего.
Наступила тишина. Фергюсон продолжал наносить мазки на холст. Питер заметил, что художник работает скорее машинально, и не удивился, когда тот внезапно бросил палитру на стол и, повернувшись к гостю, резко воскликнул:
— Слушайте, Уимзи! Скажите-ка мне кое-что. И не притворяйтесь, что вам ничего неизвестно, ведь вам известно! А полиция уверена, что Кэмпбелл умер тем же утром, когда обнаружили его труп?
У его светлости появилось ощущение, словно он пропустил удар под дых. Что может заставить человека задать подобный вопрос? Муки нечистой совести? Не зная толком, что на это сказать, Питер попросту повторил свои мысли вслух:
— А чем вызван такой вопрос?
— А почему нельзя мне прямо ответить?
— Э-э, — протянул Уимзи. — Просто этот вопрос звучит чертовски странно. То есть… И, кстати… Ну конечно! Наверно, вам ничего не сказали о картине?
— О какой еще картине?
— О картине, которую писал Кэмпбелл. Когда обнаружили тело, краски на ней еще не просохли. То есть утром художник должен был быть живехоньким, иначе он не смог бы взять в руки кисти. Ведь вы не можете со мной не согласиться?
— А-а-а, — Фергюсон вздохнул с таким облегчением, будто у него с души свалился камень. Он снова взял в руки палитру. — Нет, не говорили. Что же, тогда я больше не имею вопросов.
Мастер отступил на пару шагов и оценивающе взглянул на холст, подняв повыше голову и полуприкрыв глаза.
— Но почему вы спросили о времени преступления?
Фергюсон замялся. Он взял мастихин и принялся счищать всю краску, которую только что наложил.
— Полиция все пристает со своими вопросами, вот я и подумал… Послушайте! — художник приблизил лицо к холсту и продолжил скоблить, не глядя на Уимзи. — Может быть, вы дадите совет, как мне быть?
— О чем это вы? — удивился Питер.
— О полицейских. Прежде всего, им нужно было узнать все, что я делал, начиная с вечера понедельника. Что касается вторника, тут все просто, поскольку я сел на поезд девять ноль восемь до Глазго и пробыл там весь день. Но мне пришлось признать, что ночь с понедельника на вторник я провел дома, и тут они стали ужасно дотошными.
— М-да? Представляю…
— Вот потому я и хотел уточнить, понимаете? Страшно неприятно, если… Ну, если они сомневаются, что Кэмпбелл был жив во вторник утром.
— Понимаю. Но, насколько мне известно, заметьте, я не притворяюсь, что мне известно все, люди, имеющие на утро вторника надежное алиби, могут считать себя вне подозрений.
— Отрадно слышать. Говорю это не столько из-за себя, хотя, естественно, кому же приятно попасть под подозрение? Дело в том, Уимзи, что я не знаю, что сказать этим парням.
— Что? — рассеянно спросил Питер, еще раз оглядывая мастерскую. — Слушайте, вон та картина мне нравится — там, где белый домик, с вереском на переднем плане. Он очень мило смотрится на склоне холма.
— Да, в общем, неплохо. Я хочу сказать, Уимзи, после того, что вы мне поведали, я уже не так… Я имею в виду, что, когда они были здесь, я подумал, а вдруг тут кроется какой-то подвох, и поэтому предпочел, так сказать, придержать язык. Но вам я расскажу все, как есть. А вы мне посоветуете, стоит ли упоминать эти факты в полиции. Я не ищу лишних проблем. Но, с другой стороны, как вы понимаете, не хочу, чтобы меня обвинили в соучастии.
— Если мое мнение чего-нибудь стоит, — слегка поклонился Уимзи, — я бы советовал выложить все начистоту. В конце концов, кто-то ведь прикончил беднягу, и в наших интересах побыстрее понять, кто именно.
— Наверное. Жаль, нельзя вернуть человека с того света… Если бы такое было возможно, то, наверное, это бы сделали без колебаний. Хотя…
— Кроме того, — добавил Питер, — никогда не знаешь, каким образом повлияет на следствие тот или иной рассказ. Иногда люди сознательно умалчивают о каких-нибудь фактах, не предоставляют полиции всю информацию, решив, что таким образом смогут защитить своих мужей, сыновей или возлюбленных. Они лишь доставляют полицейским массу лишних хлопот, а когда правда выходит наружу, оказывается, что как раз эти показания и могли спасти их от виселицы. Я имею в виду мужей, сыновей и возлюбленных.
Фергюсон выглядел раздосадованным.
— Если бы только знать, зачем им понадобилось разнюхивать о ночи понедельника-а-а, — протянул он.
— Хотят найти последнего, кто видел Кэмпбелла живым, — Мгновенно нашелся его светлость. — Обычное дело. Все расходования начинаются именно с этого. Вспомните детективов романы! И конечно, последний, кто видел беднягу живым и здоровым, никогда не окажется преступником. Это было бы слишком просто. Я как-нибудь напишу книгу: двоих мужчин видели заходящими в тупичок, через некоторое время раздался выстрел, и один из них упал замертво, а другой выбежал из тупика с пистолетом в руке. Через двадцать глав расследования, на протяжении которых детективы перебирают всевозможные варианты, следуя по ложному пути, выясняется, что человек с пистолетом и есть убийца.
— Хм-м… Ну, в девяти случаях из десяти так и получается в реальной жизни, я имею в виду, так ведь? Хотя, в общем-то, не знаю…
— Как бы то ни было, что вы уже сказали полицейским? — спросил Уимзи, начиная терять терпение.
Чтобы скрыть интерес, Питер принялся вертеть в руках тюбик с белой краской.
— Я сказал им, что весь вечер сидел дома, и тогда они спросили, не видел ли я или не слышал ли чего-нибудь подозрительного у дома соседа. Я сказал, что нет. Должен заметить, что так оно, в сущности, и было. Вы меня понимаете? Они спросили, видел ли я, как Кэмпбелл пришел домой, и я ответил, что не видел, но слышал шум подъезжающей машины. Это было, наверное, около десяти часов вечера. Я услышал, как она остановилась, и думаю, это было как раз примерно в то время, когда я собирался ложиться спать, потому как на следующее утро мне надо было рано вставать, чтобы успеть на поезд. Я привел себя в порядок, выбрал книжку, которую хотел почитать перед сном, и уже ковылял по ступенькам наверх в спальню, как вдруг услышал звук мотора.
— И больше вы ничего не слышали?
— Можно сказать и так, но… Я не обратил особого внимания… Может быть, мне показалось, а может, я действительно слышал, как открывалась и закрывалась входная дверь соседнего дома. Как будто бы Кэмпбелл снова куда-то пошел. Точно сказать не могу. Должно быть, он вновь вернулся позже, если вообще выходил, потому что я видел, как утром сосед выезжал со двора на своей машине.
— Очень ценные сведения. Во сколько машина отъехала от дома?
— Примерно между половиной восьмого и без четверти восемь утра — точнее сказать не могу. Я как раз заканчивал одеваться. Мне нужно было позавтракать, сами понимаете, ведь я торопился на автобус, отправляющийся в девять ноль восемь. До этой проклятой станции шесть с половиной миль
— Вы действительно видели Кэмпбелла, сидящего машине?
— Да, это был он. Хотя, если подумать, можно сказать, что был мужчина в одежде Кэмпбелла и в целом похожий на него. Лицо я не видел. Но, вне всякого сомнения, это был Кэмпбелл.
— Понятно.
Сердце его светлости забилось сильнее, но тут же успокоилось. Питер уже видел внутренним взором наручники, защелкивающиеся на руках Фергюсона. Вот если бы художник поклялся, что видел Кэмпбелла живым в тот час, когда (Уимзи знал это точно) несчастный уже был мертв, то… Да, в жизни все не так просто, как в детективных романах.
— Что же было надето на Кэмпбелле?
— Ужасный клетчатый плащ и его знаменитая шляпа. В ней его ни с кем не спутаешь.
— Да уж. А чего же вы не упомянули?
— Всего пару деталей. Прежде всего, хотя это и не обязательно должно как-то относиться к делу, около восьми часов вечера в понедельник здесь произошло одно событие.
— Вот как? Ох, послушайте, Фергюсон! Извините меня… Я случайно открыл ваш замечательный тюбик с краской «Виндзор энд Ньютон». Что за дурацкая привычка трогать все, что попадется под руку! Тут выдавилась краска.
— Да? Ну, ничего, ерунда. Закройте крышку. Вот тряпка. Испачкали пальто?
— Нет, обошлось. Благодарю. Итак, что вы говорите за событие?
— Какой-то парень барабанил в дверь Кэмпбелла и ругался на чем свет стоит. Кэмпбелла не было. И слава богу, потому Что я сразу понял, что тут назревает скандал.
