Я брал папиросу, рвал её на мелкие части и бросал. Затем, обращаясь к товарищу, говорил: «Ну давайте ещё одну папиросу испорчу!» Ребята отставали. Ненадолго. Затем снова уговаривали меня. Но я все же выдержал и не закурил.
Юрий же в конце концов поддался на уговоры и начал курить. Скоро пристрастился к этому и стал курить много, чем сильно огорчал своего отца.
У них в семье уважалась трудовая дисциплина. С раннего возраста Юрий был приучен прибирать за собой и помогать взрослым во всех домашних делах.
Отец и мать любили повторять, что всякий труд благороден и никакой работы стыдиться не надо. Поэтому мальчик помогал матери мыть посуду, готовить пищу, стирать бельё, мыть пол… Делал он это всё легко, быстро и, выполнив поручения отца и матери, бежал к себе готовить уроки. С охотой читал. Пушкин был его любимым поэтом и писателем, он с ним не расставался.
Отец его, когда Юрий был ещё совсем мальчиком, помогал ему в выборе книг, рассказывал о жизни писателей, о судьбе и истории особенно выдающихся книг и произведений. Так, Юрий ещё в школьные годы прочитал произведения Ломоносова, Державина, Жуковского, Крылова, Белинского, Добролюбова, Герцена. Затем перечитал всю классическую литературу: Толстого, Достоевского, Тургенева, Гончарова, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Чернышевского. Знал он и наших лучших современных писателей, особенно тех, которые писали о жизни своего поколения, создавали в своих книгах широкую и верную картину современной жизни.
Многие стихи Пушкина, Лермонтова и Есенина Юрий знал наизусть и любил их декламировать в кругу друзей.
Подлость, обман и ложь Юрий презирал с детства, и часто в школе на него обижались ребята, когда он честно сознавался в том, что они вместе с ним натворили. На первой странице записной книжки он написал фразу, неизвестно откуда взятую или пришедшую ему на ум: «Благородство окрыляет, подлость ползёт и жалит».
Отец его любил медицину, считая, что это самая благородная и самая нужная для людей профессия. Хотел и сына приобщить к ней, но тот с раннего детства увлекался математикой. И хотя Юрию очень не хотелось огорчать отца, он вежливо, но твёрдо настоял на своём. Профессор смирился с решением Юрия и стал ему оказывать всяческое содействие.
Юрий много и упорно работал, мало отдыхал, почти никогда не использовал свой отпуск, а отдохнет недельку и опять сидит в библиотеке. А то вернётся в лабораторию и не выходит оттуда по нескольку дней.
Но однажды ему предложили путевку на Южный берег Крыма. И он поехал отдыхать. Этот отпуск остался у него в памяти на всю жизнь как нечто самое светлое и приятное. Тут же, на юге, он встретился с Галей Петруниной, бывшей в то время студенткой университета. Они всё время были вместе, ходили на экскурсии, взбирались на гору Ай-Петри смотреть восход солнца. А когда настало время прощаться, он продал свой билет и купил другой – до того города, где жила Галя. Придя к её родителям, попросил у них руки дочери.
Родителям Юрия Галя понравилась – скромная, умная, деловая, хорошая хозяйка. Она искренне полюбила Юрия и эту любовь перенесла и на его родителей: стала им ласковой и послушной дочерью.
Через год у Юрия и Гали родился сын, а ещё через год – дочь. Галя взяла академический отпуск, а когда дети немного подросли, стала заканчивать учёбу. Жизнь всей этой большой дружной семьи протекала счастливо и безоблачно. Юрий продолжал научные изыскания. В тридцать три года он сделал важное открытие в своей области, за что ему была присуждена степень доктора наук. Он работал помощником заведующего кафедрой, хотя не только сверстники, но даже работники значительно старше его оставались на должности ассистента.
Кому-то из них не нравилось столь быстрое продвижение коллеги. Что делать? Самое лучшее в этом случае, конечно, и самому побыстрее добиться успехов, но этот путь труден, не каждому по плечу; и завистник избирает второй путь. И вот в дирекцию института поступает анонимное заявление, в котором Юрий обвиняется в аморальном поведении. Директор назначил комиссию. «Тут же явная клевета!» – сказал один из членов комиссии, едва дочитав письмо. «Не спешите, – возразил директор. – В письме никто не оспаривает научных достижений Рылева. Речь идёт о моральном облике учёного. Надо проверить факты».
Комиссия установила, что факты не подтвердились. Тем не менее Юрия вызвал директор и сказал:
– Я пригласил вас, чтобы предупредить о необходимости строго держать себя. Вы на виду, на вас смотрят студенты.
– Но ведь факты не подтвердились, – сказал Юрий.
– Верно, факты не подтвердились, но дыма без огня не бывает. Раз пишут, значит, вы даёте повод. Я вас обязан предупредить.
Юрия предупредили, а того, кто написал явную клевету, не предупредили. Безнаказанность подогрела его, и вскоре появилось новое письмо. И была назначена новая комиссия, новые разборы. Между тем Юрий находил в себе силы работать. Сообщил об интересных опытах своих исследований. Утверждая свои принципы в науке, он опровергал других, теснил их авторитеты – наверное, и того, кто писал на него анонимные письма.
Вечером – звонок в квартиру Рылевых:
– Галя, это ты? Не стану называть свою фамилию, но поверь, я тебя уважаю, мне тебя жалко.
– А что меня жалеть? У меня пока все идёт хорошо.
– Ты или глупенькая, или сознательно закрываешь глаза. Твой Юрий давно уже имеет…
– Оставьте меня в покое! Я не хочу вас слушать.
– А ты и не слушай, а позвони ему в лабораторию и узнай – один он там или с девочкой?..
Трубка повешена, а Галя в сильном смятении. Неужели это правда? Нет, не может быть! Это клевета!.. А что, если все же позвонить?..
Та, что позвонила, знала распорядок дня Юрия. В тот час он беседовал с аспиранткой. Галя набрала номер лаборатории, и, как на грех, взяла трубку аспирантка. У Гали ёкнуло сердце…
Будучи от природы человеком порядочным, Юрий легко верил людям. Легковерность присуща честным натурам. Потому их так легко ссорить между собой.
Как ни знали друг друга люди, как ни верили они своим друзьям и близким, клевета разъедала их взаимное доверие. В сердце заползли подозрения, сомнения, в конце концов они приводили к неприязни.
Жизнь Юрия превратилась в сплошную пытку. Бесконечные вызовы, объяснения мешали работать, расстраивали все планы. Среди членов комиссии, среди начальников, приглашавших Юрия на беседу, были разные люди: чаще всего умные, понимающие; с ними было легко разговаривать, но встречались и недоброжелатели. Во главе одной комиссии был именно такой человек. Он по заявлению, ещё до прихода в лабораторию уже составил мнение о виновности Юрия и задавал вопросы и записывал только то, что могло укрепить его в заведомо ложном убеждении. Говорит ли ему Юрий или заведующий кафедрой, или кто ещё из тех, кто болеет за дело, он демонстративно не слушает, перебивает. На одну сотрудницу, которая положительно оценивала и работу, и поведение Юрия, он даже закричал.
Конечно, выводы этой комиссии были строги и несправедливы.
Положение Юрия ещё более осложнилось.
Слабые люди в подобных обстоятельствах выбиваются из колеи, начинают пить. Другие ударяются в меланхолию, а то и в панику. Наконец, третьи, напрягая все силы против клеветы, не теряют самообладания, продолжают работать, но при этом их психика испытывает такие перегрузки, что приходит постепенно к полному расстройству. Чаще сдают сердце, сосуды или нервы.
Юрий Рылев принадлежал к последней группе. Продолжая работать, он почувствовал сильные головные боли. Обратился к врачу. У него признали начало гипертонической болезни, посоветовали меньше работать, больше отдыхать, бросить курить.
Он и сам чувствовал, что всё это ему надо сделать, но не мог нарушить привычный строй жизни. На это тоже нужны были силы.
И вот однажды утром Юрий, как всегда, встал рано и сел за письменный стол. Собрал нужные тетради, книги, разложил их перед собой, но сосредоточиться не мог. Головная боль, не покидающая его несколько месяцев, после сна становилась легче, и он пользовался утренними часами, чтобы хоть немного поработать. Но вчера он расстроился и спал плохо. Приходил заместитель директора.
– На вас опять заявление, – сказал он не то с досадой, не то с раздражением. – Вот читайте.
В заявлении была явная чушь, и тем не менее у него в голове появились такие спазмы, что он перестал читать и сжал руками виски. Когда боль уменьшилась, он посмотрел на подписи: среди других фамилий он увидел фамилию своего… товарища. Глазам не верил: Герман Михайлов!
Ничего не сказав, Юрий вернул заявление. Весь день он был рассеянным, ни с кем не говорил, а если с ним разговаривали, отвечал невпопад. Голову разламывало, долго не мог уснуть. Чередой проходили воспоминания о многолетней дружбе с Германом.
В студенческие годы они почти всё время занимались вместе и часто ходили вдвоём. Герман бывал и в доме Рылевых. Юрий также нередко заходил к нему домой. Жили Михайловы хорошо, можно сказать, богато. Герман всегда имел карманные деньги, хотя родители его вроде бы не занимали больших должностей. «Бережливые люди», – думал Юрий, восхищаясь их способностью создать в доме такой уют и порядок.
