Судя по имеющимся в архиве документам, лицам, проводившим расследование обстоятельств исчезновения генерала Лизюкова, стало известно об этих свидетельствах только к концу июля 1942 года. Никаких достоверных данных о том, где был захоронен генерал Лизюков, в штабе Брянского фронта не было. Более того, полученные в ходе расследования материалы не давали и каких-либо оснований считать, что тело командира 2-го танкового корпуса вообще было предано земле. Со слов людей, слышавших рассказ единственного очевидца, а также на основании показаний разведчиков 1 ТК выходило только, что генерал Лизюков погиб. Но возможно ли было утверждать это с полной уверенностью?
Действительно, если подходить к этому вопросу исключительно с точки зрения формальной логики и принимать во внимание только факты, то надо признать, что бесспорных доказательств гибели Лизюкова у полковника Сухоручкина не было. В силу того, что голова найденного во ржи «красноармейца» была раздавлена, провести визуальное опознание трупа было невозможно. Поэтому единственным основанием предполагать, что разведчиками был найден именно генерал Лизюков, являлась вещевая книжка, обнаруженная в кармане убитого. Но насколько веским можно было считать такое основание?
Анализируя документы и размышляя над известными нам сегодня фактами, нельзя не заметить возникающих при этом вопросов, на которые теперь трудно дать однозначный ответ. Попробуем разобраться в существующих противоречиях и неясностях.
В докладе полковника Сухоручкина было написано, что разведчики из 1-го танкового корпуса обнаружили вещевую книжку Лизюкова на трупе красноармейца. Возможно ли говорить здесь об ошибочной формулировке в тексте доклада, предполагая, что его автор попросту использовал наиболее общий термин для обозначения военнослужащего Красной армии? Или вывод о том, что найденный труп — это труп красноармейца был сделан разведчиками? Но если это так, то почему они решили, что погибший был красноармейцем? Утверждать это они могли, исходя только из внешнего вида, обмундирования погибшего.
Известно, что Лизюков надевал комбинезон и простые солдатские сапоги, когда садился в танк[209], что и было в тот день, когда он собирался пробиться на соединение с ушедшей в прорыв бригадой. Поэтому естественно, что наши разведчики могли увидеть на убитом не генеральский китель, а комбинезон без знаков различия. Но… вряд ли можно предположить, что, садясь в танк, Лизюков надел комбинезон на голое тело или на нижнее бельё. Скорее всего, он надел комбинезон поверх полевой формы, на которой были знаки различия.
В этом случае разведчики легко бы установили звание убитого, стоило им всего лишь расстегнуть комбинезон и взглянуть на петлицы. Вспомним: разведчики заметили у свисавшего из башни танка убитого танкиста 4 прямоугольника в петлицах, что позволило установить, что это был полковой комиссар Ассоров. Представляется маловероятным, чтобы, найдя у убитого «красноармейца» вещевую книжку Лизюкова, разведчики не осмотрели бы обнаруженный ими труп подробнее и не установили бы воинского звания погибшего по знакам различия. Но иного подтверждения личности и звания убитого, кроме как по вещевой книжке, разведчики не сообщили. Из этого можно сделать вывод, что они не нашли на одежде убитого каких-либо знаков различия, поскольку их не было. Почему?
Генерал-майор Лизюков был награждён «Золотой Звездой» Героя Советского Союза и другими наградами, которые должны были быть на его полевой гимнастёрке. Если предположить, что, садясь в танк, он надел комбинезон поверх неё, то после гибели награды генерала можно было бы обнаружить под комбинезоном. Но так же, как и о знаках различия, разведчики ни словом не обмолвились о каких-либо наградах, найденных ими на обмундировании убитого. Значит, наград тоже не было. Исходя из всего этого, следует говорить только о двух возможных версиях случившегося.
Версия первая: найденный труп не был трупом генерала Лизюкова и действительно был трупом убитого красноармейца. Но тогда опять возникает вопрос: каким образом у красноармейца оказалась вещевая книжка на имя Лизюкова?
Версия вторая: разведчики на самом деле нашли тело убитого генерала, но на его одежде не было никаких признаков, позволявших, по крайней мере, сказать, что погибший был из числа лиц комначсостава. Почему?
Думаю, что одним из возможных объяснений этому могло бы быть следующее: после гибели Лизюкова немецкие солдаты срезали с его гимнастёрки все награды, равно как и знаки различия, поэтому наши разведчики и не обнаружили их под комбинезоном генерала.
Но и тут остаётся вопрос. Даже если все награды и знаки различия были бы срезаны немцами, сама гимнастёрка все же оставалась бы под комбинезоном… Наверное, разведчики отличили бы красноармейскую гимнастёрку от комсоставовской…
Ветеран войны из Воронежа А. П. Шингарёв в беседе со мной сразу заявил:
«По одному обмундированию, пусть даже без знаков различия, я бы сразу отличил красноармеец это или офицер».
Значит, гимнастёрки под комбинезоном тоже не было? Тогда следует допустить, что солдаты противника не стали срезать знаки различия и награды, а попросту вообще сняли гимнастёрку с убитого вместе со всеми наградами и унесли с собой?
К сожалению, в который раз перечитывая скупые строки донесения, обо всём этом сейчас можно только догадываться. Конечно, военные документы являются в нашем поиске важнейшим источником, но, увы, у этого источника ничего не спросишь…
На все возникшие вопросы могли бы ответить только разведчики, обнаружившие труп, но по горячим следам событий их не опросили или же не посчитали нужным записывать всего того, что они рассказали, и интересующие нас сейчас детали так и остались не выясненными. А потом было три долгих года войны, после которой теперь прошло ещё более 60 лет, и сейчас вряд ли можно рассчитывать на то, что мы когда-нибудь узнаем, почему разведчики сказали, что найденный ими убитый — красноармеец.
В заключение, пожалуй, надо сказать ещё об одном странном обстоятельстве, объяснить которое теперь тоже непросто. Согласно рассказу Мамаева, генерал Лизюков был убит или тяжело ранен ещё в танке. Он так и остался там, ведь позже Мамаев видел, как немецкие автоматчики забрались в танк и срезали у генерала планшетку с документами и картами, поэтому утверждение о том, что после попадания снаряда в танк Лизюков остался невредим, выбрался из танка и был убит уже после этого, противоречит рассказу Мамаева. Но если это так, то каким образом труп Лизюкова мог оказаться в 100 метрах от танка, где его и обнаружили разведчики из 1 ТК? Кто-то тащил убитого, а потом бросил?
Если это так, то, возможно, это были те самые немецкие автоматчики, которые залезли в танк и по знакам различия, наградам и документам поняли, что перед ними важный русский офицер, после чего решили доставить его труп своему командованию. Но, протащив убитого около сотни метров, решили по какой-то причине бросить его и в качестве доказательства своей победы захватить с собой генеральский китель с наградами и планшетку с документами.
Можно предположить также, что в результате попадания снаряда в танк Лизюков был не убит, а только тяжело ранен и потерял сознание. Солдаты же противника посчитали, что он мёртв, когда срезали планшетку. Позже генерал пришёл в себя и сумел выбраться из танка и проползти около 100 метров, после чего наступила смерть.
Но ползти с раздавленной головой невозможно, значит, ранение такой тяжести он мог получить только на том месте, где его обнаружили в поле. Однако разведчики не сообщили о каких-либо других повреждениях, обнаруженных ими на трупе, из чего следует, что единственным ранением найденного неподалёку от танка красноармейца и было не совместимое с жизнью повреждение головы. Но может быть, разведчики внимательно и не осматривали найденного ими убитого и, увидев раздавленную голову, не обратили внимания на другие ранения? Вопросы остаются…
Думаю, что в июле — августе 1942 года при тщательном анализе всех обстоятельств исчезновения командира 2 ТК у некоторых работников особого отдела возникли определённые сомнения, если не сказать подозрения…
Теоретически вполне можно было допустить, что обнаруженный разведчиками труп в комбинезоне без знаков различия не был трупом генерала Лизюкова, а вещевая книжка на его имя была специально оставлена в комбинезоне, чтобы нашедшие её пришли к выводу о гибели генерала. А что, если эго ловко сработанная инсценировка с целью сбить с толку следствие?
Некоторые из этих сомнений вполне можно понять и сегодня, если подходить к случившемуся с теми неверием и подозрительностью, которые расцвели в нашей стране пышным цветом ещё в предвоенное время и, тем более, стали неотъемлемой частью времени военного. Наибольшие опасения в те дни, пожалуй, вызвало не предположение о гибели Лизюкова, а о том, что он попал в плен…
