Да и сам автор, по — моему, подчиняется ей.
В бурные майские дни 1968 года очень многие писатели выступали солидарно со студентами, боровшимися за реформу системы образования, и рабочими, властно требовавшими улучшения своей доли. Но голоса Ле Клезио я что‑то не слышал Если я ошибаюсь, пусть меня поправят…
Ведь вот как иной раз оборачиваются формальные изыски, на первый взгляд носящие чисто экспериментальный характер. Иной раз они уводят в сторону от магистральной борьбы даже творчество писателей, сознающих свой гражданский долг и готовых вместе с трудовым народом бороться за радикальные изменения в политической и экономической жизни страны.
В те же грозные майские дни многие писатели, принадлежащие к школе «нового романа», активно участвовали в борьбе рабочих и студенчества. Но их книги в эти дни оставались на полках, — что могли они сказать бастующим, чем могли они их воодушевить? Именно в эти дни с особой ясностью была видна социальная отчужденность далеких от жизни и борьбы произведений, творчество их авторов все чаще превращается в какую‑то игру в слова и понятия.
Итак, три главные магистральные черты характеризуют нынешний литературный сезон в Париже: бесспорное усиление удельного веса политического романа, тематика которого увлекает все большее число видных писателей, сознающих свою гражданскую ответственность перед лицом возросшей международной и социальной напряженности; дальнейшее развитие и углубление социального романа и романа нравов, берущих свое начало в богатейшем классическом наследии и творчески развивающих его; неустанное экспериментирование и поиск новых литературных форм. Не будем спешить с выводами — жизнь покажет, какие из экспериментов окажутся жизнеспособными и какие отомрут, как сухие ветви. Во всяком случае и ныне, как это бывало в прошлом, со всей очевидностью подтверждается, что любой творческий эксперимент только тогда имеет шансы на успех, когда форма неотделима от содержания, а содержание уходит своими корнями в жизнь.
Но как бы то ни было, итоги этого сезона подтверждают, что, как ни трудны подчас условия, в которых приходится работать писателям (и наиболее убедительный пример тому грустная история Клэр Эчерелли, подарившей читателю отличный социальный роман «Элиза, или Настоящая жизнь»), французская литература живет и успешно развивается. Н я никак не могу согласиться с Эрве Базэном, будто это «плоский сезон». В конце концов он сам блистательно опроверг это утверждение своим великолепным романом «Супружеская жизнь». А книги Луи Арагона, Робера Мерля, Мишеля Батая, Эрика Вестфаля, Филиппа Лабро и многих, многих других! Право же, многие наши писатели могли бы кое — чему поучиться у своих французских коллег, которые трудолюбиво, без многолетних пауз творят книгу за книгой, откликаясь на все, что их волнует!
Смело реагируя на злобу дня, мужественно ставя острые вопросы современного общества, лучшие французские писатели делают свое дело, выполняя свой долг перед народом. И читатель платит им за это своей признательностью.
P. S. Если уж говорить о «плоском сезоне», то таким, на мой взгляд, явился литературный сезон 1969 года. Как писал, подводя его итоги, академик Пьер — Анри Симон 27 декабря, литература этого года «напоминает такой Урожай виноградника, когда количество гроздьев чрезмерно, но качество их посредственно, причем не хватает лучших сортов». Положение усугубилось тем, что большинство членов жюри ведущих премий — Гонкуровской и Фемина — решили на сей раз проявить свои, весьма симптоматичные политические симпатии и антипатии, поставив их выше профессионального долга.
Гонкуровская премия была присуждена ловкому н удачливому литератору Фелисьену Марсо, который набил себе руку на сочинении ходких пьес. Но он не чуждается и прозы. На сей раз он написал роман, озаглавленный странным словечком «Creezy»; из текста можно понять, что это сокращенное на английский лад имя героини романа, которую зовут Кристина; но тут есть и двусмысленный намек — в английском языке есть слово «crazy», которое произносится почти так же, оно означает «безумец», «безумная» либо попросту «чудак» или «чудачка»; это довольно вульгарная история любовной интрижки депутата парламента с модной манекенщицей, заканчивающаяся трагически для последней.
Почему же роман Марсо был оценен столь высоко? На этот вопрос ответила газета «Юманите — диманш», напомнившая, что подлинное имя писателя — Луи Каррет, что он не француз, а бельгиец, что в Бельгии он был в свое время присужден к пятнадцати годам каторжных работ за сотрудничество с гитлеровцами и что он бежал оттуда в Париж, где и встал на писательскую стезю. Присуждение высшей литературной премии этому человеку за его посредственный роман носило столь скандальный характер, что три члена жюри в знак протеста подали в отставку.
Еще более скандальным было присуждение премии Фемина ренегату Испанской компартии Хорхе Семпрэну, который все более специализируется на антиреволюционной и антисоветской тематике. Его роман «Вторая смерть Рамона Меркадеро», как иронически написал в «Нувель литтерэр» писатель Франсуа Нурисье, «принадлежит к семейству метафизических шпионских произведений вроде романа Джона Ле Карре «Шпион, который пришел с холода»». Но суть дела отнюдь не в жанре, облюбованном этим ренегатом, — его роман, который, кстати сказать, написан просто плохо, что признают даже друзья Семпрэна из «Фигаро», — это грязная антисоветская и антикоммунистическая стряпня.
Вызвал удивление читателей и выбор жюри премии Медичи — оно избрало роман молодой преподаватель ницы английского языка Элен Сиксус под названием «Внутри». Его тема — уход в себя, в тот мир, который живет «внутри» человека. Как отметил академик Пьер-Анри Симон, «Элен Сиксус — быть может, мистик, ищущий бога или же нечто, что должно прийти на смену богу. Но внутри, как и вовне, она обнаруживает, что смерть всегда присутствует, и кончает свой роман обращенным к ней троекратным восклицанием: «Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!»»
Премию Ренодо получил журналист газеты «Фигаро» Макс Оливье — Лекамп, — он написал исторический роман о крестьянском бунте XVIII века в Севеннских горах и лесах. Наконец, премия «Энтералье» досталась писателю Шендофферу за роман «Прощание с королем», в котором живописуется запутанная история о том, как во время второй мировой войны на острове Борнео некий дезертир из английской армии — ирландец Лиройд вдруг становится королем дикого племени мурутов и вместе с ним участвует в борьбе против японских интервентов. Сюжет небезынтересен, но, как отметила газета «Юманите», книга Шендоффера написана в очень трудной и сложной манере, причем все затмевают описания зверств, пыток, людоедства и т. и.
Не удивительно, что читатель в 1969 году дружно бойкотировал книги, удостоенные премией, о чем с горечью написала 18 декабря «Фигаро»…
И наоборот, книги, мимо которых прошли жюри, в частности роман того же Франсуа Нурисье «Шведские спички», повествующий о душевных переживаниях мальчишки, детство которого проходило много десятилетий тому назад, пользуются у читателей немалым успехом.
Таким образом, наметившаяся было тенденция к обновлению и возвышению французской литературы не нашла, к сожалению, в 1969 году своего развития.
А жаль! Ведь творческие возможности современных французских писателей весьма велики.
Ноябрь 1971. Писатель и жизнь
Гости сидели под остроконечной кровлей чердака, превращенного в уютный домашний салон, удобно расположившись в низких креслах за небольшими столиками, потягивали из чашечек ароматный кофе и толковали о литературе — издательский сезон 1971 года шел к концу, пришло время присуждения традиционных премий, и хозяин этого дома, известный романист Эрве Базэн, пригласил к себе своих коллег по Гонкуровской академии Армана Лану и Бернара Клавеля, чтобы обменяться с ними впечатлениями о целой груде романов, авторы которых выступали в роли соискателей премии Гонкура. Случилось так, что в это время я был в Париже, и Базэн, узнав о том, что издательство «Прогресс» выпускает в свет его роман «Супружеская жизнь», переведенный Р. Измайловой и мною, пригласил в этот воскресный день к себе и меня.
Базэн, Лану и Клавель в творческом плане единомышленники; это писатели реалистической школы, прекрасно отдающие себе отчет в том, как высока ответственность литератора перед обществом, и сознающие свой гражданский долг. Они были весьма обескуражены тем, что литературный урожай 1971 года оказался довольно бедным, и ежели считать, что называется, по большому счету, то достойных кандидатов на Гонкуровскую премию не было. Выбирать было не из чего, и Базэн злился.
— Мы обесцениваем премию, — сердито говорил он. — Нет, как хотите, а нужно добиваться ревизии устава нашей академии. В нынешнем уставе записано, что если премировать некого, то мы вправе принять решение не давать премии никому, но для этого требуется, чтобы мы приняли такое решение единогласно. Но где это видно, чтобы за столом собрались десять французских писателей и чтобы у всех десяти было одинаковое мнение?..
