и злые!
— Да-да, Констанция, запомни это навсегда и никуда не отходи от дома одна. Никогда не доверяй соседям и никого не слушай, что бы тебе ни говорили, какие бы посулы ты не слышала от посторонних.
— Гильом, а когда я вырасту и стану большой, я тоже буду жить с вами? Старик улыбался.
Когда ты станешь взрослой девушкой, я найду тебе достойного жениха, если, конечно, доживу до этого времени.
— А ты что, Гильом, собираешься умирать?
— Я уже давно собирался умереть, но с твоим появлением в моей жизни появился смысл, и я живу для тебя, живу только за тем, чтобы оберегать тебя от всяких неприятностей и несчастий. А еще, дорогая, — Гильом притягивал девочку к себе и нежно склонялся над ней, — еще, дорогая, я хочу выпить на твоей свадьбе.
— А у меня будет свадьба?
— Конечно, обязательно.
— А мой жених будет красивый?
— О, да, твой жених будет не только красивым, но и очень богатым. Лишь бы за кого я тебя не отдам, ты мне слишком дорога.
— Но ведь, Гильом, если я выйду замуж, то мне придется уехать из этого дома, а как же ты? Старик беспомощно разводил руками.
— А ты знаешь, что мы сделаем, — улыбка сияла на лице Констанции, — я обязательно заберу тебя с собой, куда бы ни уехала.
Сердце старика таяло, на глаза наворачивались слезы. Он дрожащей рукой вытирал их, пытаясь скрыть их от девочки.
— Ты плачешь? — замечала слезы Констанция.
— Нет-нет, моя маленькая, я не плачу, просто ветром занесло в глаз соринку.
— Соринку? — восклицала Констанция и смотрела на окна. — Но ведь все закрыто…
— Это кусочек табака. Я хотел раскурить трубку, а кусочек табака попал мне в глаз.
Констанцию такой ответ вполне удовлетворял и она успокаивалась.
Год шел за годом, Констанция все больше и больше забывала свое прошлое. Она все чаще и чаще останавливалась перед зеркалом, прикасалась кончиками пальцев к своему лицу, откидывала за спину длинные волнистые волосы, развязывала шнурок на груди и любовалась на массивное золото, украшенное огромной перламутровой жемчужиной. Иногда жемчужина казалась ей розоватой, как солнце на рассвете, а иногда матово-холодной, как полная луна, выплывающая из-за дальних холмов.
Констанция всматривалась в свое лицо и пыталась найти сходство с Реньярами. Но оно было абсолютно не похоже ни на одно из них. Ее глаза немного отливали зеленью, как китайская яшма.»Странно, — думала Констанция, — почему же я ни на кого из Реньяров не похожа? Ведь я тоже принадлежу к их роду. Наверное, я похожа на свою мать. Как жаль, что нет портрета и я не могу сравнить!»
Пару раз Констанция пробовала обратиться с вопросами к самым старым слугам Реньяров. Но те испуганно шарахались в стороны и замолкали, до этого будучи такими приветливыми и ласковыми. Ведь они навсегда запомнили суровый наказ старого Реньяра, отданный в тот день, когда маленькая Констанция появилась в их доме.
— Если кто-нибудь из вас, — сказал старый Гильом, собрав всех слуг, — расскажет этой девочке, откуда она взялась, можете быть уверены, я отрублю голову любому собственными руками.
Слуги прекрасно знали, что Гильом Реньяр никогда не бросает слов на ветер и каждое его обещание будет выполнено.
— Запомните, если кто-нибудь из вас проговорится, я достану его даже из-под земли, вытащу из адского пламени и покараю.
Поэтому все слуги держали языки за зубами. И как ни уговаривала Констанция, ей так никто и не рассказал, кто она и откуда.
Правда, слуги не много и знали.
И постепенно Констанция пришла к мысли, что никакой тайны не существует, что она племянница Гильома, кузина Виктора, Жака и Клода. А ее родители погибли какой-то страшной смертью.
И Констанция тешила себя надеждой, что в конце концов придет то время, когда старый Гильом Реньяр откроет тайну ее прошлого и даже покажет могилы ее родителей.
Время от времени повзрослевшая Констанция уже ловила на себе настороженные взгляды мужчин. В этих взглядах было что-то пока еще для нее непонятное. В глазах мужчин вспыхивал какой-то огонек, а на губах появлялась странная улыбка.
Констанция в ответ тоже улыбалась, но беззаботно. И мужчины, словно в чем-то уличенные, прятали свои взгляды. Если бы кто-нибудь из тех грабителей, которые вечно крутились в доме Реньяров, попробовал хоть жестом, хоть намеком или словом обидеть девушку, он бы прожил недолго — ровно столько, сколько летит пуля, выпущенная из пистолета одного из Реньяров.
А оружие в доме всегда было наготове. А может быть, обидчика Констанции постигла бы другая участь, как расправляются с непокорными своей воле Реньяры.
Правда, Констанция относилась к этому спокойно, считая, что так и должно быть, абсолютно уверенная, что то же самое происходит и у соседей и во всем мире. Ее учили, что всегда побеждает сильнейший, тот, кто более зол, свиреп и смел. А все остальные не достойны даже сожаления. Если человек не может себя защитить и позволяет, чтобы его убили, значит не стоит его и жалеть, значит он этого и заслуживает.
Вот в таких условиях росла и взрослела Констанция.
Однажды Жак сказал Констанции:
— Ты уже большая и должна уметь постоять за себя.
— Но ведь вы всегда защищаете меня.
— Иногда нас может не оказаться рядом и тебе самой придется бороться за свою жизнь и честь. Поэтому давай я научу тебя стрелять.
Констанция с радостью согласилась, а старый Гильом Реньяр согласно закивал.
— Правильно, Жак, обязательно научи. Пусть это и не женское дело, но это искусство никому еще не помешало. Не жалей ни пуль, ни пороха.
И Жак с Клодом принялись вдохновенно учить Констанцию искусству меткой стрельбы. После нескольких уроков рука Констанции окрепла. Она уже не жмурилась, услышав выстрел, не дергалась испуганно в сторону.
А еще через несколько недель Констанция стреляла не хуже самого Виктора. Да и верхом она ездила тоже отлично.Старый Гильом был очень доволен своей воспитанницей.
Иногда по вечерам он спускался во двор, слуга выносил заряженные пистолеты и подзывал Констанцию. Та радостно подбегала к нему.
— Ну что, Констанция, ты покажешь старому Гильому как метко ты научилась стрелять?
Констанция уверенной рукой брала пистолет, взводила курок и стреляла. Гремел выстрел, Гильом Реньяр удовлетворенно хмыкал, видя, как пуля впивалась в ствол старого дерева.
— А еще? — говорил старик.
Констанция брала второй пистолет — и вторая пуля ложилась рядом с первой.
Старый Гильом тоже брал в дрожащие руки пистолет, долго и старательно целился, зажмурив один глаз, затем стрелял. А потом беспомощно разводил руками.
— Что ж поделаешь, я уже старый, рука потеряла
